Так и было. Сфера — живой организм. Обжорство. Лишь стоило её коснуться, как мягкая оболочка начала медленно поглощать мою руку, и спустя пару секунд уже вся ладонь была в сфере, а её выступающие складки продолжали пожирать остальную часть руки.
Ещё минута, и она полностью меня поглотит. Без остатка.
«Твою мать, это опасно!»
Насколько же несуразна её сила, если она способна сожрать буквально любого, поглощая как его энергию, так и характеристики? Шезму, очевидно, проигрывал мне в атакующих способностях, но всего один Грех наплевал на всю разницу между нами и просто вот-вот меня сожрёт, при этом практически не оставляя шансов избежать смерти!
Абсурд. В прочем, потому у него и такое колоссальное П.У. — из-за греха.
— Похоть! — я приказал цепям выскочить из груди и постараться поглотить энергию Обжорства.
Цепи лишь беззвучно коснулись сферы и точно так же утонули в его мягкой структуре.
Боже, на что я рассчитывал? Кто вообще способен сравниться с Обжорством в поглощении? Другой грех меньшей стадии?
Твою мать, я ведь подохну если ничего прямо сейчас не сделаю! Даже Гнев меня не воскресит, ибо я буду навечно заперт во внутреннем пространстве Обжорства, а своих братьев и сестёр он просто выплюнет наружу, даруя Шезму ещё больше могущества!
Вся надежда, что я дал бедной Лилит может оказаться напрасной, а весь план, что мы с Артуром пытаемся реализовать на протяжении десяти лет, просто исчезнет из-за моей ошибки. Всё будет кончено лишь одним навыком врага, что сам хотел стать моим союзником. Словно по щелчку пальцев.
Минута, и я проиграю. Какой же это будет позор после всех слов, что я сказал Шезму? В итоге он просто станет ещё сильнее и будет вспоминать меня как жалкого неудачника.
Это позорный конец…
БЫЛ БЫ, ХА-ХА!
Видит бог, не будь у меня плана, я бы орал как ребёнок при виде громадного шершня в своей комнате. Истерил бы и безостановочно пытался найти спасение, которого под итог бы не оказалось.
Однако…
— Прикосновение Праздности!
Валир — 18
Шезму идиот, раз подумал, что я высвободил тогда всю энергию.
Впрочем, именно этого я и добивался ментальной атакой — ослабить его бдительность и ясность ума. Теперь он за это поплатится.
Поглощённая уже по предплечье рука вспыхивает паутиной разрастающихся трещин. Я чувствую, как из тела поглощается буквально вся энергия и одним коротким импульсом перетекает в сожранную ладонь, отчего я едва подкашиваюсь, а в глазах на секунду темнеет.
В то же мгновение энергия вырывается из тела. Взрыв.
Я даже не заметил, что произошло. Мир просто в одну секунду покрылся спектром всевозможных красок, а в уши вонзился потусторонний нечеловеческий вопль, разорвавший мои перепонки и на мгновение отключивший сознание.
Я быстро прихожу в себя и на одних лишь рефлексах успеваю опереться на прилетевший из неоткуда Гнев.
В глазах было мутно. Очень. Собственно, что под ногами груда дымящегося мяса я понял лишь через десять секунд, кои пришлось простоять на месте и активно бороться с желанием потерять сознание.
«Ого, план сработал», — удивился Гнев, — «Я думал, оно тебя сожрёт»
«Что это…», — сглатываю кровь, — «Что это было за дерьмо?! Почему весь мир завопил и едва меня не прикончил?!»
«Ничего особенного. Ты просто уничтожил Грех. Со всеми бывает»
«В СМЫСЛЕ УНИЧТОЖИЛ?!», — сейчас я испугался больше, чем за всю битву с Шезму.
«На осколки разорвал. Не очкуй, он просто на первую стадию вернулся. Так произошло, потому что Обжорство твою энергию сожрать-то сожрало, а вот переварить не успело. Ну вот вся накопленная и вылетела разом, а так как там была в основном именно твоя энергия, ты и не сдох. В общем, повезло. План был так себе, но это стоило учитывать. Хотя я бы тебе всё равно об этом не сказал»
«Вхух», — я искренне выдохнул.
Обжорство цело. Слава Богу Войны.
— Лилит, ты здесь? — сказал я куда-то в воздух.
Зрения всё ещё не было.
— Д-да, я здесь.
О, ответила. Значит всё позади, и отца она уже не боится.
— Я надеюсь, Шезму не взял тебя под контроль?
— Нет, он…, — она говорила с некоторой осторожностью, однако, тот факт, что она вообще способна говорить в этом измерении уже указывал на многое, — Он не сможет. Наверное…
— Умеешь исцелять? Походу, мне кровь глаза залила.
— С-секунду…, — она что-то откуда-то отрезала и подставила мне под рот, — Моя плоть умеет исцелять. Съешьте.
— О боже…, - покорно съедаю.
На вкус как бекон.
Через минуту зрение пришло в норму, однако звон в ушах так и не ушёл. Я выпрямился, вдохнул полной грудью и наконец смог снять «маску» сумасшествия и гнева, которую надел исключительно для Шезму.
Всё пространство вокруг поменялось. Раньше оно было ярким и белым, словно бы отражением здоровья своего правителя, однако теперь по небесам шла мерцающая трещина, а свет окрасился в серую пелену мрака. Весь Эдем словно разломился, и лишь стоило посмотреть вниз, как всё стало понятно.
— Шезму…, — вздохнул я, — Лилит, скажи. Я ведь влетел ему в грудь?
— Да. Вашу руку поглощал именно центр груди. Как мы и планировали, господин.
— Ясно…, — я вновь посмотрел на всё ещё живое существо.
От него осталась лишь голова и ошмётки изуродованного мяса. Он не восстановится — на это больше не было энергии, ибо она вся хранилась в Обжорстве. Теперь это лишь страдающий в агонии мужчина, неспособный даже самостоятельно умереть.
У него не было рта, но он пытался вопить. У него не было глаз, но он хотел плакать. Его тело было уничтожено, но я знаю, что он чувствует фантомную боль, проживая момент взрыва каждое мгновение. Я понимаю, что это невыносимо. И покончить с собой он тоже не сможет — собственную смерть Бог Крови встретить не способен.
Это вечная тюрьма в центре темноты, откуда самостоятельно не вырваться.
Теперь Шезму — это просто кусок страдающего мяса, что полностью себя осознаёт. Он всё прекрасно понимает.
— Лилит, ответь…, — я смотрю в зажмуренное лицо обычного старика, что пытается стерпеть невыносимую боль, — Ты понимаешь, каково ему сейчас?
— Да…, — она тоже смотрела на отца.
— Ты понимаешь, что если мы его сейчас не убьём, он будет вынужден страдать всю оставшуюся вечность?
— Да, господин.
— С недавних пор я владею телепатией. Я знаю, что он умоляет его убить. Он не просит прощения, не просит вернуть его в жизни и ничего не предлагает. Всё, что он делает — плачет и умоляет поскорее его прикончить. Но он не может это сказать. Как и услышать он нас тоже не может. Теперь Шезму — просто застрявшее во тьме существо, испытывающее нестерпимую боль каждую секунду существования. Это невыносимая пытка — ничего не слышать, ничего не видеть, не иметь возможности двигаться, но осознавать себя и чувствовать сильную боль разрываемых внутренностей, — я повернулся на девушку, — Он теперь лишь существо, запертое внутри куска мяса. Если бы не я, ты бы даже не знала, чувствует ли он что-либо сейчас. Но я скажу тебе — он жив и всё чувствует. Твой отец заперт в темноте наедине с мыслями и болью.
— …
— Что же ты выберешь, Лилит? Что хочешь с ним сделать?
— Я… я не знаю.
— Я понимаю, — вздыхаю и поворачиваюсь в сторону Шезму, — Но прямо сейчас решается твоя судьба. Сейчас — отправная точка твоей новой жизни. С чего ты её начнёшь? С какой мыслью и эмоцией?
— Я…, — девушка поджала руки к груди, её голос задрожал, а глазки забегали по всему пространству, — Я, думаю… ну… наверное…, — Лилит упала на колено и склонила голову, — Прошу вас, убейте его! Я понимаю, что возможно он заслужил это страдание. Заслужил за всё, что заставлял делать меня и маму, за всё, что заставил нас пережить…, — с каждым словом она набиралась уверенности, — Да, я его ненавижу. Н-но… но я не хочу, чтобы всё кончилось вот так! Прошу, убейте его. Я не хочу… и дальше продолжать этот круг страданий. Я хочу зажить заново. Хотя бы попробовать. Без этой ненависти и чужих страданий. Хватит. Я устала от них. Прошу, не заставляйте мучаться и его!
— Умничка, — я улыбаюсь и беру копьё, — Правильный выбор.
Девушка встаёт с колена, а я подхожу к страдающему старику в форме разорванного мяса.
— «На самом деле, Шезму, она хотела тебя любить», — говорю я телепатией прямиком в его сознании, — «Именно Лилит попросила тебя убить. Не знаю почему, но она не хочет, чтобы ты мучался. Она до последнего верит в мнимое семейное счастье, даже несмотря на всё, что ты с ней сделал. Надеюсь, в тебе осталась капелька отцовских чувств, и сейчас ты хоть на секунду, но порадовался, что у тебя такая замечательная дочурка. Хоть она этого и не говорила, но она хочет, чтобы ты тоже был счастлив. Даже несмотря на всё…», — заношу копьё над головой, — «Но я бы и сам тебя не оставил. Прощай, Шезму. Спасибо тебе за всё. Ты фактически даровал мне жизнь — без тебя, я бы давно умер. Правда спасибо»
Замах, выпад. Остриё плавно вошло в размякший череп Бога Крови, а наблюдавшая за этим дочь негромко вскрикивает.
Всё же, он был её отцом…
— Ч-что?! — стоящий и совершенно здоровый Шезму ошарашенно вертел головой, — Что за дерьмо?!
— Моё сознание, похоже, — вздохнул я, как и всегда чувствуя здесь умиротворение.
Да, как и думал — особо сильных существ переносит в измерение белых нитей, и лишь после личного разговора я могу их убедить воскреснуть под моим началом. Так было с Кхларом, так происходит и с Шезму.
— Что ты со мной сделал?! Ты же обещал убить меня! — прокричал Бог Крови и занёс руку для удара.
Мы стояли в метре друг от друга, и взмах его когтистой лапы наверняка бы меня достал, если бы не полный контроль над всем измерением. Я просто представил, словно нахожусь в трёх местах одновременно, и в определённый момент перенёс материальность в одно из них. Шезму рубанул по моей голове, однако длинные когти прошли мимо и он пролетел сквозь меня.
— Я и так тебя убил, — отвечаю я, — Там, в реальности, ты уже мёртв.
Странно. В голове почему-то вновь опустело. Все эмоции, что раньше обременяли сознание и мысли, расступились перед одной-единственной целью:
— Шезму, я хочу тебе кое-что показать, — сказал я, а в руке материализовалось копьё, — Прошу, потерпи немного. Это необходимо.
— Ч-что?! — рявкнул мужчина.
Я вновь вгляделся в его совершенно обычное, испуганное лицо, что пыталось скрыть слабость за ненавистью.
Находясь здесь, в измерении наших сознаний, я прекрасно понимал причину его поведения, жизни и отношения к дочери. Я не видел его прошлого, не знал, из-за чего именно он пришёл к такому характеру, но я отчётливо лицезрел главный барьер, что мешал ему измениться.
Всему виной была ненависть.
— Прости, Шезму, но сейчас тебе придётся страдать. Я правда не хочу этого делать. Но…, — замахиваюсь копьём, — Это для твоего же блага. Прошу, пожалуйста, прости меня, когда всё закончится.
Бросок. Оружие пробивает призрачную голову насквозь и разрубает череп надвое.
— А-А-А-А-А-А-А! — мужчина схватился за голову, — Ч-что… ЧТО ТЫ СДЕЛАЛ?! — завопил он дрожащим голосом.
— Если убить сильное существо, то я могу показать ему фрагмент своих воспоминаний. Увы, этот фрагмент настолько мал, что в него не помещается и получаса. Но я также откуда-то знаю, что в этом измерении мы можем находиться сколь угодно долго, — замахиваюсь копьём, — И умереть без моей команды здесь никто не способен.
Броском я разрываю его рёбра и пробиваю лёгкие, отшвыривая дёргающийся труп на несколько метров.
В то же время воспоминания моего детства проносится перед нашими глазами.
— А-А-А-А-А! — Шезму хватается за грудь и закашливается слюной, — Хва… хватит!
— Причина всех страданий, что тебя окружают — ненависть, — отрубаю ему голову.
Крик.
— Но не пойми неправильно — ненависть, это хорошая эмоция. Она способна дать такой стимул к счастью, на какой не способна ни одна другая светлая эмоция, — телекинезом разрываю собеседника надвое.
Вопль. Шезму лежал и корёжился от фантомной боли, безустанно разрывая горло в истеричном крике и просматривая моменты моего избиения другими детдомовцами.
— Но к тебе это, увы, не относится, — создаю в руках двуручный меч и заношу над мужчиной, — Я покажу тебе, что испытывают жертвы твоей, неправильной ненависти.
Опускаю. Слышится звук разрываемой плоти.
Крик.
/Спустя три дня в измерении белых нитей/
— Понимаешь ли…, — замахиваюсь топором, — Наша с Лилит судьба очень похожа. Просмотрев мою, ты поймёшь, что испытывала твоя дочь.
— СТОЙ! ХВАТИ…
Рублю горло. Шезму падает наземь, машинально хватается за порез и в предсмертной агонии пытается втянуть воздух.
Пространство рябит. Мы оба стоим в метре друг от друга.
— Пожалуйста…, — он бессильно падает на колени, — Я… я больше не могу. Стой!
Задираю копьё.
— СТОЙ! Я ПОНЯЛ, ЧТО…
— Я же вижу, что не понял.
Пробиваю затылок. Труп Шезму сразу же задёргался в предсмертных конвульсиях, а частичка воспоминаний перетекла меж двух переплетённых сознаний.
Моргаю. Мы оба стоим в метре друг от друга.
— А-А-А-А-А! — на всё пространство разнёсся вопль ужаса.
По его щекам бежали слёзы.
/Спустя пять дней постоянных смертей Шезму/
— Хватит! — кричал он.
Срезаю половину головы. Моргаю. Мы оба стоим в метре друг от друга.
/Спустя неделю постоянных смертей Шезму/
— Прошу! Оста…
Крушу череп. Труп, получивший частичку моих воспоминаний, падает в лужу собственной крови.
Моргаю. Мы оба стоим в метре друг от друга.
/Спустя неделю и три дня постоянных смертей Шезму/
— ОСТАНОВИСЬ! — вопил Шезму, — ХВАТИТ! СКОЛЬКО МОЖНО?! — со слезами на глазах он шёл в мою сторону, — Я понял! Я всё понял! Моя ненависть на весь мир ничего бы не решила! Да, я был неправ, так издеваясь над дочерью! Прошу, хватит меня пытать!
Неделя и три дня; периодичностью в двадцать секунд; cорок три тысячи двести раз — именно столько Шезму испытал свою смерть. Я отрезал ему голову, разрывал надвое, вырывал сердце, испепелял, превращал в груду костей и использовал вообще все способы убийства, на кои был способен мой мозг. И в то же время я никогда не убивал его болезненно — все разы он умирал мгновенно и не дольше секунды. Но даже так, это была невероятная агония. Прочувствовать смерть сорок три тысячи двести раз — это невыносимо.
Уж мне ли не знать.
— Я дерьмо! Поганое дерьмо! Я видел твою жизнь, видел, как страдают дети! Как страдают люди! Хватит. Пожалуйста…, — он упал на колени и заплакал, — Пожалуйста… я больше не могу умирать… я не хо…
— Остался бункер. Прости, — в руке появляется меч.
— НЕ-Е-Е-Е-Е…
Голова валится с его плеч. Моргаю.
Мы оба стоим в метре друг от друга.
/Спустя две недели постоянных смертей Шезму/
— ХВАТИТ! Я ВСЁ ПО…
Превращаю его в пыль. Фрагмент моих пыток в Атараксисе переносится в его память.
Моргаю.
Мы оба стоим в метре друг от друга.
/Спустя две с половиной недели постоянных смертей Шезму/
— СТОЙ! ПРОШУ!
Вырываю хребет. Вместе с тем призрак видит, как я, ещё будучи ноль-вторым, собственноручно сжигаю дом с запертыми внутри детьми.
Моргаю.
Мы оба стоим в метре друг от друга.
/Спустя три недели постоянных смертей Шезму/
— Остановись!
Убиваю. Моргаю. Мы оба стоим в метре друг от друга.
Снова.
/Спустя три недели и один день постоянных смертей Шезму/
— Пожалуйста.
Убиваю. Моргаю. Мы оба стоим в метре друг от друга.
Снова.
/Спустя три недели и два дня постоянных смертей Шезму/
— Прошу…
Убиваю. Моргаю. Мы оба стоим в метре друг от друга.
Снова.
/Спустя три с половиной недели постоянных смертей Шезму/