— Может, хоть одежду мне высушишь? — когда Герберт помог ей взобраться на грубый фонтанный бортик, Ева с несчастным видом пошевелила пальцами ног, удостоверившись, что сапожки до краев полны воды. — А то, знаешь ли, так и простудиться недолго.
— Я понимаю, что в ваших фантазиях на тему магии все проблемы решаются щелчком пальцев, но в реальности сушка одежды прямо на тебе грозит ожогами всей скрытой под ней поверхности тела. На что я, даже принимая во внимание твое состояние, пойти не готов. — Жестом сдержанной ласки некромант коснулся ее мокрого плеча: как раз в момент, когда Ева вспомнила — в действительности сейчас простуда была последним, что ей грозило. — Еще одна попытка, и пойдем домой. Там переоденешься.
ПРОДОЛЖЕНИЕ ОТ 11.11:
Страдальчески сморщившись, Ева присела на бортике. Стянула с ног сапоги, выливая оттуда воду, кое-как натянула заново — и, убедившись, что те всего лишь благонадежно хлюпают, встала, чтобы вновь призвать в руку смычок.
Забавно, но порой — особенно в последние дни, валяясь с Гербертом на постели, пытаясь не отвлекаться от просмотра анимешек на другие приятные занятия — она почти забывала, что мертва. И тем больше раздражали следовавшие за этим моменты осознания: нет, она все еще та, кто она есть. Ева Нельская, немертвая Избранная, девочка, которой не повезло очутиться в неправильной сказке, где есть неправильные злодеи, которые делают неправильный мед. То есть фейр. То есть свершают неправильно успешные злодеяния.
Неудачница…
Подняв кверху злые глаза, Ева активировала щит. Занесла ногу над дрожащей поверхностью бассейна: левой рукой уже выплетая руну «воздух», с которой начиналась формула левитации.
— Фли варен, холл мэхь, — прошептала она, прежде чем сделать шаг.
Могло показаться, что круги, пошедшие по воде, расползались от подошв ее мокрых сапог. На деле же жидкого черного зеркала касался пузырь магического барьера, вплотную льнувший к ее ногам, а между Евой и темной водой осталась тонкая, почти невидимая глазу прослойка державшего ее воздуха. Должна была оставаться всегда — иначе не избежать ей нового падения в мокрые фонтанные объятия.
Ну, это было просто. А теперь…
Ева проследила, как Гертруда приоткрывает пасть, сверкающую белизной клыков и маревом катящегося по горлу пламени. Миг спустя точный огненный плевок с силой ударил в магический щит, расплескавшись по стенкам, разбрызгавшись в стороны. Сейчас драконий огонь Еву уже не пугал, а вот когда Гертруда пыхнула в нее впервые… Герберт, конечно, и тут страховал свою ученицу, под ее щитом поддерживая свой (Ева даже не сразу это поняла, настолько ювелирно некромант подогнал один волшебный пузырь к другому), но пока его страховка не пригодилась.
С чем с чем, а с щитами — хвала тренировкам некроманта, нещадно гонявшего ее весь месяц — у Евы все было в порядке.
Подпрыгнув и зависнув в воздухе, увернувшись от удара когтистой лапы, словно от монструозной скакалочки, подошвами сапог девушка коснулась оказавшейся под ней драконьей чешуи. Оттолкнувшись от нее, взмыла вверх: усиленно пытаясь забыть о законах тяготения. Подумаешь, подпрыгнуть на каких-то пятнадцать-двадцать метров вверх! Достать до чешуйчатой шеи, где по всеобщему мнению (отрадно неверному, как со змеиной улыбкой заметила Гертруда) кроются уязвимые драконьи места — раз плюнуть! И пламя, которым встречает ее драконица, ничем не может ей помешать. Пусть оно бьет в щит, словно сокрушительная струя из огненного брандспойта, неизбежно притормаживая полет, и эфемерный волшебный пузырь целиком тонет в широком потоке, опалявшем лицо даже сквозь защитную преграду — но Ева все же медленно и неуклонно продвигается вперед, и совсем не собирается падать, и…
Ее яростный вопль далеко разнесся по темному саду, пока Ева летела вниз, очень стараясь делать это ногами вниз. Хорошо хоть на сей раз сама смогла притормозить и благополучно «приводниться».
— А можно как-нибудь обойтись без огня, хотя бы пока я лечу? — безнадежно спросила девушка, выпрямившись на воде. Кто бы мог подумать, что однажды она пожалеет об ограничениях, некогда стребованных Гербертом с Мэта… Для демона наколдовать иллюзию озера (пускай кровавого или коричного) наверняка пустяковая задачка, а Еве сейчас не пришлось бы мириться с мерзким ощущением липнущей к телу одежды.
— Прости, золотце, — Гертруда, кое-как примостившаяся на наименее заросших участках сада, словно кошка на узкой полочке, неторопливо переминалась с лапы на лапу, — но не в драконьих привычках вежливо наблюдать, как твой убийца подбирается туда, откуда удобнее всего будет тебя прикончить. И без того сражаюсь едва ли в четверть сил.
Ева беспомощно уставилась на свои ноги, мокшие в сантиметре над жидкой вуалью молчащего фонтана.
На самом деле прогулки по воде давались ей куда проще, чем полет. Что заклятие, что рунная формула левитирования оказались просты: куда сложнее было забыть о земной аксиоме «рожденный ползать летать не может» и поддерживать внутри веру в то, что ты не можешь упасть. Все равно что играть в Питера Пэна и пытаться думать о хорошем, когда только вчера учеба и домашние проблемы заставляли тебя ловить сознание на мысли, что разбежавшись прыгнуть со скалы — не такая уж плохая идея.
Секстаккорд! Полный бекар, альтерируй твою терцию и еще тысяча музыкальных ругательства! Как Ева сумеет достать дотуда?! Это же почти недосягаемая высота! На воде она может хотя бы воображать, что под ногами у нее опора в виде жидкого зеркала. Если бы только в воздухе на пути к драконьей шее было что-то вроде ступенек или моста…
…мост…
— Хватит с тебя на сегодня, — сказал Герберт устало, ничем не выдав разочарования.
— Нет. — Ева призвала смычок, снова благополучно потерянный в процессе падения. Хорошо хоть щит на сей раз не исчез. — У меня идея. — Сосредоточенно щурясь, девушка вскинула голову, заглянув в сияющие драконьи глаза. — Повторим все сначала.
— Ева…
— Тебе понравится. Поверь, — не оборачиваясь, бросила она Герберту на уже приготовленные возражения. — Ты ведь мне веришь?
Награжденная молчанием, Ева кивнула драконице, в глазах которой плеснулось ленивое любопытство — и, вскинув смычок, приготовилась к наизусть заученной последовательности движений в этом танце атаки.
Огненный плевок. Взмах когтистой лапой. Прыжок. Ева полетела вверх, навстречу струе огня…
И за миг до того, как та расплескалась о прозрачную стенку щита, рывком взмыла еще самую капельку выше.
Почти касаясь ногами огненного золота, плещущего в воздухе под ней, девушка побежала вверх по мосту драконьего пламени: длинными легкими прыжками, перемахивая по несколько метров за каждый. Гертруда чуть задирала морду, направляя огонь выше, пытаясь ее достать — но Ева всякий раз прыгала раньше, чем ее усилия увенчивались успехом. И к моменту, когда у драконицы закончилось дыхание, уже была почти у самой драконьей пасти.
Когда плескучая золотая струя под ее ногами исчезла, Ева спланировала вниз, увернувшись от клыков, очень убедительно щелкнувших прямо над ней. Чиркнув смычком по чешуе на драконьей шее, оставив на ней россыпь голубых искр, с чистой совестью полетела вниз.
— Вот, — горделиво изрекла она, аккуратно приземлившись точнехонько на воду, не выпустив смычок из пальцев.
Со смычком они тренировались, ибо сочли его наилучшей заменой Люче, которую по понятным причинам лучше было приберечь (хотя бы до генеральной репетиции накануне прилюдного свершения эпичного подвига). В конце концов, раз рапира управлялась так же, как смычок — силой мысли, — замена была действительно почти равноценной. Конечно, им еще придется подумать, как нанести удар достоверно, одновременно не поранив Гертруду; но со смычком Ева уже научилась фальсифицировать атаку. Если поначалу тот рвался ударить со всей волшебной силы, то сейчас позволял владелице после эффектного замаха коснуться цели почти неощутимо.
— Прощайте, небеса, песнь моя спета, — скучающе пророкотала Гертруда, не без театральности хватаясь лапой за задетое место. Тут же опустила ее: — Я бы рухнула наземь в предсмертной агонии, но тогда от этих милых… зарослей вокруг мало что останется.
— Нет причин сомневаться в вашем артистизме. — Герберт следил, как Ева приближается к нему; в призрачном свете смычка улыбка, проявившаяся на его губах, казалась еще неуловимее, чем на самом деле. — Зрелищно, ничего не скажешь.
— Я же говорила, что тебе понравится.
Принимая протянутую ей руку, Ева поймала себя на том, что ответила весьма и весьма довольно. Пожалуй, даже капельку самодовольно. Судя по усмешке Герберта, с которой он рывком втянул ее на бортик, от его внимания это не укрылось.
Но, судя по доброте этой усмешки, осуждать ее он даже не думал.
— Вы развлекли меня, ребятки, и приятно было вас послушать, однако мне пора в обратный путь, — когда они застыли друг против друга — в расстоянии самую капельку ближе приличного, в напряжении самую капельку ближе дозволенного — деликатно подытожила Гертруда. — Когда я снова вам понадоблюсь, вы знаете, где меня найти.
— Не хотите проведать… детеныша? — спросила Ева, решив, что «яйцо» в данном случае будет не самым удачным словом.
— Ни к чему. Я слышу его отсюда. — Драконица смотрела на крыши замка, отделенного от него несколькими ярусами заснеженного сада; солнце в ее глазах затенила задумчивость. — Ему все нравится… считает это новым своим гнездом. И песня сокровищ, что его окружают, красива. — Когда Гертруда опустила взгляд на некроманта, взгляд этот был непривычно мягким. — Ты хорошо с ним обращаешься, избранник Жнеца.
— Его сохранность входит в условия моей клятвы, — сдержанно откликнулся тот. — Как вы и говорили, я отвечаю за него головой.
Ева, пятью днями ранее наблюдавшая, как любовно некромант обустраивает в одной из нежилых комнат «гнездышко» для яйца (в строгом соответствии всем инструкциям, полученным от его матери), промолчала. Она тогда пошутила, что Герберт будто кукольный дом для новой игрушки собирает — на что получила тот же равнодушный ответ. Заставивший Еву лишь пуще подозревать, что на деле Гербеуэрт тир Рейоль получает искреннее удовольствие от этой редкой и почетной возможности: присматривать за столь трогательной ценностью, как еще не рожденный драконенок.
И пусть Ева ничего не сказала, но Гертруда и так поняла все лучше нее.
— Ты боишься петь, мальчик. Боишься, что другие услышат твой истинный голос, — прошелестела она, с едва уловимой насмешливостью расправляя крылья. — Побори свой страх. Позволь другим услышать звук твоей души. — Выражение, возникшее на чешуйчатой морде, Ева рискнула бы назвать улыбкой, если б только у драконов были нормальные губы и они умели улыбаться. — Ваши мелодии прекрасны, их переплетение дышит гармонией, но когда две песни сливаются воедино в истинном бесстрашии, в истинном единстве и откровении…
— При всем уважении, наша сделка включала в себя сотрудничество по одному конкретному поводу. Никак не душеспасительные беседы.
В высшей степени любезным ответом Герберта можно было бы выморозить все кусты в округе, не будь они уже замерзшими; однако Гертруда в ответ лишь выпустила носом сноп смешливых искорок, тонкими росчерками каленых узоров прочертивших сумрак и тут же погасших.
— Береги себя, золотце, — сказала драконица, прежде чем подобраться перед прыжком ввысь. — И его.
Двое, оставшиеся стоять на широкой каменной полосе фонтанного бортика, провожали ее взглядом, пока мерцающая точка не скрылась в темной пелене пасмурного зимнего вечера.
— Ты и правда вся промокла, — заметил Герберт потом.
— Могу тебя обнять, — предложила Ева шутливо, заставив смычок исчезнуть, — тогда ты ко мне присоединишься.
На миг оторопело замерла, когда некромант, ничуть не смущаясь этой прискорбной перспективы, прижал ее к себе — и, бережно убрав с ее лица растрепавшиеся влажные волосы, заправив их за уши, наконец вознаградил Еву за старания чем-то повещественнее улыбки.
Впрочем, учитывая царивший вокруг холод (немногим ниже нуля, но все же вполне ощутимый), вознаграждение вышло не слишком долгим.
— Молодец. Это и правда было здорово, — резюмировал Герберт, отстранившись. Когда Ева нехотя опустила руки, как-то незаметно успевшие обвиться вокруг его шеи, спрыгнул на кругом обрамлявшую фонтан заснеженную дорожку — и, легко подхватив девушку за талию, снял с бортика, поставив рядом с собой. Еще и покружил слегка, перед приземлением покрыв россыпью коротких поцелуев ее лицо: лоб, щеки, губы, безнадежно замерзший нос, которого Ева почти не чувствовала. — Пойдем, надо тебя переодеть.
Прильнув к нему, чувствуя его руку на плече, Ева позволила направить себя обратно к замку. Забавно, конечно — они вместе уже целую… почти неделю, а ей все еще слегка непривычно видеть Герберта таким. И пока у них так все хорошо, что даже слегка не верится.
Впрочем, учитывая, сколько у них проблем на повестке дня помимо отношений, может же у них хоть что-то быть хорошо, верно?
Тоже мне неудачница, думалось Еве беспечно, пока они поднимались по садовым ярусам: в обнимку, так, словно были самой обычной влюбленной парочкой, а не мокрым до нитки зомби и некромантом, чей плащ медленно намокал от ее одежды, словно в знак солидарности. С чего эти нелепые мысли о неудачниках вообще пришли ей в голову? Герберт обязательно найдет способ ее воскресить, и со всем другим они вместе справятся; а пока ее особое состояние — скорее преимущество, чем недостаток. И в другой истории Ева вряд ли встретила бы Эльена и Мэта (к которому, что ни говори, уже испытывала нечто вроде своеобразной привязанности), и мысль о переговорах с Гертрудой вполне могла не прийти ей в голову. Едва ли Миракл захотел бы устранить драконицу заранее, и тогда Ева впервые встретилась бы с ней лишь в назначенный пророчеством день — врагами. А получить главную роль в пребанальнейшей пьесе о прекрасной Избранной, да с лиэром Совершенство в роли романтического героя, да разыгрывать это с серьезным лицом — вопреки заветам незабвенного барона, некогда за волосы вытащившего себя из болота…
Скукотища.
— Ты уверен, что никто не заметит, как Гертруда летает туда-сюда? — спросила Ева, встревоженная внезапной мыслью.
— Она летит в темноте, выше облаков. Никому ее не увидеть. В окрестностях замка посторонние не бывают, к тому же ограда заговорена так, что из-за нее в саду ничего не разглядеть. — Герберт помолчал, пока они возвращались по цепочкам их же следов, оставшихся в снегу на пути к фонтану; белизна пушинок, светлым сонмом укрывших кусты, дорожки и лестницы, соединявшие один ярус сада с другим, разгоняла тьму, смягчая непроглядную мрачность зимнего вечера. — Если и увидят по пути сюда, ничего страшного. В народе давно шепчутся, что чудищем с Шейнских земель вероятнее всего является дракон. Логично, если появлению дракона в Айдене будет предшествовать его появление где-то еще. — Некромант расчетливо и цепко смотрел перед собой. — Возможно, перед сражением ей стоит напасть на какой-нибудь городок в предместьях столицы… сжечь пару пастбищ, перекусить стадом коров.
— Но это наверняка насторожит Айрес. Вдруг после такого она захочет сама убрать Гертруду? — сообразив то, о чем она почему-то не думала раньше, Ева мигом вновь ощутила противную леденящую липкость мокрой одежды и хлюпающих сапог. — И вообще… если Айрес известно о пророчестве, если всем ясно, что чудище с Шейнских земель — это…
— Будь это так, она бы убрала Гертруду сразу после того, как расправилась с тобой. Нет, по тем или иным причинам угрозы в ней Айрес пока не видит… Может, верит, что, убив тебя, перечеркнула и все остальное. Или решила позволить событиям идти своим чередом, чтобы самой выступить в роли спасительницы.
— Или просто знает, что дракон — не чудище, о котором говорится в пророчестве.
Эта мысль тоже пришла в голову Евы впервые. И, наверное, заставила бы холодок пробежать у нее по спине, не будь та и без того холоднее некуда.
Что, если все это время они заблуждались? Если в действительности в назначенный пророчеством день Еве все же предстоит сразиться с неведомым врагом — по-настоящему… и даже не с Айрес, потому что под «чудищем» пророчество явно подразумевало не ее…