Разведчиков слушали в самом узком кругу. Генерал-майор, отвечавший в Генштабе именно за европейское направление, в своем сообщении сделал упор на двух факторах применительно к основным европейским государствам: намерения и возможности. Картина получилась целостная, но малопривлекательная.
- Вы обещаете нам новую европейскую войну? И как скоро? Как конкретно она может затронуть наши интересы? - Канцлер знал генерала еще по Юго-Западному фронту как одного из самых толковых разведчиков, и сейчас был рад убедиться, что состоявшаяся смена направления его деятельности не сказалась на качестве работы.
- Четыре года максимум с момента принятия решения об объединении Германии. И мы совсем не уверены, что первый удар будет нанесен на Западе. Как бы они не ненавидели французов. Возможно германцы попытаются сначала консолидировать вокруг себя все страны, которые могут войти в зону их влияния по национальному признаку и попробуют свои силы, например, на Польше. Им надо будет отработать тактику, определиться с наиболее перспективными видами вооружений, создать их запасы. До нас, скорее всего, очередь если и дойдет, то не скоро. Более вероятным вижу установление контроля экономическими методами. Вообще здесь возникают такие риски, которые сегодня даже трудно представить себе.
- Кто или что может оттянуть принятие германцами такого решения?
- По нашей оценке, альтернативой могло бы быть только заметное оживление германской экономики. В принципе, у них сейчас накопилась масса потребностей в мирной сфере, но они не могут их реализовать - платят непосильные репарации, а кредитовать их те же американцы не хотят в силу низкого платежеспособного спроса. - Генерал все дальше уходил от чисто военных аспектов своего первоначального доклада, но то, о чем шел разговор сейчас, было намного важнее. Что же касается политических сил, которые могли бы взять на себя задачу национальной консолидации, то их масса. На любой вкус. Хоть правые, хоть левые. Дело тут не в политической окраске, а в общественном запросе.
- То есть французы... А, вернее, их гегемония.
- Да, именно так. Как ни странно, чем жестче они пытаются контролировать все внутренние процессы у германцев, тем хуже на самом деле получается. Им бы отпустить немного, но иногда возникало впечатление, что они усиливали давление даже не для того, чтобы обеспечить выплату репараций. Их цель - унизить германцев, окончательно лишить их собственной воли, навсегда избавиться от возможной угрозы своим границам. Но мы считаем, что результат может быть прямо противоположным. И это - не только наше мнение. Ситуацией озабочены все серьезные европейские политики. Кроме французов. Те как будто ослепли.
- И что, никто не пытался...? - на этот раз в разговор вмешался военный министр. Как ни странно, при обилии в руководстве Балтийской федерации ветеранов Великой войны, он был инженером, сугубо штатским человеком, и в армии ни дня не служил. Но, как это часто бывает с бывшими штатскими, попав в военное министерство он быстро обзавелся и генеральским званием, полюбил носить мундир и представлять себя этакой военной косточкой. Злые языки уверяли, что Канцлер специально подобрал такого военного министра, чтобы опираться на абсолютную поддержку армии - никому из военных даже не пришло бы и в голову задуматься о том, кому они должны подчиняться в любой ситуации. Недавние события в Литве и Польше, где именно армия по инициативе своего командования легко и быстро меняла государственную власть, не заморачиваясь нормами конституции и выборами, лишний раз подтвердили правильность выбора Канцлера. - Неужели Господь настолько лишил их разума, что фактически сами роют себе яму?
Генерал даже не позволил себе поморщиться. Истовая религиозность и упоминание Господа и канонов православия были визитной карточкой министра. Главной бедой современных вооруженных сил Балтийской федерации он реально считал их светскость, закрытие полковых и прочих храмов, отказ от регулярных молебнов и других церковных служб. Но разговоры на эту тему он позволял себе только в узком кругу, умом все же понимая, что православные молебны в частях, где половина военнослужащих если и не лютеране, то родом из них, выглядели бы все же странно.
А что касается сна французского разума... К сожалению, не только в Париже политики оказываются сильны задним умом. Примеров из недавней русской истории генерал тоже мог бы привести достаточно.
- Полагаю, что только очень серьезные изменения на политической карте Европы могут заставить Париж изменить свой нынешний курс. - Он, как и многие люди его профессии, умел долго сомневаться, по три раза перепроверять полученную информацию, но считал, что задача разведки - давать четкий и ясный прогноз, даже если он и не нравится власти. "А иначе все это - пустая трата сил и денег," - так учил он своих подчиненных.
- Вот и подумайте над этим как следует, - Канцлер был все же из тех людей своего поколения, которые однажды уже перекроили карту Европы, - только не затягивайте. Времени уже совсем нет. А теперь расскажите нам все же, что там у европейцев конкретно происходит с развитием новых вооружений - самолетами, танками, радио... Какие они выводы, в частности сделали из опыта прошлогодних боев под Минском.
Совещание продолжилось, но с этого дня генерал думал в основном о том, какие события могут изменить вектор европейского развития. Его встреча с Германовым была всего лишь одним из многих подобных мероприятий. Он как будто ставил одновременно на многих лошадей, надеясь, что хотя бы одна из них приведет его к финишу.
Глава четвертая
Германов сидел у письменного стола в своем блоке на Фонтанке и наслаждался. В круге света от настольной лампы на зеленом сукне лежали пачка листов бумаги, модный и очень дорогой "паркер"-самописка (подарок одной из его почитательниц), на серебряном овальном подносе стоял стакан чая в серебряном же подстаканнике. В последнее время Германов старался окружать себя вещами с историей, и благородное серебро конца XIX века устраивало его в этом смысле как ничто иное.
И душа, и тело пребывали в состоянии глубокого внутреннего покоя.
Ольга недавно ушла. Она вообще никогда не оставалась на ночь, да и самого профессора это вполне устраивало. Где-то к полуночи он и сам собирался отправиться домой. Там, скорее всего, все уже будут спать - к его поздним возвращениям домашние привыкли, и в последнее время он даже воздерживался от объяснений. Жена понимала, что у него есть и какая-то другая жизнь за пределами семьи, но, как многие женщины, предпочитала не обострять и не выяснять отношения, довольствуясь только тем, что эта другая жизнь не мешала главной, семейной. Профессора такое положение тоже более чем устраивало. Он совершенно был не готов что-то менять в своей жизни, и пока просто плыл по течению. К тому же и работал он дома все меньше и меньше. В блоке было удобнее.
Сейчас же у него было еще часа два времени до возвращения домой, и он собирался посвятить их как бы продолжению свидания с Ольгой.
Профессор отнюдь не обольщался. Ни о какой любви или даже восторженном восхищении, которое приводило в его постель многих экзальтированных студенток, здесь даже и речи не было. Их отношения прояснились сразу же и окончательно при первом же свидании после памятного обеда втроем, и Ольга не скрывала, что он для нее - даже не столько партнер в любовных играх, сколько коллега, а, скорее, соратник, от которого много ждут в первую очередь в интеллектуальном плане. Но одно, как говорится, не мешало другому, они были достаточно опытными людьми, чтобы быстро понять предпочтения и особенности партнера, и сейчас Германов наслаждался покоем, сочетанием гордости за себя - можем еще, можем! - и удовольствия от недавней близости с молодой и очень красивой женщиной и чувством глубокого внутреннего опустошения.
Как это с ним часто бывало и раньше, романтическое свидание настраивало его на очередной виток научных размышлений, стимулировало творческие прорывы и взлеты фантазии. Вероятно, именно состояние глубокой внутренней гармонии и позволило ему как бы оторваться от проторенного хода мысли и привычного способа анализировать внутригерманские проблемы в их увязке с вопросами более глобальной европейской политики. В отличие от многих своих предшественниц, Ольга не пыталась внести свой вклад в обстановку и убранство блока за одним исключением - она принесла и повесила на стену напротив стоящего боком к окну письменного стола небольшую и необычную карту современной Европы в старинной серебряной рамке. Скорее всего, раньше в рамке помещался какой-то рисунок или большая фотография, но именно с такой картой рамка прекрасно сочеталась. Столицы государств на ней были обозначены контурными рисунками наиболее значимых зданий или других архитектурных объектов этих городов. Трудно сказать, чем руководствовались в своем выборе этих объектов авторы карты, но им удалось сделать символами столиц именно те объекты, которые лучше всего отражали особенности политического мышления и текущие цели европейских государств. В этом было даже что-то мистическое.
Германов подарок оценил. Как ни странно, карта одновременно дисциплинировала мышление и делала его более образным. Он смотрел на нее и видел конкретных политических деятелей, понимал, к чему они стремятся и насколько далеко они готовы пойти. Он даже попытался объяснить это Ольге, чем несказанно ее удивил. Она-то никакой мистики в карте не видела, а купила ее для того, чтобы сконцентрировать внимание Германова на предстоящей работе.
И вот сейчас, прихлебывая остывший чай и глядя на эту карту, Германов неожиданно сформулировал для себя суть задачи: положить конец установившей по итогам Великой войны гегемонии Франции в Европе.
"- Не ты первый, не ты последний, - подумал он про себя, желающих было немало, какие только заходы не придумывали: и англичан подключить, и создать альтернативный силовой центр в НКР, теперь вот явно немцев пытаются раскачать на это дело. Но не выходит ничего. Что останавливает? Реально военной силы, которая могла бы сравниться с французской, в Европе сегодня нет. Не зря они столько денег в армию вбухивают. Но кто сказал, что воевать надо с ними? Так ли нужно завоевывать Париж - он взглянул на рисунок Эйфелевой башни на карте - чтобы подорвать французское господство? В конце концов они и манипулируют-то европейской политикой в основном за счет непрямых способов воздействия, редко, когда дело доходит до использования силовых инструментов, как в случае с германцами. А если и в отношении них так же действовать?"
Германов встал и прошелся по кабинету. Хотелось еще чаю. И не из электрического чайника, а из настоящего самовара, который Лииса ставила на общей кухне каждый вечер. Часть сервиса, как сейчас принято говорить и лишний полтинник для нее с каждого блока в неделю. Заварочник был еще наполовину полон. Со стаканом в руке он вышел из блока и прошел по длинному коридору. У кого-то из соседей играло радио. "Утомленное солнце нежно с морем прощалось..." - Германов улыбнулся. Да, уж, в Питере осенью солнце надолго попрощалось с морем и со всеми жителями.
Самовар, который Лииса уже отсоединила от общедомовой вытяжной трубы, был еще вполне горячим, и новая порция крепкого черного чая стимулировала дальнейший ход мысли.
"- Что, или вернее, кто, может противопоставить себя сегодня в Европе французам? Да никто, пожалуй. Развал трех великих империй, фактически, лишил их конкурентов. Британцы? Но их интересы традиционно лежат в сфере колониальной политики. Удерживать колонии и доминионы в сфере своего влияния Лондону становится все труднее, это - объективный процесс, связанный с экономическим развитием колоний и формированием там собственных промышленных, финансовых и торговых групп. А за этим следует и формирование политических партий, и главный вопрос для них - независимость. Так что европейские дела англичанам не безразличны, но их интересует стабильность, отсутствие новых угроз с этого направления, а как раз это-то и обеспечивают им французы.
- Но если нет сильного игрока, то его роль может сыграть нечто другое, а именно....? Что? - профессор задумался. - А, пожалуй, только противоположность упорядоченности и четкого распределения ролей. Значит, деструкция? Хаос? Непредсказуемые конфликты на основе старых, забытых национальных и иных конфликтов? Наверное, только так."
Мысль была интересная, но жутковатая. Идея ввергнуть Европу в серию мелких пограничных конфликтов была если не совсем людоедской, но где-то близко к этому. И все же она не оставляла профессора. Он как бы представил себе простые аптечные весы: на одной чаше - нынешнее развитие. Германцы доходят до точки, окончательно отвергают навязанную им модель, объединяются и встают на путь реванша. И опять на несколько лет Европу разделит линия фронта, окопы и колючая проволока. И как пойдет эта война, чем она кончится - не знает никто. Кто мог подумать перед Великой войной, что она продлится столько лет и вдребезги расколет основные европейские империи. На другой чаше: серия приграничных конфликтов ограниченного масштаба, которые имеют единственную цель - покончить с французским диктатом в европейской политике. Профессор очень хорошо помнил, что в прошлом, 1935-м году Парижу удалось с невероятным трудом, используя все свое влияние, прекратить конфликт Польши с Новой Киевской Русью. А если бы не удалось? Вряд ли Варшава и Киев стали бы воевать до последнего солдата, они явно не были к этому готовы. Помирились бы и сами. Но после этого уже бы не оглядывались каждый раз на французских друзей.
Странноватый и не самый гуманный, конечно, способ показать европейцам, что жить можно и без французской гегемонии, но другого что-то пока не видно.
Германов допил чай, придвинул к себе стопку бумаги и строчки одна за другой стали быстро ложиться на нее, составлять абзацы, пункты, заполнять страницы.