<p align="right">
Сергей Чебаненко</p>
<p align="right">
</p>
<p align="right">
</p>
<p align="center">
Обратной силы не имеет</p>
<p align="center">
</p>
<p align="center">
(Сборник фантастических рассказов)</p>
<p>
</p>
<p>
</p>
<p>
</p>
<p>
</p>
<p>
</p>
<p>
ЛАРЕЦ СТАРЦА НИНЕЛИЯ</p>
<p>
</p>
<p>
1.</p>
<p>
Космолет "Еруслан Лазаревич" стартовал тринадцатого числа тринадцатого месяца тринадцатого года в тринадцать часов тринадцать минут по лысогоровскому времени. И этот факт сам по себе был добрым предзнаменованием для успеха всей нашей миссии.</p>
<p>
- Ключ на старт! - гортанно проклекотал оператор наземной связи.</p>
<p>
В наушниках шлемофона громко заскрежетало. Солдатики из местной войсковой части, пыхтя от натуги и обливаясь потом, поворачивали огромный ржавый ключ в замке, отпирающем стартовые фиксаторы пускового устройства.</p>
<p>
- Заклинание! - оператор связи громко зевнул в эфир. Для него наш старт был одним из сотен за последний месяц. А как доказано многочисленными научными работами, лучшего всего здоровому сну на рабочем месте способствуют именно обыденные и рутинные события.</p>
<p>
Ведьмочки из заклинательной команды тоненькими звонкими голосочками завели свою привычную предстартовую песенку:</p>
<p>
- Мы сейчас пускаем РОГ,</p>
<p>
Чтобы он на небе смог</p>
<p>
В космос перейти порог!</p>
<p>
РОГ, РОГ, РОГ! Смог, смог, смог!</p>
<p>
РОГ - реактивный орбитальный гравицап - это сейчас мы, космолет "Еруслан Лазаревич" из знаменитой серии космических кораблей "Алмаз". Дважды лауреат премии "Честь и гордость" Космического Флота Лукоморского Союза, между прочим.</p>
<p>
Командир нашего космолета домовой Пипелий Пипелович Пипелов, для краткости именуемый всеми просто Пипелыч, довольно хрюкнул и суетливо заворочался, поудобнее устраиваясь в кресле - ложементе. С годами у него появилась дурная привычка сладко посапывать во время выведения космического корабля на орбиту.</p>
<p>
- Протяжка! - сообщила Земля все тем же ленивым тягучим голосом.</p>
<p>
Бортовой компьютер "Кот Баюн" заводил носом, принюхиваясь к выполненным в виде связки сосисок записям с полетной документацией. Манипулятор мышь, попискивая от усердия, тут же принялся протягивать связку через кошачий мозг в направлении от левого уха к правому.</p>
<p>
- Продувка! - сказал оператор. Обычно в этот момент он по сложившейся на космодроме традиции начинал ковыряться грязным мизинцем в своей левой ноздре и сморкаться.</p>
<p>
По команде шесть Змеев Горынычей реактивной тяги, установленных по периметру первой ступы нашего космолета, начали, пофыркивая, прочищать огненные горла.</p>
<p>
Я покосился влево. Третий член нашей космической команды, бортинженер Жердяй Игошин, меланхолично посасывал через трубочку апельсиновый сок из большой пластиковой бутылки. Водяной - он и есть водяной. Никакого космоса ему и даром не надо: дай только похлебать чего-нибудь жидкого да вовремя смени памперсы. Чащоба, млин. Как был выходцем из тьмутараканьских болот, так им и остался.</p>
<p>
- Старт! - надсадно рявкнул в эфире оператор.</p>
<p>
Горынычи в хвостовой части ракеты дружно выдохнули пламенем, разметав пыль и плесень на ржавом железе стартовых конструкций. Космолет дрогнул, приподнялся на реактивной тяге и медленно пошел вверх.</p>
<p>
- Позвездячили! - проплямкал губами в микрофон Пипелыч. Это тоже наша старая и добрая традиция - начинать каждый полет исторической фразой, с которой ушел в свой бессмертный рейс к звездам первый космонавт планеты Гагара Юрский.</p>
<p>
Жердяй Игошин вытащил из губастого рта трубочку и с сожалением отодвинул бутылку с соком в сторону. Пить на старте считалось в семействе водяных дурным тоном: под воздействием перегрузки жидкость льется из трубочки как вода из водопроводного крана. Никакого кайфа.</p>
<p>
- Тридцать секунд, полет нормальный, - оператор шумно всхрапнул в наушниках.</p>
<p>
Я повернулся к иллюминатору. Было хорошо видно, как с соседних пусковых площадок в голубизну небес поднимались дымные белые стрелы стартующих ракет. Массовый старт - это всегда завораживающее зрелище. Жаль, что в последние годы из-за нарастающего как котящийся с горы снежный ком миролюбия нашего Колдовского правительства наблюдать массовые запуски можно все реже и реже.</p>
<p>
Сигнальный филин над пультом управления тревожно замигал большими круглыми глазами и трижды угукнул. Пипелыч испуганно вскинулся со сна, влип носом в замигавшие красным лампочки световой индикации и недовольно крякнул:</p>
<p>
- Неполадки на разгонном блоке Д первой ступы. Левушка, займись!</p>
<p>
- Есть, командир! - я принялся отстегивать фиксирующие ремни на кресле.</p>
<p>
Гм, "Левушка, займись"... Мог бы и не говорить, сам знаю свои обязанности. Жердяйчик наш Игошин, хоть по штатному раскладу и записан бортинженером, но в бортовых системах ракеты - ни бум-бум. Водяные - они больше по собственно космической технике специализируются. Да еще в том, чтобы поплавать всласть. Без разницы где: можно внутри герметичного контура орбитальной станции или космического корабля. А можно и за бортом, в открытом космическом пространстве. И не случайно, что первый космонавт, который свободно воспарил на околоземной орбите вне корабля, - Леонтий Лексейшин, - был водянистого роду-племени.</p>
<p>
Ну, а самому Пипелычу покидать свой пост и вовсе не резон. Где это видано, чтобы командир, "Заслуженный домовой Лукоморского Союза", тратил свое драгоценное время на всяческие поломки и отказы? Да еще во время запуска - самой скучной операции в любой космической миссии.</p>
<p>
Поэтому кто у нас на борту универсальная палочка - выручалочка? Я, леший Левиафан Дормидонтов, пилот. И копаться во всяких неисправностях мне сейчас предстоит собственными волосатыми ручками.</p>
<p>
Я выбрался из кресла, с помощью лома и материнского колдовского слова открыл люк в теплозащитном экране на полу пилотского отсека и полез в образовавшийся лаз.</p>
<p>
Орбитальный рабочий модуль, через который мне пришлось пробираться, был почти сплошь заставлен деревянными ящиками с аппаратурой, запчастями и провиантом. Но погрузку на космодроме я делал сам, поэтому плутать мне долго не пришлось, и уже через пару минут я добрался до спиральной трубы, связывающей наш космический корабль со всеми ступами ракеты-носителя. Подложив под себя толстый том бортового журнала, чтобы не протереть штаны скафандра во время спуска, я оттолкнулся от отполированных до блеска бортов спирального лаза и скользнул вниз, заботливо подгоняемый в спину постепенно нарастающей перегрузочкой.</p>
<p>
Мне всегда нравилось скользить по спиральной дорожке, проложенной между топливными баками ракеты. В качестве баков для хранения окислителя и горючего - живой и мертвой воды, то есть, - у нас используются гигантские водяные жабы. По команде с Земли щекотуны - тараканы начинают пощекотывать горловины жаб, и те отрыгивают воды в большущие рабочие клизмы. Направляющие шланги клизм вставлены в подхвостовые отверстия Змеев Горынычей. В змеевских желудках живая и мертвая вода соединяются, химически реагируют и производят высокотемпературный газ, который через разинутые пасти Горынычей вырывается во внешнее пространство, создавая реактивную тягу. Эта тяга сейчас и толкает нашего "Еруслана Лазаревича" в звездные выси космического пространства.</p>
<p>
Я скользил по спиральному рукаву, тычась в упругие животы жаб, и насвистывал веселую песенку про то, что до старта есть еще четырнадцать минут и можно вполне успеть выпить бутылочку тинного пива. Настроение было хорошим, несмотря на неисправность, которая дожидалась меня в двигательном отсеке первой ступы. Я вернулся из отпуска на югах, встретился со старыми друзьями, снова приступил к любимой работе в космосе. Чего еще нужно молодому пилоту-лешему для маленького сиюминутного счастья?</p>
<p>
Неисправность, впрочем, оказалась совершенно пустяковой. Это я понял с первого же взгляда, как только съехал верхом на бортжурнале в двигательный отсек.</p>
<p>
Одна из голов четырехголового Горыныча в секции Д вместо того, чтобы высунуться в выходное отверстие ступы и дружно изрыгать пламя в единой связке с братскими головами, отворотилась внутрь двигательного отсека и с зажмуренными глазами хлюпала носом.</p>
<p>
Я подошел к диссидентствующей голове и ласково потрепал ее по холке. Она приоткрыла треугольный зеленый глаз и уставилась на меня.</p>
<p>
- В первый раз летишь? - негромко осведомился я.</p>
<p>
Голова шмыгнула носом и кивнула.</p>
<p>
- Высоты, значит, боишься? - я ласково погладил ее за ухом.</p>
<p>
Она всхлипнула и виновато угукнула.</p>
<p>
- Мне тоже, когда первый раз в космос летел, было страшно, - признался я. - Так знаешь, что я сделал?</p>
<p>
Голова распахнула оба глаза и заинтересовано повела ушами в мою сторону.</p>
<p>
- Я закрыл глаза, чтобы не бояться, и спокойненько делал свое дело! - врать, конечно, не хорошо, но сейчас меня оправдывали высокие педагогические цели. - А потом стал постепенно открывать глаза и посматривать с высоты... Знаешь, какая Земля красивая из-за облаков? Видела когда-нибудь?</p>
<p>
Голова качнулась из стороны в сторону. Понятное дело, где ж ей видеть. Молодняк же, зелень еще не облетанная, последний выпуск школы Змеев Горынычей.</p>
<p>
- Хочешь, покажу? - я ткнул пальцем в выходное отверстие ступы. - Просовывай сюда головку и открывай пасть. А потом, когда начнешь работать, медленно открывай глазки - и любуйся!</p>
<p>
Пару секунд голова еще сомневалась, но потом решилась, зажмурила глаза и нырнула в выходное отверстие. Мгновение спустя я услышал гулкий рев заработавшего змеиного горла. Блок ракетных двигателей Д вышел на нормальный рабочий режим.</p>
<p>
Я привязал веревку лебедки к поясу скафандра, сунул горсть лесных орехов белке, крутившей колесо, и заскользил по спиральному коридору вверх, обратно в пилотский отсек.</p>
<p>
</p>
<p>
2.</p>
<p>
Как известно, космическое пространство открыл наш отечественный естествоиспытатель Козьма Навтин.</p>
<p>