Амалия Казарян
Крылья противоположности
«Кира Стертман – девушка, живущая в неведении о том, какие события произошли в ее тринадцать лет, о которых она ничего не помнит, кем является на самом деле и на какие чудеса и ужасы она способна. Умение чувствовать чужие страхи и распознавать их причины пугает ее, а мать хранит странное молчание. В день инцидента, когда Кира, по вине однокурсника, попадает в больницу, неожиданно возвращается ее отец, вскоре, после чего она встречает его знакомого и узнает о том, что является мутированной, как и ее друзья, с которыми она пять лет назад устроила побег из лаборатории. Все это стерли из ее памяти, и она намерена вернуть воспоминания и своих друзей любой ценой.
Троицу главных героев: Джека Этлера, Киру Стертман и Гилберта Соллера ожидают совместные приключения, общие потери и поражения, им предстоит раскрыть возможности своих способностей, множество тайн, скрываемые великим ученым Профессором Дьюфе и неким Элементалем и, наконец, понять их истинные мотивы. Каждому из них предстоит не только принять себя, но и справиться с проблемами, возникшими на протяжении долгого времени».
Благодарность Лиле, которая была рядом, помогала и поддерживала меня на протяжении создания книги.
Часть первая
Забытое прошлое
Глава 1.
Сомнения
Вы когда-нибудь сомневались в собственной реальности? Когда-нибудь задумывались о том, кто вы и кем являетесь в этом мире? Задумывались ли о своих совершенных и несовершенных действиях? Положительные ли они? Или же отрицательные? А вдруг мы не те, кем привыкли себя считать? Вдруг мы роботы? Или призраки уже умерших самих себя? Звучит глупо, но стоит задуматься. Кто вы? Какова ваша цель в жизни и есть ли она вообще? И главное: к чему вы стремитесь?
Каждый день. Каждый божий день я задумываюсь и все никак не могу понять, кто я? По ночам я редко вижу сны. А если и вижу, то в них появляются только странные незнакомые мне люди. Хотя трудно отрицать того, что многих из них я будто уже встречала. Но иногда, когда тьма рассеивается, я вижу перед собой мальчика. Крепкого. С красивыми янтарными глазами и золотистыми волосами. На спине у него огромные, ангельские крылья. Они переливаются так, будто сделаны из золота. И его глаза. Прекрасные янтарные глаза смотрят на меня с мольбой. Мальчик протягивает мне руку, и я хочу протянуть свою в ответ, но каждый раз что-то останавливает меня, и я вижу на себе его грустный взгляд. Он шепчет:
– Ты все вспомнишь. Жди и все вспомнишь.
После этого я просыпаюсь. Я чувствую себя опустошенной и одинокой. Пятый год я жду, продолжая видеть разные сны. Мальчик появляется во снах в последний день каждого месяца. Я стараюсь не накручивать себя, но трудно этого добиться, когда подсознательно понимаешь, что все это только начало и беды еще настигнут меня.
А еще эта жажда… Желание выпустить своего демона и начать убивать. Во мне есть что-то ужасное, чего я не могу понять. Что-то неконтролируемое живет во мне. Как будто оно хочет вырваться и стать мной. Мне удается сдерживать это чувство и оставаться собой, насколько это возможно, но кто знает, на то я способна на самом деле?
Меня мучают столько вопросов без ответов, но я должна держаться и ждать, даже если готова вот-вот сойти с ума. Иногда, просыпаясь, я понимаю, что не помню ничего из того времени, когда мне было тринадцать. Такое чувство, будто после двенадцати, мне сразу исполнилось четырнадцать. Будто тринадцатилетие вычеркнули из моей жизни. Никаких воспоминаний. Ничего. Абсолютно ничего. Мать говорила, что случилась авария, и я впала в кому, но я не верю ей, потому что вижу, что она лжет! Мне ничего не остается делать, кроме как ждать. Ждать, когда я все узнаю.
Глава 2.
«Дьюфе скорее умрет, чем снова увидит нас в Касбурге!»
Наступил очередной майский день. Слышу звон будильника, сквозь сон вздрагиваю и отключаю его. Без двадцати восемь встаю, заправляю кровать, и осматриваю свою небольшую комнату. Один гардеробный шкаф с зеркальными дверями, один письменный стол, на котором творится полный беспорядок, что довольно редко, одна кровать, рядом тумбочка, на ней мои перчатки, сделанные из необычного материала, в которых я хожу каждый день. Мама говорит мне не снимать их в общественных местах, не знаю почему. Она постоянно уходит от ответа, а когда я настаиваю – игнорирует.
После умывания, подхожу к шкафу и достаю форму, в которой я хожу в университет, и переодеваюсь. Расчесываю недлинные пепельно-черные волосы и собираю их в хвост. Смотрю в зеркало и вижу невысокую крепкую девушку восемнадцати лет с черными глазами, в перчатках, закрывающие кисти, в белой рубашке и темной обтягивающей юбке, на руках заметны мышцы.
Слышу, как дверь в комнату открывается, и в зеркале я вижу русоволосую женщину, одетую в обычное домашнее платье. Она смотрит на меня с какой-то грустью, но потом берет себя в руки.
– Доброе утро, мам.
– Доброе утро, Кира. Завтрак готов.
– Мам, я и сама могу приготовить себе. Тебе, наоборот, надо спать в такое раннее время, – говорю я, оборачиваясь.
– Я никогда не перестану заботиться о тебе.
Я улыбаюсь и обнимаю ее. Моя мама – Сейлар Стертман очень добрая и заботливая, но она никогда не говорит о том, где сейчас мой папа и о том, что произошло тогда, когда мне было тринадцать лет. А также о двух длинных шрамах, пересекающих мою спину.
Мама вышла из комнаты, а я подошла к столу и начала раскладывать все по своим местам. Достав свою рабочую сумку, я положила в нее нужные вещи, предметы и два А3 – один чистый, а другой по заданию. На нем нарисован роскошный двухэтажный особняк, находящийся где-то загородом неподалеку от леса. Я не видела этого места, но дом казался мне знакомым, как будто побывала в нем. Были у меня и другие рисунки: водопад, озеро с плавающим в нем аллигатором, белое четырехэтажное здание. Ничего из этого не было в нашем городе, и ничего похожего я прежде не видела. Матери я рисунки не показывала, боясь плохой реакции, но мне казалось, что эти рисунки на несколько секунд пробуждают во мне воспоминания, которые тут же пропадают. Бывает, в голове я слышу голос, но отгоняю его прочь. Мне удается хранить хладнокровие и самоконтроль, но иногда мне хочется просто уехать куда-нибудь подальше и забыться.
Перекусив и попрощавшись с мамой, я вышла на улицу, села в такси и поехала в университет. Проезжаем мимо различных необычайно красивых зданий, магазинов и небоскребов, знакомых мне с детства. Наконец мы приехали. Расплатившись, я вышла из машины. Захожу в здание и направляюсь в аудиторию. Здесь я не популярна, как многие девушки и парни, но мне этого и не нужно. Некоторые относятся ко мне недоверчиво и шепчутся за моей спиной, но, слава Богу, особо внимания не обращают. Вдруг, за спиной слышу знакомый голос. Я оборачиваюсь и улыбаюсь.
– Привет, Алина.
– Привет, Кира. Как дела?
– Вполне нормально. Сама как?
Алина Джонс моя лучшая подруга, она очень болтлива и всегда старается следовать трендам в моде. Даже сейчас она болтает без умолку и ей все равно, слушаю я ее или нет. Алина – русоволосая девушка ненамного выше меня. Ее красивые серо-голубые глаза меняют оттенок в зависимости от освещения и самого места. Это многих удивляло и даже восхищало. Ей даже дали прозвище «глазки хамелеона».
Когда мы вошли в аудиторию, никого не оказалось, что было неудивительно, ведь мы пришли рано, а многие студенты наоборот, любители опаздывать. Я разложила предметы на столе и села. Алина плюхнулась рядом.
– Как ты думаешь, какое задание нам дадут на сегодня?
– Ой, не знаю, Кира. Надеюсь, обойдется без самостоятельных работ. Мне главное хорошо сдать экзамен и тогда можно будет, наконец, отдохнуть. Не всем же повезло, – добавила Джонс, многозначительно покосившись на меня.
– Что? Я не виновата в том, что ты не успела сдать контрольный рисунок.
Меня освободили от экзаменов по хорошим результатам, но я не расслабляюсь и продолжаю усердно работать. Вскоре после того, как пришедшие студенты расселись по своим местам, в аудиторию явился преподаватель. Нашей сегодняшней темой стала графика и, к огорчению Алины, нас предупредили о самостоятельной работе по данной теме и разрешили заранее сделать наброски рисунка. Тема свободная. После лекции Алина убежала домой, а я решила прогуляться по саду и подумать над тем, что буду рисовать.
Иду по тропинке и всматриваюсь во все, что окружает меня: деревья, кустарники, цветы, насекомые. Тишину нарушает красивое пение разновидных птиц. Мои мысли прервал шелест за спиной. Я обернулась и едва сдержала испуганный вскрик. На нижней ветке дерева сидел, судя по всему, златогривый орел – самый необычный и редчайший вымирающий вид птиц. Откуда в большом городе взяться орлу? Птица была необыкновенно красива и что-то или «кого-то» напоминала. Его крылья переливались. Они будто из золота…
– Точно! Сон! – вспомнила я и очень удивилась тому, что орел не испугался и все также продолжал сидеть на ветке.
Рискнув, я подошла поближе. Еще ближе. Между нами оставалось меньше полметра, и я видела его во всей красе. Я медленно достала из сумки блокнот и карандаш. Он, будто зная, что я собираюсь сделать повернулся ко мне всем своим видом и выпрямился. Я присела на траву. Спустя какое-то время я смогла перерисовать орла в блокнот. Очень необычно то, что он ни разу не дернулся. Он не боится меня, это я знаю точно. У меня есть необычная способность чувствовать чужой страх и еще никому не удавалось скрыть его от меня. Как я это поняла, не помню, лишь знаю и чувствую, когда кому-то страшно.
Убрав предметы обратно в сумку, я встала и приблизилась к орлу почти вплотную. Любая другая птица на его месте улетела бы, но он продолжал упорно стоять на месте. Что-то в нем было знакомое. Сняв перчатку с правой руки, я рискнула протянуть ее вперед. Он не подал никаких признаков враждебности. Боясь дышать, я дотронулась до его гладких золотых крыльев. Неожиданно он вскинул голову, а затем, взмахнув крыльями, улетел. Я оглянулась назад. Ко мне навстречу шел Кен. Кен Фостер – популярный, высокий мускулистый парень, половину его лица скрывает длинная рыжая челка. Я быстро надела перчатку.
– Здравствуй, Кира, – беззаботно сказал он, засунув руки в карманы брюк. То, что он здесь не предвещает ничего хорошего. – Гуляешь?
– Чего тебе, Кен?
– А что так грубо? – посмотрел он на меня своими невинными глазками красноватого оттенка.
Я взяла сумку и, развернувшись, пошла своей дорогой. Если такой самонадеянный идиот, как Кен, подходит к самой обычной девушке, как я, то это не просто так, а я не собираюсь участвовать в его глупых планах.
– И куда ты собралась? – не отставал он от меня.
– От греха подальше.
Мы вышли из парка. Студенты собрались на улице и что-то бурно обсуждали.
– Нам нужно поговорить.
– Мне не о чем с тобой разговаривать, Фостер.
Похоже, я его разозлила. Он резко схватил меня за руку и больно сжал ее. Я растерялась. Сумка соскользнула и упала на землю. Некоторые студенты заметили нас, и подошли поближе.
– Отпусти меня.
– А то что? Позовешь кого-нибудь на помощь? И позволь поинтересоваться кого? Своего папашу? Ой, извини, я забыл, что у тебя его нет.
Неожиданно меня переполнил гнев, который я не смогла удержать. Я сжала в кулак свободную кисть и со всей силы ударила Кена по лицу. Студенты ахнули. От неожиданности он отпустил мою руку и отступил назад. Удар вышел очень сильным. Немедля схватив сумку, я побежала к дороге и села в свободное такси. Что это сейчас было? Все произошло слишком быстро, я даже осознать ничего не успела.
«Ох, завтра я от него точно не отвяжусь!», – мысленно простонала я.
Я сняла перчатку. Кисть совсем не болела, а покрасневшие костяшки начали быстро возвращаться в норму. Еще тогда, в четырнадцать лет, я заметила, что у меня ускорился регенерационный процесс, вызванный явно не аварией. И все же, в чем-то Кен был прав, у меня нет отца, а если и есть, то он не имел права оставлять нас с мамой одних на целых пять лет без какой-либо причины. За все это время он даже ни разу не звонил! Я помнила папу вечно занятого, строгого и требовательного, но в то же время заботливого, доброго и ласкового. Мама втирает мне чушь о том, что он улетел в другой конец планеты по делам и что он вернется, но я чувствовала, что она боится именно этого.
Наконец я вернулась домой. Мамы не было, но она оставила записку, что ушла в магазин. Я ушла в свою комнату, переоделась и только хотела достать блокнот, как заметила, что в сумке его нет! Похоже, он выпал, когда Кен схватил меня, а сфотографировать, я, конечно же, не додумалась.
– Вот черт!
Вздохнув, я закрепила холст на мольберте и попыталась набросать по памяти, но ничего не выходило. Неожиданно послышался стук в окно. Я резко обернулась и раскрыла рот от удивления. За стеклом был тот самый златогривый орел. Я подошла и открыла окно. Орел залетел в комнату и опустился на письменный стол. Я заметила свой блокнот, привязанный к его лапе. Осторожно я забрала и открыла его. Рисунок целый, лишь на странице рядом было написано не моим почерком и уж точно не почерком Кена:
«Красиво нарисовала Алмаза. Он не сделает тебе больно, если ты не сделаешь это первой, Кира. Когда придет время, мы обязательно придем за тобой. Удачи тебе и будь осторожна с Кеном, он что-то задумал»
И снова вопросы: кто это написал? Откуда он или «она» знает меня? И что задумал Кен?
Я вздохнула. Потом разберусь. Я села напротив холста и начала делать набросок. Через некоторое время на холсте обозначился рисунок. Мальчик с крыльями из моего сна, а на его плече я нарисовала Алмаза.
– Все! Я сделала это!
Еще раз, взглянув на свое творение, я вырвала лист из блокнота, написала: «Не знаю, кто ты, но огромное спасибо тебе», привязала листок к лапе птицы и кивнула ему.
– Спасибо, Алмаз. Ты можешь лететь, – неуверенно произнесла я.
Алмаз вспорхнул и вылетел в окно. Телефон завибрировал и загудел. Я взяла трубку.
– Да, Алина?
– А ну давай выходи, я жду тебя на улице. Надеюсь, ты не забыла, что мы должны сходить в библиотеку? И еще, помоги мне, пожалуйста, с заданием.
– Хорошо. Уже иду.
Я вышла на улицу, где встретила Джонс. Мы отправились библиотеку, там взяли несколько нужных нам книг и направились в предложенное Алиной кафе. Кафе небольшое, внутри тихо, негромко играет спокойная мелодия, на стенах развешаны разнообразные картины. Мы сели за свободный столик, на котором лежал холст и карточка «место занято». К нам подошла официантка.
– Добрый день. Что закажите?
Я не успела ничего сказать.
– Добрый день. Все как обычно: два крепких кофе и какое-нибудь пирожное.
Официантка кивнула и ушла.
– А меня спросить, что я хочу не вариант?
– Ой, да ладно тебе, – отмахнулась подруга, а потом хитро посмотрела на меня. – Я хожу сюда каждый день, так что скидка гарантирована.
Мы болтали, шутили, и смеялись, потом я помогла Алине с рисунком. У нее неплохо получилось сделать набросок олененка, находящегося среди огромного леса. В итоге мы просидели в кафе несколько часов.
– Знаешь, за последние пять лет ты ни разу не сняла перчатки. Почему? – неожиданно спросила Алина.
Это прозвучало так, словно подруге был известен ответ, и она лишь придерживается какой-то определенной роли. Отогнав подобную мысль, я ответила:
– Признаться, я и сама не знаю. Меня просто мама очень просила этого не делать.
– А ты попробуй их снять, не думаю, что случится что-то плохое.
Поколебавшись, я все же сняла их. Алина взяла меня за руки.
– Видишь, нечего страшного. У тебя такие гладкие руки. Может мне тоже начать носить перчатки?
Я рассмеялась.
– Ладно, может, пойдем уже? – спросила я.