Итак, - с улыбкой подытоживаю я, - отчаянность или одержимость?
- Я не поспеваю за вашей мыслью, - признаётся настоятель.
- Кому-то настолько опротивел этот город, кому-то стало настолько невыносимо под сенью его бездушных небоскрёбов, что он готов пойти на всё, чтобы вырваться из этого ада и умчаться далеко-далеко. Это ли не отчаянность? Или же кто-то ради достижения поставленной цели не остановится ни перед чем. Это ли не истинная одержимость? Несомненно, обе эти истории достойны талантливого пера. Какую предпочтёте?
- Это столь важно?
- Нет. Ибо в ваших расчётах вы не учли главного.
- Что же?
- Тот, кто не знает, что этот госпиталь принадлежит нам, не проникнет незамеченным в его святая святых и не одолеет в одиночку шестерых вооружённых ... "детей обоих миров". Тому же, кто способен на это, прекрасно известно о нас - лауренитах-госпитальерах. И если он, тем не менее, идёт на подобный шаг - эти четыре килограмма хипносиума ему и даром не нужны. Конечно, он может выполнять чей-то заказ - но уж точно не ради денег. Его ведёт не жадность, а совсем иная причина.
- Какая же?
- А какое единственное последствие этого побоища прекрасно известно нам обоим? - бесстрастно произношу я.
- Какое? - недоумённо бормочет настоятель, - не может быть! - потрясённо восклицает он, - неужели, его истинная цель вы?
- Именно, - подтверждаю я.
- Но зачем злоумышленник забрал весь препарат?
- Примитивная уловка, которая свидетельствует о заурядности его ума. Очевидно, он не теряет надежды внушить мне, что в этом спектакле мне уготована лишь безопасная роль охотницы, а вовсе не дичи. Если бы она сработала, его визит, несомненно, застал бы меня врасплох. Но настоящий хищник не взял бы ничего.
- И как вы поступите?
- Для вас это не имеет значения. Ведь вам теперь делать ничего не придётся. В этой пьесе вы всего лишь зритель. Хотя, распорядитесь, чтобы мне принесли... нет, две пироженки.
- Прошу извинить, - склоняется в глубоком поклоне настоятель, - но распоряжение Великого Магистра - не давать вам пирожное, пока вы не поужинаете!
- Что? - обиженно надуваю я губы, - и здесь?
- Прошу извинить!- остаётся в склонённой позе настоятель.
- Я сама могу купить пироженку в буфете. У меня есть денежка.
- Прошу извинить! Без моего разрешения буфетчицам продавать вам пирожное запрещено. Распоряжение Великого Магистра!
Ришар Макдональд - приятель моего папы. Отсюда и растут все корни.
- Котлетка, лапшичка и две пироженки, - изменяю я распоряжение, - и ещё - в этом городе есть ночное шахматное кафе?
...............................................................................................................
Надо же, один ночной шахматный клуб в городе нашёлся. Всё-таки миллионный мегаполис. "Силенсио". Великое безмолвие. Абсолютная тишина. Бесшумно бежит стрелка шахматных часов, бесшумно передвигаются фигуры на шахматной доске. Молчание слишком важно для игрока. Молчание - это сосредоточенность, постижение, расчёт. Молчание - это интуиция и внезапное наитие. Молчание - это рождение истины. А истина - это и есть настоящая победа.
Потому я и сижу за шахматным столиком в самом отдалённом от входной двери углу и, молча, жду моего партнёра. Я спокойна, ибо знаю - он ждать не будет. Раскрытая доска, расставленные фигуры - намёк, понятный всякому. Да, и мои - чёрные, ведь чёрный - традиционный цвет наших одеяний, из-за которого, возможно, меня и зовут Чёрной Вдовой. А значит, первый ход придётся сделать ему. Молчание, ночь, партия, смерть.
Он идёт ко мне. Ошибки быть не может, убийцы узнают друг друга сразу. По походке, по движениям, по выражению глаз. Правильно, вот так прямо, не таясь, ведь именно ночью срывают все покровы. Голая, шокирующая правда. Так что к чему мне твоя внешность?
- Платиновые волосы, глаза цвета морской волны, лицо повзрослевшей куклы, чёрный френч, сомнений быть не может, это она - дочь демона-убийцы Раймунда фон Вейхса и одержимой вивисекторши Янины фон Валленроде - Чёрная Вдова госпитальеров Альбертина Беримира фон Вехс фон Валленроде Рейнхардт! - экзальтированно восклицает мой партнёр, - как я ждал этой встречи!
Но на его возгласы никто не обращает никакого внимания. Что же, в мирный город пришло колдовство.
- Если меня когда-нибудь привлекут к судебной ответственности, тяжёлая наследственность станет главным козырем моей защиты. У меня всё записано. От вас же я жду повести, что окажется красивей историй о неукротимой одержимости и безнадёжном отчаянии.
- Повести? - с интересом склоняет голову набок партнёр.
- Цель, - откидываюсь я на спинку стула и прикрываю глаза.
- Выведение из равновесия, горечь, бессильная ярость, пустота! Вы - самое слабое место!
- Папа или братик?
- Братик? Называть так чудовище из Поречья! Бесподобно!
- А кто-то предпочитает называть его просто идиотом. Рассказывают, в его кабинет как-то доставили захваченную у террористов партию смертельного нервнопаралитического газа, заключённого в небольшие стеклянные шарики изумительного изумрудного цвета. "Ух ты, - воскликнул братик, - эти шары точь-в-точь как у жонглёров! А ну-ка, - хватает он несколько из них и начинает подбрасывать в воздух, - я в этом деле, правда, не особо силён,- тут же добавляет он". А газа в каждом из шариков - на несколько десятков человек. Ясно, что в кабинете он тут же остался один. Так что вы правы, мой брат - живое воплощение хаоса. "Милослав, сейчас же положи Альбертину обратно в кроватку! Она хочет спать"! "Нет, мама, Альбертина не хочет спать, она хочет кружиться и играть"! А всё что я тогда хотела - это понять, что хочет от меня эта уменьшенная копия папы. Разумеется, чёткой цели у него отродясь не бывало, следовательно, не вы мешаете ему, а он - вам. Так какая же эта цель?
- Не правда ли, восхитительная тишина! - широко раскидывает руки партнёр, - мы всего лишь хотим, чтобы это изумительное молчание воцарилась во всём мире! Разве не свинство, мешать столь возвышенной мечте!
- Люди и в самом деле довольно шумные создания, - киваю я, - даже ночью от них нет покоя. Этот город, похоже, никогда не спит. Да, - продолжаю я, - в таком случае четырьмя килограммами гипсосиума точно не обойтись. Шут с ними, ведь смешно думать о возврате порошка, когда не вернёшь человеческие жизни. Считайте их платой за вашу занимательную историю об абсолютном одиночестве и совершенном равнодушии. Когда некого терять, и жалеть не о ком. Однако именно поэтому я не могу одобрить ваши действия. Ведь они порождены стремлением к безответственности, то есть ложной свободе.
- О! За кого же отвечаете лично вы?
- За всех, у кого на одежде вышит тот же символ, что и на моей. Этого более чем достаточно. Согласна, компания шумная, но вытерпеть их можно. Да, и... точно... Вольфганг. Вольфганг! Ему ваш безмолвный мир точно не подойдёт.
- И поэтому вы совершенно одна?
- Советы из разряда "Лошадью ходи!" мне ни к чему.
- Великолепно! Потрясающе! И в самом деле, зачем самке паука помощь слабых самцов!
- Вы тоже без компании. Впрочем, двое одиночек-эгоистов, это только двое одиночек-эгоистов, а не сплочённая команда. Друг другу будут только мешать, верно?
- Своему отчаянию Милослав Райан фон Валленроде должен быть обязан мне и только мне! Иное просто невыносимо! Вы согласны?
Еле слышный шёпот удивлённых игроков вдруг доносится до меня:
- Посмотрите, с кем играет та женщина в углу.
- Странно, они оба играют чёрными фигурами.
- Опытный игрок без труда отличит свои фигуры от фигур партнёра. И всё же... Давайте уйдём отсюда.
- Разве от Него можно уйти?
- Они так увлечены игрой и беседой, что если мы не будем шуметь, Он нас не услышит.
- Рада, что лично против меня вы ничего не имеете, - отвечаю я, - остаётся одна деталь. Здесь, несмотря на тишину, довольно людно.
- Это не проблема, - отмахивается мой партнёр.
Изящно-небрежный жест, и всё вокруг нашего столика погружается во мрак.
- Личное подпространство?
- Именно! И в нём я полноправный властелин!
- Вот это мы и проверим, - поднимаюсь я, материализуя слегка изогнутый узкий клинок, - похоже, мы оба угодили в цейтнот, так что давайте закругляться.
- Я предпочитаю продлить удовольствие, - длинная рапира возникает и в руке моего партнёра. Его лицо скрывается за матово-чёрной непроницаемой маской, - впрочем, секунды боя длятся как часы!
Это он верно подметил. Сразу чувствуется - опыта ему не занимать. Позиция, салют оружием, ритуал соблюдён, понеслась.
Сбив клинка, выпад, защита, хлёсткий удар, выпад, уход, укол. Защита, разрыв дистанции, контратака, уклон, отскок. Выпад, двойной удар, защита, отвод клинка, выпад. Подрезание, уход круговым движением, отвлекающий удар. Выпад, защита, укол, преследование, рубящий удар, блок, сбивающий удар, укол. Раз-два-три, раз-два-три. Борьба за позицию, борьба за дистанцию, борьба за темп. Выпад, защита, уход. Уклон, контратака, защита, удар. Раз-два, раз-два, раз-два-три.
- Удивительное хладнокровие! - глухо несётся из под маски, - вам и в самом деле неведом страх! Никаких эмоций, чистый расчёт! Так и будет в нашем мире!
- Мой папа в одиночку защищал мирный городок от корабля, команда которого полностью состояла из таких, как вы. Назывался он "Валрус" и ужас наводил на всё Восьмикружье. После его визита во многих поселениях воцарялось великое безмолвие. Но после того боя, "Валрус" так и застыл неподвижно в песках возле Десперэйт Хоупа, а папа решил, что его странствиям по Инферно пришёл конец и пора возвращаться домой.
Целый экипаж и одиночка. За кого вы меня принимаете? Впрочем, это уже не важно. Если коротко, тут есть два момента. Первый - без вас ваше подпространство разрушается на раз. И второй - я вам немного солгала. Мы сейчас не одни.
- Что? - удивлённо переспрашивает мой партнёр.
Человеческий боевой маг быстр. Очень быстр. Но боевой маг-паук. Быстрее. Особенно если он принадлежит к семейству пауков-волков, для которых скорость - залог успешной охоты. Ничтожный миг, и Клементина Бонифаций принимает боевую форму прямо за спиной моего партнёра по этой увлекательной партии. Она очень удачно и незаметно покинула мой карман во время наших экзерсисов. Высота - два метра. Размах лап - посчитайте сами. Неуловимый бросок, истошный вопль, неприглядное зрелище. Шах и мат. Партия, конец, смерть. Похоже, мы с Клементиной Бонифацием и впрямь сплочённая команда.
- Он был очень странный, - звучит знакомый голос у меня в голове.
- Я вот тоже об этом подумала, - соглашаюсь я.
....................................................................................................................
Ночь ещё не прошла. До рассвета осталась пара часов, как раз хватит, чтобы сыграть ещё одну партию. И пусть для всех посетителей клуба "Силенсио" я сижу за моим столиком в гордом одиночестве - это ничего не значит. У меня есть партнёр.
- с2-с4, - раздаётся знакомый с детства голос, услышать который могу только я.
Солидный, основательный ход. Как же ответить на него? Что же, на этот раз, я, пожалуй, выберу венедскую защиту. Бесшумно бежит стрелка шахматных фигур, беззвучно передвигаю я фигуры на шахматной доске. Молчание. Абсолютное молчание.