Почему-то фантастические гипотезы Алика страшно бесили Женьку. Он их терпеть не мог, никогда не оставался равнодушным, сразу заводился и начинал злиться.
- Ну вот чего ты опять болтаешь? - накидывался он на Алика. - Чего опять ахинею городишь? Выдумываешь чёрт знает что, чушь какую-то!
- Витёк, - обращался он ко мне, словно я был между ними арбитром. - Чего он опять ерунду несёт?
Та идея про снегирей почему-то особенно задела Женьку и дело едва не кончилось крупной ссорой между ним и Аликом.
- Значит, по-твоему, прогресс бесполезен? - сразу насупился Женька. - Не нужен, значит, прогресс? Не нужно изобретать и создавать ничего нового? А мы тут, по-твоему, чем занимаемся? Это что, всё бесполезно? Не нужно это? Всё зазря? И мы тогда не нужны? Великая вселенная сама всё разрулит? Так чего ж ты тогда тут сидишь, на ненужной и бесполезной работе, технарь ты недоделанный? Чеши на рынок картошкой торговать!
Женька тогда не на шутку разбушевался, а Алику было хоть бы хны. Он никогда не позволял вовлечь себя в ссору, с ухмылочкой выслушивал женькину отповедь, но не снисходил до ответных реплик. Покипятившись какое-то время, Женька остывал и между ним с Аликом вновь воцарялся мир.
Алик обладал не только способностью невозмутимо уклоняться от женькиных нападок, но ещё и способностью мгновенно терять интерес к собственным же идеям. Высказав их, он ни словом больше к ним не возвращался и не вступал ни в какие споры. Словно ему было плевать на чьё-то мнение.
Эта завидная толстокожесть Алика тоже выводила из себя Женьку. Не достучавшись до главного виновника, он переключался на меня.
- Чего ты молчишь? Это ты его избаловал, слушаешь его вечно, развесив уши! Был бы потвёрже, он бы тут ничего не сочинял, а так он ради тебя и старается - нашёл благодарного слушателя...
Но я не хотел быть твёрже и занимать чью-то сторону тоже не хотел. Женька был моим другом, да только и фантазии Алика меня не напрягали, мне его болтовня даже нравилась. Было в безумных гипотезах Алика что-то притягательное... На самом деле они всегда заставляли задуматься, всегда давали пищу для ума. Позже, вернувшись с работы домой, я нередко пускался в размышления: а что, если бы действительно было так?
Впоследствии эта привычка упражнять интеллект здорово мне помогла - как, впрочем, и Женьке, хотя он ни за что бы в этом не признался.
Если бы я старался поскорее забыть теории Алика, выкинуть их из головы, то, возможно, ничего бы и не произошло. Но забыть их я не мог и Женька, подозреваю, тоже - даже когда Алика с нами уже не было. Лишь благодаря этому я внезапно заметил, что одна из историй Алика ощутимо выбивалась из общего ряда. Сразу-то я не придал этому значения и только спустя несколько месяцев меня осенило.
На следующий день, в раздевалке, я указал Женьке на вентиляционную решётку над дверью:
- Помнишь, Алик рассказывал нам, как лазил по вентиляционным воздуховодам? Это было ещё до нас, когда он сам только-только сюда устроился...
Женька, как и ожидалось, равнодушно пожал плечами.
- Он много чего болтал. Совсем разучился за языком следить, вот и вылетел с треском. Трепло он, балабол.
Я не сдавался.
- Но согласись, та история резко отличалась от его обычного трёпа. Обычно он излагал отвлечённые теории, которые никоим образом не касались его лично, а здесь он первый и единственный раз рассказал про себя.
- И что? - недоверчиво спросил Женька.
- Я полагаю, что в тот раз Алик говорил правду, он действительно лазил в вентиляционный воздуховод, - сказал я.
Женька не поверил.
- Я и ему не единожды говорил, и тебе скажу: с такой безудержной фантазией Алику стоило бы книжки писать, ненаучную фантастику...
Сам не знаю, что на меня тогда нашло. Если вкратце, Алику однажды взбрендило в голову забраться в вентиляцию. Ползая по воздуховодам, он, по его словам, забрался куда-то, где увидел нечто "охренительное". Разветвлённая сеть воздуховодов опутывала и пронизывала всю шарашку настоящим лабиринтом, запутанным и извилистым, не хуже, чем в фильме "Чужой". Алик считал, что по этому лабиринту можно попасть откуда и куда угодно.
Конкретно ту часть лабиринта, где он успел побывать, Алик нарисовал на бумажке. Потом его вышибли, а бумажка с "картой" так и валялась в моём шкафчике.
Именно тогда у меня в голове родился дерзкий и безумный план. В последующие дни я продумал его до мелочей и приступил к подготовке. Принёс на работу мощный фонарик с новыми батарейками, толстый маркер и кое-что из одежды, которую не жалко было испачкать в грязных и пыльных воздуховодах.
Меня подстёгивал не только острый приступ вспыхнувшего любопытства, но и неотвязное желание лично убедиться в том, что Алик, насочинявший кучу всякой чуши, по крайней мере один раз оказался прав и сумел отчасти прикоснуться к НАСТОЯЩЕЙ тайне. Не знаю, зачем мне это понадобилось. Просто вдруг возникла такая потребность. Мне даже было в общем-то всё равно, чем именно окажется эта тайна. Просто хотелось, чтобы она была.
Женьку я ни в чём не убедил.
- Не полезу, хоть ты меня озолоти, - категорически заявил он. - И тебе не советую. Что это ещё за дурость такая - в вентиляцию лезть? Вывозишься в грязи, а ещё, не дай бог, наткнёшься в тесном воздуховоде на крысу и она тебя всего искусает. Придётся потом лечиться от столбняка и бешенства.
- Ну ты тоже сказанул! - посмотрел я на него с упрёком. - Максимум, что случится - на работу вовремя не вернусь.
- Вот-вот, получишь втык. Это в лучшем случае. А в худшем - заблудишься или застрянешь в лабиринте и придётся тебя всей шарашкой искать и вытаскивать. Представь, что с тобой тогда сделают. Кончишь как Алик. Брось, забудь обо всём. Нет и не было никакой тайны. На чьи слова ты ориентируешься, этого беспардонного балабола? Ему верить - совсем надо с головой не дружить. Я, между прочим, был о тебе лучшего мнения...
Нехотя, после долгих уговоров, Женька согласился, ради старой дружбы, мне помочь. Мы выбрали время, когда начальник уйдёт в очередной отпуск и некому будет следить за дисциплиной. Алик уверял, что за обеденный перерыв вполне можно уложиться, но кто его знает.
Торопливо умяв обед, мы с Женькой незаметно для остальных коллег прошмыгнули в раздевалку. Там я в темпе переоделся, а Женька в это время открутил отвёрткой стальную вентиляционную решётку, закрывавшую воздуховод. Я встал на лавку, Женька меня подсадил и я через минуту очутился в воздуховоде. Как и предупреждал Алик, здесь было грязно, пыльно и темно.
Мне на память снова пришла игра Half-Life. Вооружившись фонариком и картой, я пополз, тщательно помечая пройденный путь маркером, чтобы и впрямь не заблудиться на обратном пути. В сечении воздуховод был тесен - меньше метра. Только-только протиснуться взрослому мужчине.
Кое-как, в уме, я постарался представить, куда же ползу. Выходило, что карта Алика уводит меня всё время куда-то вниз и в сторону внешней границы шарашки. Мне страшно было подумать, как этот путь отыскал Алик и сколько ему для этого пришлось ползать в тёмном лабиринте воздуховодов. Чтобы на такое решиться, нужно наверно быть таким вот странноватым парнем, как Алик.
Никаких датчиков движения и прочих современных штучек в этих ветхих советских воздуховодах не имелось. В этом смысле по ним действительно можно было ползти куда угодно и никто бы тебя не засёк. Поэтому я без всякой опаски следовал вперёд, не забывая работать маркером. Насколько это было возможно, я старался торопился, чтобы успеть вернуться до конца обеденного перерыва.
Если предположить, что Алик врал, то делал он это весьма искусно, потому что все изгибы, повороты и ответвления воздуховодов в точности совпадали с нарисованной им схемой. То есть он как минимум здесь был. Вряд ли кто-то ни с того, ни с сего дал ему допуск к секретным чертежам вентиляции, хранящимся в святая святых шарашки, и позволил срисовать оттуда фрагмент, примыкавший к нашей раздевалке.
Схема Алика в конце концов заканчивалась ещё одной стальной решёткой, за которой находилось некое помещение, помеченное на рисунке тремя жирными восклицательными знаками. Так Алик обозначил нечно "охренительное". При ближайшем рассмотрении я убедился, что решётка висит набекрень, на одном винте, так что проникнуть в таинственное помещение оказалось несложно.
Я наполовину высунулся из отверстия воздуховода и посветил фонариком по сторонам. Куда именно я попал, было не совсем понятно. Открытое пространство передо мной было настолько большим, что луч фонарика в нём терялся, не достигал противоположного края. В этом помещении было темным-темно, хоть глаз выколи - на первый взгляд. Но постепенно я начал различать слабое свечение, исходящее откуда-то снизу.
Прямо от вентиляционного отверстия бетонная поверхность уходила вниз довольно полого, с некоторым наклоном и изгибом. Через равные промежутки её вертикально и горизонтально пересекали толстые стальные полосы, образуя нечто, вроде решётки. Я вылез из вентиляции и по этим полосам, как по лестнице, начал спускаться вниз, не забывая и тут делать пометки маркером на стали и бетоне.
Чем ниже я спускался, тем лучше уяснял себе, где нахожусь, и когда я уяснил это себе до конца, то слегка оторопел. Меня даже бросило в дрожь. Я находился внутри колоссальной бетонной чаши, имевшей форму параболической тарелки. Решётка из стальных полос выстилала эту чашу словно вложенное в неё гигантское сито. Когда я спустился на дно чаши, то увидел прямоугольные отверстия в бетоне, откуда и исходило свечение.
С некоторым трепетом я выключил фонарик, наклонился и заглянул в одно из отверстий. Оттуда ощутимо веяло холодом, видно там имелось неплохое кондиционирование. Моему взору предстало переплетение толстых кабельных жил, какие-то электронные схемы, разноцветные индикаторные панели... Нехилая такая начинка, учитывая размеры тарелки.
Среди этого нагромождения электроники и переплетения кабелей имелись узкие проходы, наверняка для обслуживающего персонала. Как оказалось - не только. Прямо подо мной неожиданно возник человек в армейском камуфляже, с небрежно висящим на плече АКС-74У. Прежде я и понятия не имел, что на территории нашей шарашки находятся военные.
Будь мы с ним персонажами остросюжетного триллера, с моего лба сорвалось бы несколько капель пота, солдат бы озадаченно взглянул вверх, заметил бы меня и тут бы началась погоня со стрельбой... Но мы были не в кино, а в суровой реальности. Если я и вспотел, ползая по воздуховодам, то прохладное дуновение снизу быстро остудило весь мой пот.
Я всё равно замер на месте, стараясь не дышать. Солдат подо мной остановился, неспеша достал сигареты, закурил, постоял немного и неторопливой, расслабленной походкой направился дальше.
Честно скажу, я терпеть не могу табачный дым. Меня от него тянет чихать. Ещё в детстве я научился одному приёму, благодаря которому можно справиться с желанием громко чихнуть: нужно кончик языка изогнуть кверху и чесать им нёбо. Замерев над солдатом, я чесал нёбо изо всех сил. По характеру я не паникёр, однако очевидно же, что если рядом несёт караульную службу военнослужащий с оружием, то любое резкое действие, например громкий чих, могут спровоцировать его на стрельбу. Не хватало ещё во цвете лет словить пулю. Для того ли наше поколение пережило "лихие девяностые"?..
Если сперва у меня было намерение спуститься в одно из отверстий и рассмотреть электронику поближе, чтобы понять, с чем я имею дело, то теперь я отказался от этой затеи. От парней с автоматами лучше держаться подальше. Поэтому я полез по стальным полосам обратно, светя фонариком по сторонам - просто так, на всякий случай.
Вот тогда-то я и увидел её - торчавшую посреди чаши толстенную колонну, опутанную кабелями. Она вздымалась вертикально вверх, очевидно до самого потолка, разглядеть который я со дна чаши, увы, не мог. Я ещё раз прикинул в уме своё местоположение и вдруг сообразил, что нахожусь точно под географическим центром шарашки. Прямо надо мной должен быть центральный сквер, а значит шпиль памятного обелиска является продолжением колонны на поверхности земли!
Что это могло значить? Я имею дело с какой-то антенной? Тогда с какой - ПРИНИМАЮЩЕЙ или же ИЗЛУЧАЮЩЕЙ?
Память весьма некстати подкинула ту сцену из "Звёздных войн", где Звезда Смерти взрывает планету... Я торопливо поднялся к вентиляционному отверстию и через несколько минут был уже в раздевалке - грязный, как чёрт. Женька набросился на меня с ругательствами: оказалось, что обед уже закончился, а я и не заметил.