- Побелели, поседели
Голова и усы от метели.
С чем пойдёшь домой, цыга-ан,
Конь хромой и пусто-уо-уой карма-ан.
А с утра-то детвора-то
По домам пошла клянчить хле-еба.
С чем придёшь домой, цыга-ан,
Конь хромо-уо-уой и пустой карма-ан...
- Если не научусь дамасский булат ковать, то и сам пропаду, и семья моя по миру пойдёт, нэ! - взмолился цыган. - Помоги, сударь-чародей, век тебя за это не забуду. Что хочешь для тебя выкую, нэ!
- Да мне в общем-то ничего не нужно, - пожал плечами мудрец, - что же до секрета... Много я по свету постранствовал, много чудес повидал, а ещё больше узнал из книг. Книги - моя страсть, только не какие попало, а наполненные величайшими премудростями. Я изыскиваю и собираю их везде, где могу... Хорошо помню, что в одном таинственном свитке действительно был начертан секрет дамасского булата. Есть только одна оказия, цЫган. Когда я возвращался из дальних странствий, на мой корабль напало ужасное чудовище, которое завелось в здешних водах, пока меня не было...
Почувствовав, что в горле пересохло, чародей щёлкнул пальцами. С ближайшего столика сам собою поднялся бокал с прохладительным напитком и прилетел к нему в руку.
- На кэр акадякэ! - цыган осенил себя защитным знаком против злых чар. - Не делай так больше, нэ! Не пугай меня всякой чертовщиной.
- Не чертовщиной, а магией, - поправил его чародей. - Ты ведь не забыл, куда и к кому пришёл? Здесь всё пронизано магией...
- А-а, - понемногу успокоился кузнец. - Значит ты без труда одолел то чудовище?
Мудрец нахмурил брови и недовольно засопел.
- Нет, цЫган, не одолел. Чудовище оказалось не от мира сего и на него не действовала никакая магия, а вот его магия действовала на всё. Из-за этой негодной твари вся морская торговля и весь рыбный промысел накрылись! Видел, какое запустение царит в порту? Люди боятся к воде подойти, чудовище, чуть что, сразу набрасывается и топит. А я, между прочим, привык к рыбной кухне, к икре, к трепангам, лобстерам и гребешкам, люблю устрицы с белым вином, люблю дважды в месяц вкушать черепаховый суп... А знаешь, как хорошо после баньки с девочками хватануть холодненького лагера с копчёным палтусом? Это если девочки светленькие! А если девочки тёмненькие, тогда, ради разнообразия, можно тяпнуть холодного портера с сушёным просоленным кальмарчиком... М-м-м!
Мудрец зажмурился от удовольствия.
- И вот уже который месяц ничего этого нет - ни акульих плавников, ни соуса из чернил каракатицы, ни захудалой трески!
- Причём здесь это, сударь? - не понял кузнец. - Мы же вроде про булат говорим, нэ?
Чародей тяжело вздохнул.
- Вот именно, цЫган, про булат. Обычно, когда я один и налегке, я путешествую по воздуху - на ковре-самолёте. Так намного проще, можно следовать всё время по прямой, невзирая на неровности ландшафта и наличие проторенных трактов, и существенно экономить время. Но в тот раз со мной была уйма ящиков и сундуков с бесценными фолиантами и манускриптами, пергаментными рукописями, загадочными свитками, клинописными глиняными табличками и даже каменными плитами, испещрёнными иероглифами - наследием древнейших цивилизаций... Воздушные полёты, чтоб ты знал, в особенности на небольшом ковре, накладывают неумолимые ограничения на грузоподъёмность. Это потом я построил себе летучий корабль и теперь могу горя не знать, а тогда его у меня ещё не было и я поплыл морем на обычном судне. То, что меня при это укачало, это отдельный разговор. То, что мы преодолевали море несколько месяцев, тоже неважно. Важно, что в болезненном состоянии я чародействую намного хуже, так что, когда морская тварь напала, я был несколько не в себе... А оно такое здоровенное, такое страшенное! Зубищи - во! Когтищи - во! Щупальцыщи - во! Я еле успел наложить на свои сундуки заглятие водостойкости, как останки судна пошли на дно вместе со всей командой...
При этом известии цыган машинально снял шляпу, украшенную алым бантом, и зашептал молитву.
- Можно не беспокоиться, что сундуки с ящиками сгниют, а их содержимое намокнет и испортится, - продолжал чародей, - однако поднять их со дна нет никакой возможности. Я пробовал несколько раз, даже построил себе летучий корабль, и всё без толку. Проклятая тварь словно неуязвима! Ты только представь, цЫган, как мне пред государем неудобно. Снарядил он флот супротив чудовища, только ничем хорошим это не обернулось, так и сгинули все моряки в пучине. Сам видишь, цЫган, нужный тебе свиток покоится на дне морском и стережёт его неуязвимый зверь, которого ни магия не берёт, ни обычное оружие.
- Намишто, нанэ шукар, - покачал головой кузнец. - Плохо это, сударь. Что же теперь делать, нэ?
- Не знаю, цЫган, думай. Мне пока ничего на ум не приходит. Но если найдёшь способ, как мои сундуки со дна поднять, тогда и секрет булата у тебя будет.
Опечаленный кузнец покинул терем чародея и какое-то время бродил по городу в состоянии крайней задумчивости. Несколько раз он заглядывал в городские кузницы и портовые таверны, но никто из его собратьев по ремеслу не знал про булат (а если и знал, то помалкивал) и никто из мореходов не был готов выйти в море - одни боялись чудовища, другие уже имели с ним дело и из-за этого лишились своих кораблей. Не нашёл цыган даже захудалой лодчонки, чудовище словно нарочно лишило горожан любой возможности выйти в море.
Хоть и обещал кузнец жене не возвращаться без булата, а всё ж пришлось вернуться ни с чем. Лишь только взглянула на него проницательная женщина, сразу всё поняла.
- Непростую задачку подкинул мне мудрец, - признался цыган и рассказал всё жене.
- Тьфу-тьфу-тьфу! - та три раза сплюнула через левое плечо, осеняя себя и мужа защитными знаками. - Я надеюсь, муженёк, ты не слишком там глазел на полуголых девок?
- Мэрав тэ хав! - в сердцах воскликнул цыган. - Лучше накорми меня с дороги, глупая, нэ! Есть ли мне дело до чужих прелестей, когда я места себе не нахожу? Думаешь, я ради себя заморочился, нэ? Я хочу, чтобы ты и дети были довольны и счастливы, ни в чём не знали нужды, как сыр в масле катались, нэ!
Обрадованная жена накрыла ему на стол.
- Ладно-ладно, дорогой, не сердись. Ты пока ужинай, а я разложу карты и посмотрю, что они скажут.
Села она за гадальный столик на женской половине и разложила карты - раз, и ещё раз, и ещё много-много раз (ведь лучше сорок раз по разу, чем ни разу сорок раз).
- Яв кэ мэ! - воскликнула она. - Иди скорей сюда, муженёк! Погляди, карты говорят, что твоё чудовище совсем не злое.
- Что за бес вселился в тебя и твои карты, нэ! - цыган бросил ложку и с силой оттолкнул от себя тарелку. - Как это чудовище может не быть злым? Оно ж чудовище, нэ!
- На яв дылыно, на дар, нэ! - рассердилась жена. - Откуда я знаю? Не тупи, муженёк, и не поддавайся страху. Карты никогда не лгут. Раз они говорят, что чудовище не опасно, значит так и есть. Пойди хоть разок на него взгляни - может оно вовсе и не чудовище, может это царевич зачарованный? Или может ему чего-то не хватает, а выразить оно не умеет, вот с горя и бесится. Наберись решимости и попроси, чтобы оно само тебе те сундуки из моря вынесло...
Схватил кузнец жену, крепко обнял и расцеловал.
- Ай да жена у меня, умница! Не жена, а загляденье, нэ!
На следующее утро он снова оседлал коня.
- Бахт тукэ, нэ, - пожелала ему вслед жена. - Удачи тебе, муженёк.
В этот раз цыган не поехал в город, а сразу свернул к морю. На берегу его взору открылись целые залежи всякого хлама - полуразрушенные остатки рыбацких хижин, обломки кораблей, скелеты выбросившихся из воды китов, обрывки сетей, потемневшие куски плавника, дырявые корзины, дохлые чайки, зловонные пучки гниющих водорослей, яичная скорлупа... Как и говорил чародей, с появлением в прибрежных водах свирепого монстра вся рыболовная отрасль как таковая перестала существовать. Кто-то из рыбаков погиб, остальные разбрелись по стране в поисках альтернативного заработка.
Долго бродил цыган по берегу в надежде найти хоть одну уцелевшую лодку, чтобы на ней выйти в море. На море весьма удачно царил штиль. Водная гладь была ровной и спокойной, точно гигантское зеркало, блестевшее и переливавшееся в лучах солнца.
Наконец заметил цыган двоих - старика и старуху, сидевших на потрескавшейся ветхой лавочке рядом с полуобвалившейся землянкой. Обоим было столько лет, что они походили уже не на людей, а на ссохшиеся мумии. Потемневшую от солнца, морской соли и времени кожу стариков избороздили глубокие морщины. Одеты они были в грязное рваньё; оба покуривали трубочки, вперив неподвижный взгляд в морскую даль.
Подошёл к ним цыган, снял шляпу и вежливо поздоровался.
- Ты чего, цЫган, забыл в этом гиблом месте? - полюбопытствовал старик.
- Да ты никак совсем ослеп, старый! - повернулась к нему бабка. - Нешто не видно - лодку он себе ищет. Не махоркой же он тебя угостить пришёл, хочет в пучине буйну голову сложить, как и все, кто тут до него был...
Враз навострил цыган уши.
- А что, бабонька, много до меня людей приходило, нэ?
Бабка затянулась и выпустила клуб вонючего махорочного дыма.
- Да как не много, милок, прилично. Распустил вишь кто-то слух, что на морском дне ценные сокровища лежат, с тех пор отчаянные люди так и прутся сюда, так и прутся. И почему-то всё сплошь мастеровые люди, по кузнечному делу. А вот чтобы ткача, или сапожника, или горшечника, мы тут не видали.
Понял всё цыган и досадно ему стало, что попался он на чародееву удочку, как самый последний лох. Но вместе с тем в нём окрепло и стало ещё сильней желание завладеть секретом булата и стать единственным его знатоком и владельцем в царстве-государстве.
- Выйти-то все в море выходили, - покряхтел дед, - а назад никто не вернулся. Тварюга проклятая в море-то пускает, да обратно не выпускает. У нас тоже смельчаков поначалу полно было - рыбный промысел продолжать. Так все без вести и сгинули...
- С ними и сыночек наш единственный, кровиночка, ушёл, - всхлипнула старуха. - Уж как мы его молили, как упрашивали остаться. А он молодой, горячий, не послушал нас. С тех пор мы целыми днями сидим, ждём, на море смотрим. Сердце подсказывает, что погубил его распроклятый зверь, а всё ж надеемся, вдруг воротится наш кормилец...
- Аи чачо, - не стал спорить цыган, - ваша правда, я ищу лодку, нэ. Соболезную всем вашим утратам, но мне непременно нужно с чудовищем поговорить. Я ведь знаю, что где-то у вас есть лодка. Если одолжите, дам вам золотой и впредь до самой смерти буду вас содержать вместо вашего кормильца.
- Да о чём же с окаянным говорить? - подивился дед. - Нешто звери говорят? Вижу я, ты удумал прежде срока счёты с жизнью свести. Грех это, цЫган. Всё равно, что руки на себя наложить. Такое бог не простит.
- Грех в орех, а зёрнышко в рот, - ответил кузнец поговоркой. - Жена заглянула в карты и те ей сказали, что с вашим чудовищем не всё так просто, а карты никогда не врут, это я вам как цыган говорю, нэ.
Переглянулись дед с бабкой и пожали плечами. Дед проковылял к вороху грязных дерюг, прижатых камнями, чтобы не унесло порывом ветра, и принялся откидывать их в сторону. Как и следовало ожидать, под дерюгами была спрятана лодка. В это же время бабка из-под другого вороха дерюг извлекла вёсла.
- Пожалуй-ка, милок, мы тебе компанию составим, - сказал старик, вдвоём с цыганом подтаскивая лодку к воде. - Раз ты на тот свет рвёшься, то и мы с тобой. Чем сиднем-то сидеть, пора нам к сыночку покойному отправляться. Зажились мы на белом свете.
И прежде, чем цыган нашёл, что возразить, оба старика спустили лодку на воду, ловко в неё забрались и уселись за вёсла. Пришлось плыть втроём. Отплыли они от берега недалече и вдруг забурлила ещё мгновение назад прозрачная вода, сквозь которую было видно дно, мелькнула под лодкой тень и всплыло на поверхность настолько кошмарное создание, что от одного его вида могла хватить кондрашка.
- Эй, кон ту, нэ, сыр тут харэна? - напустился на него цыган, стараясь не показать охватившего его страха. - Ты кто такое и как тебя звать, нэ?