Траутманна Киран нашёл на прежнем месте и даже позавидовал умению немца абстрагироваться от личных проблем. Как бы то ни было, он и сам считал себя вполне уравновешенным и рассудительным человеком, способным ставить работу выше личных претензий. Не важно, что он чувствует сердцем, главное, что он понимает разумом, а разумом он понимал, что хочешь не хочешь, а придётся теперь работать в новом формате.
- Ну-с, спецагент Траутманн, - обратился он к новому напарнику с преувеличенным рвением, - что у вас есть для меня?
- О... Прошу менья простить, - сразу засуетился Траутманн, поднял с пола огромный портфель, больше похожий на дорожный саквояж, и бухнул на стол. Портфель был плотно набит папками и бумагами. - Если этофо бутет мало, я ф люпой момент сапрошу фсё, што фам потрепуется.
Как ни в чём не бывало, немец вернулся в кресло - в кресло О"Салливана. Тот проглотил готовые вырваться наружу слова и молча подвинул к столу свободный стул.
- Я сейшас читаю про фашу... э... feldarbeit, - сказал Траутманн.
- Ага, полевая работа, - понял его Киран. - Как и в большинстве отделов, у нас есть те, кто выезжает на места и собирает информацию, и аналитики, которые затем эту информацию изучают и пытаются затем собрать из разрозненной мозаики более-менее складную картину. Если исчезновение человека произошло при определённых обстоятельствах или появляются сведения о внезапном возвращении жертвы sidhe, это работа для таких, как я.
Траутманн нахмурил густые брови.
- Пошему фы софёте этих kleine Teufel ирлантским слофом, а не как фсе? Есть ше более verwendet слофа: феи, фейри, эльфы, шители холмоф, маленький наротец...
- Каждый называет их так, как ему хочется, - ответил О"Салливан. - На мой взгляд, наше ирландское название "sidhe" более точно отражает сущность тех, с кем мы имеем дело. Но это моё личное мнение, я вам его не навязываю.
- Расфе не фейри тфорят фолшепстфо ф Ирлантии? - удивился Траутманн.
- Уверяю вас, в действиях sidhe нет абсолютно ничего волшебного, - заверил немца Киран. - Ни грамма никакого волшебства. Лично я вижу в их возможностях лишь более полное (в сравнении с нами) знание свойств пространства и времени и уверенное использование этих знаний, больше ничего.
Траутманн явно был разочарован, словно и впрямь навоображал себе волшебных человечков. Спецагент О"Салливан, трезвый реалист и материалист, терпеть не мог любых высказываний всерьёз о волшебном, сверхъестественном и трансцендентном. Он умел отделять суровую реальность от сказок и мифов, воспринимал их критически - не как достоверную информацию, аналог полицейского протокола, а как крошечное рациональное зерно, заключённое в толстенную скорлупу вымыслов, слухов и сплетен, порождённых тёмным и невежественным сознанием. Он не верил, что в старину, когда творились мифы, люди сумели постичь некие немыслимые тайны, недоступные пониманию нынешних людей. Люди, занимающиеся рассудочной деятельностью, совершают научные открытия, они не рассказывают из поколения в поколение сказки. В головах мифотворцев теснились иррациональные страхи, вызванные незнанием элементарных вещей, и иррациональные же поведенческие клише, навеянные тотальными мракобесием и дремучестью. И такие-то вот люди сумели постичь немыслимые тайны? Максимум, что способен был постичь тогдашний человек, это как доить корову и как сеять ячмень. Всё, выходящее за рамки примитивного животноводства и земледелия, у этих людей было лишь их болезненными кошмарами, суеверными фантазиями и предрассудками невежественого разума. Именно так Киран О"Салливан классифицировал все народные поверья о "жителях холмов", об их чудесной стране Тир-как-то-там, о войне древнего короля Эохайда с маленьким народцем, о том, что sidhe похищают человеческих мужчин, потому что их женщины испытывают к ним любовное влечение, и тому подобную ерунду...
И надо же было случиться, что именно такой человек стал работать в отделе, занимающимся "сказочными человечками"!
Спецагент Траутманн почувствовал неприязнь собеседника к данной теме и деликатно вернулся к чтению документов. В отделы старались брать немногословных людей, говорящих исключительно по делу. В подобной работе болтливость неуместна, болтуны - угроза любой секретности.
О"Салливан последовал примеру немца и углубился в привезённые им бумаги. За их чтением незаметно пролетело два дня. Как Киран и ожидал, деятельность "Тау" была похожа на деятельность "Сигмы", т.е. сводилась фактически к констатации того или иного хроноклазма и к попытке хоть как-нибудь втиснуть его интерпретацию в рамки существующих представлений о законах природы. Иногда интерпретации были чисто умозрительными, сделанными по принципу "от балды", просто чтобы предложить хоть что-нибудь. В действительности же в "Тау" и в "Сигме" тыкали пальцем наугад, потому что по большей части никто ничего толком не понимал, настолько sidhe и хроноклазмы выбивались за рамки постижимого.
Разница была лишь в одном - отделу "Тау" не доставались трупы после каждого хроноклазма.
Обычно истории с которыми "Тау" имел дело, были такими. Жил человек, которого звали, допустим, Себастиан Кальдшмидт, и был он владельцем старинных антикварных часов с маятником, а ещё любил совершать утренние пробежки в центральном парке своего города. Однажды, пробегая по одной из дорожек парка, он увидел на земле большой бронзовый ключ. Точно такой же был у самого Себастиана, им он заводил свои часы. Herr Кальдшмидт подобрал ключ и принёс домой. Каково же было его удивление, когда оказалось, что найденный ключ и впрямь похож на его собственный, как две капли воды. Им тоже можно было заводить часы. На протяжении нескольких дней в доме было два ключа и Себастиан заводил ими часы поочерёдно - один день одним, другой другим, - дивясь необычному происшествию и рассказывая о нём всем своим друзьям и близким. А через несколько дней один ключ исчез - тот, который был у Кальдшмидта всегда и висел на гвоздике рядом с часами. Остался лишь тот, который Себастиан нашёл в парке. Самые тщательные поиски ни к чему не привели, Себастиан перерыл всю квартиру, но так и не нашёл свой старый ключ. Жил он один, домашних питомцев в доме не было, так что утащить и спрятать ключ никто не мог, он просто внезапно исчез. (Комментарий в конце документа предполагал, что ключ по неизвестной причине - а все хроноклазмы случаются по неизвестной причине - провалился в прошлое. Он всегда был только один. Себастиан нашёл его в парке, принёс домой и так у него стало два ключа, ровно до момента провала ключа в прошлое, когда он снова стал один. Причина невероятного попадания ключа не только в прошлое, но и на парковую дорожку, по которой Себастиан каждый день бегал, никем и никак не объяснялась.)
В другой истории человек, которого звали, допустим, Конрад Вольф, всю жизнь проработал в одной фирме, в ист-энде крупного мегаполиса. Жил он там же, в ист-энде, нигде больше не бывая - типичный трудоголик-домосед. Однажды на улице его остановил незнакомый мужчина и радостно сообщил ему, что уже встречал его раньше - в вест-энде, на другом конце города. Конрад на это резонно заметил, что никогда, даже в детстве не был за пределами своего района, особенно в вест-энде, но мужчина стоял на своём и утверждал, что видел Конрада именно там, причём видел неоднократно и тот должен его помнить. Мистер Вольф, естествено, ничего такого не помнил, поэтому счёл мужчину сумасшедшим. Однако, спустя несколько недель грянул финансовый кризис, его фирма протянула, сколько смогла, но в конце концов разорилась. Конрад Вольф оказался безработным и начал рассылать своё резюме, куда только можно. В итоге ему ответили из одного места и пригласили на собеседование, а после собеседования приняли на работу. Но не быстрому обретению новой работы во время кризиса удивился Конрад Вольф, а тому, что принявшая его фирма располагалась в вест-энде - там, где по словам незнакомца они уже встречались. (Здесь комментарий допускал, что незнакомец умел провидеть будущее, однако настаивал на версии, что мужчина был ходячим хроноклазмом, двигающимся сквозь время в обратном направлении - от будущего к прошлому. Поэтому он помнил события, которые в жизни Конрада Вольфа ещё не случились.)
Ни в одном документе не сообщалось о полевой работе агентов "Тау", о том, чтобы они куда-либо выезжали. В душу О"Салливана закрались нехорошие предчувствия.
- Спецагент Траутманн, - обратился он к немцу, - у вас что же, чисто кабинетная работа?
- Пошему капинетная? - ничуть не смутился Траутманн. - Мы тоше фыесшаем на места, но при этом телаем такое, о чём не пишут ф офисьяльных Berichten. Шелофек замечает кронокласм gewohnlich у сепя дома и мы, штоп тайком исучить место и не сасфетить теятельность оттела, фынуштены софершать нелекальное проникнофение ф ротные пенаты сфитетеля кронокласма. Смотрите ф прилошениях, напранных мелким шрифтом, как рас там и отрашены фсе потопные тейстфия.
О"Салливан вздохнул с некоторым облегчением. Похоже, его новый напарник не будет совсем уж бесполезным...
За эти дни агенты успели перекинуться друг с другом лишь несколькими фразами и исключительно по делу. Никто не пытался завести обычный банальный диалог "ни о чём" или лезть друг другу в душу с расспросами о личной жизни. В отделах такое было не принято. У каждого агента была своя история прихода в отдел, по объявлению, просто так никого на такую работу не брали. У многих это событие было связано с каким-либо трагичным фактом или болезненным переживанием, кто-то сам чуть не стал жертвой того или иного феномена... Словом, у многих позади было то, что они не хотели бы лишний раз вспоминать. Их коллеги не ворошили эти воспоминания и никого не вызывали на откровенность. Считалось, что если кто-то захочет о чём-то рассказать, то непременно расскажет сам - когда будет к этому готов.
На третий день директор Кавана выскочил из своего кабинета в некотором возбуждении и постучал чубуком трубки по стальным перилам, окружавшим его будку. Головы агентов поднялись на этот звук. Рори Кавана указал двумя пальцами на О"Салливана с Траутманном и поманил их к себе.
- Только что засекли очередное вернувшееся тело, - объявил директор, когда агенты вошли к нему в кабинет и притворили за собой дверь.
- Мы ведём строгий учёт лиц, пропавших при определённых обстоятельствах, - пояснил он специально для Траутманна, передавая ему папку с делом, - и впоследствии непрестанно наблюдаем за теми местами, потому что sidhe всегда возвращают "гостей" туда же, откуда забрали.
- Где это произошло, сэр, и кто вернулся? - нетерпеливо спросил О"Салливан.
Директор Кавана ограничился именем:
- Патрик О"Холлоран. - И добавил враз помрачневшему агенту: - Выезжайте туда немедленно.
Траутманн взглянул на швейцарские "Zenith" на своём запястье:
- Сейшас ше фечер, herr тиректор. Мошет лутше поехать с утра?
- Нет, директор прав, едем сейчас, - решил О"Салливан. - За ночь как раз доберёмся и рано утром будем на месте. Заберём тело без свидетелей.
Почувствовав всю серьёзность момента, немец больше не возражал.
Агенты взяли в гараже крупнообъёмный минивэн с тонированными стёклами. О"Салливан забил в навигатор маршрут.
- Мошно мне сесть са руль? - внезапно попросил Траутманн. - Хочу прифыкнуть к стешним торокам. Гофорят, тороки ф Ирлантии хуше, чем ф тсентральной Ефропе - ис-са климата.
О"Салливан пожал плечами и устроился на пассажирском сидении. Помимо дела О"Холлорана, он взял с собой несколько документов "Тау", чтобы в дороге не терять время зря.
С современными навигаторами даже новичок сумеет добраться куда угодно в незнакомой стране. Траутманн вёл машину уверенно и сосредоточенно, не отвлекался на вопросы об О"Холлоране.
"Это пока, - подумал про себя ирландец. - Скоро вопросы посыпятся из тебя как горох из худого мешка. Когда ты увидишь тело..."
Ехать надо было в графство Лимерик, то есть через весь остров. О"Салливан зажёг в салоне свет и раскрыл первую попавшуюся из взятых с собой папок. Это оказалась чисто умозрительная (язык не поворачивался назвать её научной) попытка обосновать и объяснить одну из действительных или мнимых (он так и не понял) разновидностей хроноклазма. Не будь этот текст официальным документом отдела "Тау", Киран счёл бы его бредом сумасшедшего или же очень-очень плохим научно-фантастическим эссе. Назывался текст: "Кое-что о том, как и почему замедляется и ускоряется время". Автором был указан некто Вольфрам Изомбард Хайнрих фон Швайзерундшлоссер. Вот что он писал:
"Сталкиваясь с текучестью времени, первым делом замечаешь, что в одних ситуациях оно летит быстрее мысли, а в других ползёт медленнее черепахи. Кто из нас в детстве, сидя на ненавистных школьных уроках и не сделав домашку, не страшился вызова к доске и не поглядывал с надеждой на часы, в ожидании звонка? Но увы, всё, что мы тогда видели, это стрелки, словно прилипшие к циферблату. Многие из нас в такие моменты проклинали время, словно сговорившееся действовать заодно с училкой. Оно словно нарочно давало ей возможность вызвать нас к доске, выставить посмешищем перед всем классом и влепить плохую оценку.