– Анирет схватывает всё быстро… хотя у девочки нет времени, чтобы наверстать за несколько недель то, чему положено уделять много лет, – осторожно заметил Великий Управитель.
– Я не ожидаю чудес, – тихо ответил Владыка. – На пробуждение потенциала тоже требуется много лет, особенно той его части, которую никто и не думал пробуждать, – её собственной связи с Ваэссиром и с нашей землёй. Хэфера, – его голос чуть дрогнул, – я обучал едва ли не с рождения. Обучением же Анирет всё это время больше занимался ты, чем я.
Великий Управитель вздохнул, но ничего не сказал. Они оба давно предпочитали не касаться темы, что Секенэф слишком мало времени уделял своим младшим детям, и дядя – даже столь любящий, как Хатепер, – такое упущение восполнить не мог. Особенно это было заметно по Ренэфу – возможно, потому, что тот, в отличие от закрытой Анирет, не сдерживал эмоций и выплёскивал все свои печали гневом. Перед недавним отбытием Ренэфа в Лебайю Хатепер долго говорил с племянником, и этот разговор вызвал в нём большую тревогу, хотя царевич, казалось, и примирился с приказом Императора. Великий Управитель даже думать не хотел, каким ударом для Ренэфа станет решение Секенэфа объявить наследницей Анирет. При этом, как опытный дипломат, он понимал мудрость этой на первый взгляд странной идеи брата. В будущем Ренэф имел все шансы стать блестящим военачальником, о котором потомки будут слагать легенды. Но Владыка Таур-Дуат должен быть больше, чем просто военачальником. Возможно, однажды всё и изменится, и Ренэф сумеет развить в себе необходимые качества, но Хатепер в этом очень сомневался. Сила и таланты племянника лежали в иной плоскости. Его неуёмные амбиции, разжигаемые матерью, могли только навредить ему, если некому будет остановить его и помочь направить энергию в подходящее русло.
– Нашему другу Джети тоже есть что поведать ей, – сказал Секенэф, возвращая внимание Хатепера к их разговору. – Пребывание в Обители Таэху необходимо для каждого Эмхет, тем более для тех из нас, кому предстоит занять трон.
– Бесспорно, твоё решение весьма своевременно, – согласился старший царевич, вспоминая своё обучение у Таэху… и недавнюю встречу с Джети. Последнее заставило его помрачнеть. – Анирет… очень опечалится, когда узнает всё…
– Я подготовил её, насколько возможно. Она ещё не верит до конца, но… В любом случае, основная цель её пребывания в Обители Таэху важнее. Джети объяснит ей всё, что должен.
Они обменялись понимающими взглядами, и Хатепер кивнул.
Павах нашёл царевну в беседке в саду. Мейа, верная подруга и служанка Анирет, словно только и ждала его прихода. С несвойственной ей молчаливостью она улыбнулась и жестом пригласила воина в беседку, а сама удалилась, чтобы не мешать разговору. Ни расспросов, ни шуток – как это было на неё не похоже! Неиначе ей передавалось настроение Анирет, или же царевна распорядилась, чтобы их не беспокоили.
Царевна собирала ожерелье из каменных бусин, но мыслями пребывала где-то очень далеко. Павах невольно остановился, любуясь ею – точёный орлиный профиль Эмхет, более изящный, чем у братьев, характерный изгиб рогов, каскад смоляных волос, заплетённых в мелкие косы с золотыми украшениями на концах. Так хотелось коснуться… Он сбросил наваждение прежде, чем мысль повела его дальше.
В последние дни Анирет стала ещё более тиха и молчалива. А ведь когда-то её смех радовал всякое сердце своим серебристым перезвоном. Царевна как будто одухотворяла дворец и умела, казалось, даже от самого Императора отогнать мрачную тень скорби. Но теперь тень настигла и её… и он был тому виной. Её последняя надежда угасла, когда Павах вернулся ни с чем из храма Стража Порога. Он готов был перевернуть небо и землю, но след был безнадёжно утерян. Раз уж даже Императору и царице не под силу оказалось найти тело наследника – то что мог он?
Воин, прихрамывая, приблизился к девушке и сел рядом. Царевна отложила работу и приветливо кивнула ему.
– Если я чем-то могу помочь тебе, Анирет, только скажи.
– Спасибо, друг, – со вздохом ответила царевна и, помедлив, положила свою руку поверх его. От этого прикосновения по телу Паваха прошла тёплая волна. Она всё же простила его за неудачу! – Боюсь, никто не сможет помочь мне.
– Что мучит тебя? – тихо спросил бывший телохранитель, перевернув ладонь и чуть сжав её пальцы.
– Гибель брата… возможная война… тяжёлые мысли о долге.
– Если и будет война, Владыка и твой младший брат отразят любой удар.
– Не должно быть войны, Павах! – воскликнула Анирет, резко поднимаясь, и её золотые глаза сверкнули. – Война угодна тем, кто нанёс этот удар. Но наша земля ещё и от прошлой не оправилась. Ты ведь был воином Хэфера и понимал это!
Павах посмотрел на девушку с удивлением. После гибели наследника она очень изменилась, стала словно сильнее и по-своему даже блистательнее. Или раньше он просто не замечал этого в полной мере? Последние слова – «ты ведь был воином Хэфера» – отозвались в нём болью. Что он мог ответить ей? Что разделял взгляды Ренэфа и царицы Амахисат? Что верил в то, что последние человеческие территории должны были безоговорочно войти в состав Империи, а мир с эльфами так и вовсе, по его мнению, был невозможен? Что мечтал стать частью великого завоевательного похода? Похода, на который теперь едва ли хватит угасающих сил его тела…
– Скажи мне, Павах из рода Мерха, а моим воином ты согласился бы стать? – вдруг спросила царевна, обратив к нему пристальный взгляд.
«Кем угодно для тебя…» – подумал он, чувствуя, как кровь прилила к лицу.
– Мне нужны верные стражи в это непростое время, – добавила девушка.
Она хотела довериться ему… Какая ирония!..
– От меня мало толку, Анирет, – с усилием ответил Павах, опуская взгляд. – Эльфийский яд разъедает мою плоть, а жрецы лишь разводят руками. Мы все понимаем, что моё назначение во дворце – награда за отчаянную попытку спасти наследника… последняя величайшая честь, дарованная Владыкой. Но от меня никому нет никакой пользы. Даже мой род больше не возлагает на меня надежд.
Это было правдой. Его семью обрадовало новое назначение, но все понимали: Павах больше не сможет усилить влияние рода. Иногда ему казалось, что родным было безразлично, даже раздели он судьбу Метджена. Владыка и царица наградили вельможные роды Мерха и Эрхенны в равной степени. Метджен стал героем посмертно, а Павах – героем бесполезным, роль которого уже сыграна до конца.
Воин не стал говорить царевне о том, что сообщил ему бальзамировщик в заброшенном храме. Ведь он знал, чья смерть сидела на его плече. Столичные же целители не сказали ему ничего нового. «Выздоровление идёт своим чередом, – говорили они. – Мы сделали всё, что могли, но действие эльфийского яда вносит свои непоправимые разрушения…»
– Таэху, – вкрадчиво сказала девушка. – Отправляйся со мной в Обитель Таэху, Павах. Если кому и по силам снять любое проклятие, то только им.
Павах ощутил мертвенный холод и знакомое до боли липкое прикосновение страха – его постоянного спутника в последнее время. Эмхет правили Таур-Дуат, Таэху же были самым первым жреческим родом и хранили память всего народа рэмеи. Даже Императоры преклонялись перед их мудростью. Таэху, прозревавшие сквозь покровы тайн, наверняка сумели бы прочитать то, что он скрывал… Но, возможно, в этом и был его шанс на искупление? Возможно, он действительно мог бы служить царевне, если только прежняя сила вернётся к нему… О, если бы!.. Её он не предаст никогда – ни ради Ренэфа, ни ради самой царицы. И пусть даже он не станет частью завоевательного похода, его жизнь уже не пройдёт зря, если он станет защищать Анирет!
Искушение было слишком велико.
– Если Император позволит, я, пожалуй, мог бы сопровождать тебя… – неуверенно сказал воин. – Мне это было бы в радость, не скрою.
– Он позволит, – уверенно ответила девушка и взяла его за руку. – Верь мне.
Через час Павах уже предстал перед царицей Амахисат, едва ли не кожей ощущая холодную сталь её насмешливого взора.
– Стало быть, Анирет отправляется в Обитель… Спасибо, что рассказал мне, мой верный воин. Однако ты и правда полагаешь, что Таэху исцелят тебя? – спросила царица. – Это произойдёт не раньше, чем присутствие нового Владыки озарит Таур-Дуат – будущего Владыки, службу которому ты выбрал. Но пока, боюсь, они могут и не разделить наши взгляды. В их глазах ты – отступник.
– Моя госпожа, Таэху всегда стояли в стороне от политики. И даже если они откажут… мне кажется, кто-то из верных тебе всё равно должен сопровождать царевну. Это было бы мудро.
Павах надеялся, что этот довод покажется Амахисат достаточно убедительным. В действительности он не хотел шпионить за Анирет даже ради Владычицы, но почему было не представить дело именно так? В последнее время подозрения царицы возрастали. Ей не нравилось доверие, которое Император оказывал дочери, и то, насколько Владыка приблизил к себе девушку. Очевидно, она боялась, что это каким-то образом подрывает положение царевича Ренэфа. Наверняка Амахисат пошлёт кого-то из своих сопровождать царевну, чтобы разузнать о настоящей цели её визита. Павах решил, что лучше уж это будет он сам – тот, кто точно не желает Анирет зла. О высказанном девушкой предложении стать её стражем Павах предпочёл не докладывать, хоть и понимал, что чувства не должны были диктовать условия его преданности.
– В этом есть своя правда, – задумчиво кивнула царица. – Удивительно, что дочь вообще поделилась с тобой планами о своём путешествии. Обучение держится в тайне, и на то воля самого Императора. Попробуй разузнать, что ей нужно от Таэху.
– Я сделаю всё, что в моих силах, – заверил её Павах с глубоким поклоном. – Надеюсь, это искупит мой недавний промах.
Воин прекрасно помнил сдержанный и оттого ещё более страшный гнев царицы, когда вернулся из пустыни ни с чем. Он предполагал, что в заброшенный храм бальзамировщиков Амахисат отправила другого своего слугу – того, кто был куда более опасен, чем целый отряд… Того, с кем сам Павах боялся встретиться едва ли не больше, чем со Стражем Порога. Император усилил наблюдение за теми территориями, но и у царицы были свои глаза и уши.
Амахисат позволила себе скупую улыбку.
– Чем ценнее будут добытые тобой сведения, тем выше окажется и твоя награда. Ты ведь не забыл о нашем изначальном договоре? – её улыбка стала загадочнее. – Если всё пройдёт хорошо, ты всё же сумеешь приблизиться к той, о ком пока смеешь только мечтать.
Павах опустил взгляд. Царица знала о его чувствах – во многом на этом строился их договор. Влияние рода Мерха было велико, несмотря даже на то, что в последней войне они потеряли почти всех, но теперь, благодаря Амахисат и их общему делу, возросло ещё больше. Возможность породниться с императорской семьёй его семья рассматривала лишь как ещё один шаг к укреплению своей власти – безусловно, огромный шаг. Но для Паваха это имело совсем иной смысл. Он желал не дочь Императора – он мечтал об Анирет. Вот только теперь, когда он подвёл Владычицу уже дважды, едва ли то обещание о высочайшей награде могло быть исполнено. Амахисат давала ему возможност всё исправить, или просто испытывала его верность на прочность?
А если бы Боги действительно поставили перед ним выбор, поддержать Анирет или Ренэфа с Амахисат – как бы он защищал царевну от матери? К счастью, такой вариант был совершенно невозможен. По крайней мере, бывшему телохранителю хотелось в это верить.
– Отправляйся с моим благословением, – напутствовала Амахисат.
Хэфер старался не требовать от своего нового тела невозможного и восстанавливал его подвижность постепенно, не отказываясь от помощи жрецов. То, что он вообще дышал и ходил, было чудом, за которое царевич испытывал искреннюю благодарность. Но его не могло не удручать отсутствие былых силы и ловкости, которые он пока ещё помнил, хоть прежняя жизнь и казалась полузабытым сном. Теперь он двигался неумело, точно голем[22], недавно поднятый жреческим искусством. По сути, его тело и было своего рода големом, по крайней мере, частично – об этом предупреждал Перкау, когда объяснял, что некоторые кости пришлось заменить, а плоть кое-где перекроить заново. Хэфер не рискнул спросить, какие именно кости, и где именно перекроить. Не стал он узнавать и то, из чего были сделаны эти новые кости, и насколько они были прочнее прежних. В своём искусстве бальзамировщики поистине не знали себе равных, ведь кости им заново пришлось обтянуть мышцами и сухожилиями, вплести в них нити сосудов и нервов. Нет… царевич совершенно не хотел представлять, как устроен внутри теперь: когда он задумывался об этом, его новое тело казалось чересчур уж хрупким. В некоторые тайны жрецов лучше не вторгаться… особенно в тайны жрецов Смерти.
Его мускулы, долгое время находившиеся в неподвижности, изрядно ослабели, и это ограничение тоже сильно печалило царевича. Но, казалось, сам храм помогал ему – вливал в его тело жизнь, заставлял кровь бежать быстрее, разжигал огонь дыхания. Хэфер начал понемногу тренироваться, упрямо, шаг за шагом преодолевая сопротивление плоти. Правда, шажки получались совсем маленькие, но он слишком хорошо понимал, что если поспешит, то потеряет даже то, чего уже добился. Сама мысль о том, что он вернётся в столицу калекой, а не могучим наследником трона, способным покарать предателей и восстановить своё положение по праву, была невыносима. Тогда лучше уж было не возвращаться вовсе.
Хэфер очень хотел отправить отцу весть о том, что выжил. Верховный Жрец храма сообщил царевичу, что он находится под защитой Стража Порога, и сам Ануи наложил запрет на то, чтобы сообщать о местоположении наследника кому бы то ни было, даже самому Императору. Но и без пояснений мудрого бальзамировщика Хэфер понимал, что это небезопасно. Заговор не был устроен лишь парой телохранителей и горсткой наёмников из Лебайи. За ними стоял кто-то куда более могучий. Ануи защищал этот храм, но разве могли противостоять пятеро жрецов и двое послушников, возможно, целому отряду воинов, жрецов и чародеев, если врагу вздумается настичь свою жертву здесь? Нет, Хэфер не мог подвергнуть своих спасителей такому испытанию. И он не верил, что те, кто пошёл против крови Ваэссира Эмхет, побоятся осквернить святилище Стража Порога, если лишь его стены будут мешать им завершить начатое. Пока же сам царевич не мог призвать все доступные ему силы, чтобы отразить нападение. Сюда уже приходили два отряда – один под командованием верного отцу Нэбвена, второй, к большому негодованию Хэфера, под командованием предателя Паваха. Как жалел царевич, что тогда ещё не мог даже полностью прийти в сознание, не то что призвать своего бывшего телохранителя к ответу! Правда, Верховный Жрец рассказал, что, судя по всему, Паваха постигло Проклятие Ваэссира. Но это не утешало, ведь предатель оставался там, в столице, рядом с Владыкой. А он, Хэфер, – здесь, обессиленный и лишённый возможности поведать правду.
Император Секенэф был сильным и мудрым правителем. Но и он был уязвим. Хэфер боялся, что те, кто напал на сына, могут угрожать и отцу. Хорошо, что Перкау всё же решился направить небольшое зашифрованное послание в столицу через кого-то из жрецов Ануи в Кассаре. В письме ничего не говорилось о царевиче, но содержалось предупреждение об опасности, подстерегавшей Владыку в ближайшем окружении, без имён. Хэфер сомневался, что его брат или мачеха, заботившиеся о целостности императорской семьи, могли пойти на измену, но уже ни в чём не был уверен полностью. Более всего он боялся помыслить о возможном предательстве Анирет, его сестры не только по титулу и крови, но и по духу. На Паваха девушка имела влияние, ведь бывший страж много лет был влюблён в неё издалека.
Легче всего было предположить, что эльфы, как и прежде, хотели пошатнуть рэмейский трон и нашли способ завязать союз с кем-то из приближённых Императора. Так уже случалось раньше. Вот только какими обещаниями им удалось подкупить Паваха и Метджена? Что могло двигать его друзьями, которых он знал с детства, когда они завели его в засаду? Один только Сенахт остался верен ему до конца и пал, защищая его. Что ж, по крайней мере, на страже безопасности отца стояли не простые телохранители, а Живые Клинки Ануи. Мимо них никто не мог пройти, и верность наследнику первого Эмхет была у Ануират в крови. Их можно было только убить, но не обратить против Владыки. А уж первое являлось задачей не из простых. Кроме того, царевич верил, что Император сумеет распознать врага, под какой бы тот ни прятался личиной, ведь его сердце обладало соколиным взором предка Ваэссира.