Девочки несмотря на малую кошерность семьи и отмечаемую в пейсах Пасху выросли патриотками и с этим глубоким чувством, прочно осевшем в сердце отправились в армию защищать, утрамбованную ещё при пророке сорокалетним утаптыванием дорог, страну. Ведь всем известно, что настоящая израильтянка с детства мечтает служить в армии и что Моссад лучшая в мире разведка…
В результате тетя Сара стала кацин бриют нэфэш, точнее офицером психического здоровья в армии. Тетя Хава, быстрее всех в семье разобравшаяся в хитросплетениях экономически выгодного иврита, напрочь лишенного гласных, со временем возглавила хедер.
А Ирен, особо не подававшая надежд, успешно выскочила замуж за немца и забыв иврит, как и до этого русский, бойко щебетала на мало уважаемом у истинных евреев языке.
В память о старых пальмах давших приют прожаренному в Египте народу, ближе к середине октября, когда свежий ветер Средиземноморья начинал приносить облегчение слабо прикрытым кипами макушкам, еврейские семьи собирались на праздник.
Ирочка и дети входили в состав семьи. С ними (правда не каждый год) являлся и «шейнгиц», но он, учитывая наследственную флегматичность тихо ел и пил за общим столом, не привлекая внимания к своей не желательной персоне.
В этом году отпочковавшаяся от обетованной земли поросль сообщила, что может явиться навестить семью после непродолжительного отдыха в Фетхие, в конце августа. «Зажрались», — подумала родня и с радостью раскрыла для них свои объятия.
***
Солнце уже наполовину заползло в море, когда приземлился самолёт с гостями. Выкинутые суровым таможенным контролем на улицу неприкаянные граждане Евросоюза тихо ждали мать, навещавшую перед долгожданной встречей с родней уборную. Наблюдающие за прибывшими таксисты опытными взглядами Остапа-Сулейман-Берта-Мария-Бендер-Бей прощупывали зелёные немецкие души. Граждане обетованной земли своевременно прошедшие курс молодого сиониста ещё во времена проживания под Гомелем без труда вычисляли простаков. Хенрик было сунувшийся к машине был строго поставлен на место короткой фразой: «Шабат - шесть цен!». После чего сконфузившись велел детям ждать жену, дабы не участвовать в дальнейших разборках. Очередь таксистов также ожидала развязку, тени надвигались, приближался пятничный закат, волшебное «шесть цен» постепенно мигрировало у разгоряченных видом немцев любителей молитв, в «восемь», «десять»…. «двенадцать». И тут появилась она.
Две недели общения с Натали возродили в ее душе наследственную память родного Киевского роддома и оглядев толпу из белых чистеньких авто она провозгласила:
— Ищите желтые. На арабах поедем!
Марк дотронулся до рукава Катрин и заговорщицким шёпотом, слышным у побережья, констатировал:
— А раньше бы была «мелаха»! Русский прокурор это серьезно. Наша то и тетю Хаву научит гоев любить.
— Молчи, дурак! — ответила сестра с болью вспомнив одного из вышеупомянутых и тут же посмотрев в телефон, где в «ВКонтакте» ярко горел значок такого далекого, но в то же время близкого, родного приятеля.
***
По заведённому много лет назад ритуалу перед тем, как переступить порог родного дома Ирен предстояло совершить одно практически уголовно наказуемое деяние. Ещё перед отлетом Рива заговорщики сообщила ей: «Отложили. Ждут. Бери сразу полтора кило». В самом центре Тель-Авива в одном из крошечных магазинчиков старого рынка Кармель Хенрик лично забирал практически прировненный окружением к тяжелым наркотикам шмат, с нежной тающей во рту прозрачно золотой шкуркой. Семья позволяла его только в присутствии немцев, объясняя случайно попавшим на праздник соседям… «вот свинопасы приехали», и горестно вздыхала под завистливыми взглядами.
Заплатив сто шенкелей и прослушав от продавца безрадостное «балабайт миштагеа» Хенрик быстрым шагом возвращался к машине. Но то ли солнце попало на очки и блики заставили посмотреть в сторону, то ли злодейка судьба, но ни далекий московский прокурор, ни близкая жена не смогли потом этого ему объяснить. Он скосил глаза и на большой ветрине с кучей разнообразных туристических буклетов увидел книгу: «Мегалиты Иерусалима. Мифы и реальность».
***
Переполненный отдохнувшими и притихшими туристами чартер бодро прошуршал шасси и вытряхнул из своего нутра семью Курчатовых. Они вышли на ночную площадь и разыскав свое такси, тихо переругиваясь запихнули багаж. Сквозь вуаль закрытых окон виднелись светлые пятна близкой Москвы, а пролетающие фонари освещали Киевское шоссе, да темнеющую за окном полосу узких лесопосадок.
— Когда ещё куда выберемся, — вздохнул Ванька, рассматривая убегающий пейзаж, параллельно со скоростью хорошего кибергоорганизма нажимая на кнопки, набирая послание далекой подруге.
— Коломенское, Голосов овраг — Перу; там же Бабий камень — Коста-Рика; Шатура и Мещера это куда то на Восток, а вот… — начал было Димон.
В машине заметно сгустился воздух и ребята почувствовали озноб. Быстро свернувший рассказ Димыч поднял взгляд и увидел огненные всполохи летящие на него из чёрных глаз тети Наташи.
— Ещё одно слово и Вы все улетите… на Бабий камень, — услышала семья.
Наконец, уже миновав Поклонную гору Андрей Дмитриевич нашел в себе силы разлепить склеенный предчувствием неоконченного кошмара рот:
— Остановите, пожалуйста возле того дома, ну там, в конце.
У арки, ведущий во внутренний дворик с подъездами стояла Ба.
Любящий точность прокурор уточнил:
— Вон туда, к таксе….
Представитель новейшего класса водителей столицы в надежде на небольшой гешефт любезно уточнил, притормаживая:
— Вам у задних лап остановить, или у передних?
Курчатовы выкатились в объятия Ба громко хохоча и даже седой флегматичный Иннокентий громко радуясь потеряшкам издавал хохочущие громкие гавы, наполнившие темноту шумящего проспекта домашним теплом и уютом родного дома.
========== Глава 31 ==========
За десять дней лежания в госпитале Бристон не просто в полной мере ощутил себя никому не нужным одиночкой, он почувствовал себя отверженным. Только работа всегда окрашивала его жизнь в отличные от серого цвета. На какой-то миг, призвав Феликса, его лёгкие сделали живительный глоток и вернули Джордана в окружающую действительность, но исчезновение опытного полевого агента, единственного друга, вновь ввергло его в пучину смертельной пустоты.
Врач настаивал на шунтировании сердечных артерий, но он принял другое решение.
— Я, как один из самолетов, стоящих на взлётно-посадочной полосе, уже готов к немедленному взлёту, — с улыбкой, но весьма категорично заявил пациент.
Ухоженный красивый турок только пожал плечами и, пошутив:
— Я порекомендовал бы Вам не взлетать самому, а зафрахтовать чартер, — отпустил, дав рекомендации.
И вот, Бристон вновь стоит в холле отеля дворца, безуспешно пытаясь получить информацию у молчаливого портье.
— Вы говорите, что Феликс Хассель взял машину на прокат и уехал следом за русскими?
— Нет, сэр. Я Вам лишь сообщил, что Ваш друг взял машину напрокат и уехал. Его вещи находятся у нас в камере хранения. По истечении 21 дня мы перешлём их в Соединённые Штаты Америки. Заявка об исчезновении человека подана в полицию. Обратитесь туда, пожалуйста.
Дживс кивнул.
Портье был предельно вежлив. Небольшой, но уже наметившийся животик выпирал из-под нижней пуговицы белоснежной рубашки. Он был черноволос и кудряв, этот типичный турецкий «мачо», дороживший своей работой и не позволяющий лишнего.
Агент тяжело вздохнул и подвинул ладонь по гладкой мраморной стойке.
— Может быть, Вы что-то вспомните? Я был бы Вам благодарен.— Максимально искренне произнёс Дживс.
Портье ловко сдвинул протянутую к нему ладонь с купюрой и, интимно склонившись к стойке, сообщил:
— У меня сложилось впечатление, что русский и немец были друзьями…
Неудачливый агент смог только тяжело вздохнуть.
***
Учитывая несвоевременный приезд совершенно некошерных родственников и приближающееся время многочисленных праздников, всей семье хотелось отдохнуть, но не накладно. Поэтому, собрав всю живущую по соседству родню, было решено вывезти немцев куда-нибудь, в историческое познавательное израильское место.
Ирочка приехала с детьми и, как мать, обязана была ознакомить их с традициями своего народа.
Так-таки пляжи уже не являлись экзотикой, в зоопарке дурно пахло, а цирк в еврейских семьях присутствует всегда, семья решила освежить тела и души однодневным выездом к переполненному чёрной лечебной грязью Мёртвому морю.
Но, регулярно открывавший краник объёмного трёхлитрового пакета с красным терпким вином, и, с аппетитом вкусивший привезённого им самим с Кармеля подарка, Хенрик, расправив спину, громко сообщил, что желает преклонить колени к Стене Плача и поклониться Голгофе.
Тётя Рива, как хранитель психического здоровья семьи, несколько раз пыталась отговорить глуповатого гоя от похода к Стене Плача в субботу, но, то ли вино, из винограда, выросшего по берегам Иордана, то ли яркое солнце, нагревшее светлую макушку арийца, профессор был неумолим.
В результате, призвав на помощь детей, и, убедив зануду в необходимости сна перед долгой дорогой, Ирен препроводила его спать.
***
Отец храпел. Марк, с раздражением, морщил потомственный нос и стремительно писал послание далёкому другу. Через полчаса пришёл лаконичный ответ, и, окрылённый сообщением, брат неслышной тенью отправился пообщаться с сестрой.
Дверь скрипнула, и кулак, высунутый из-под клетчатого пледа производства ГДР, бережно сохраняемого семьей со времён СССР, поприветствовал вошедшего.
— Всё знаю, — услышал он.
— Есть и вход, и выход, представляешь, — зашептал Марк.— Всё-таки, все дороги ведут в Землю Обетованную. Люблю я её.
В классе Марк демонстративно вкушал мацу и даже надевал кипу на блондинистый всклокоченный затылок в день рождения Гитлера.
Сестра кивнула ещё раз и скрепила договор воздушным поцелуем.
Ирен, заглянувшая в комнату где то через час, увидела только сопящие носы мужа и сына, а на мечтательные улыбки обнявшегося с фолиантом мужа и с мобильным телефоном сына, почему то не обратила внимания. Впрочем, она тоже наливала себе вино только из соседнего пакета, предпочитая сухое белое, полусладкому красному…
***
— Если верить карте, то найдя вход в районе Яхромы, мы окажемся в самой нижней части Храма Гроба Господня. В настоящее время там расположена часовня Адама, — менторским голосом вещал Димон. — Христианские источники сообщают, что в этом месте раскололась скала, и через щель кровь распятого Христа попала на череп Адама, очистив его от скверны.
— А кровь откуда? — сонно интересовался Ванька.
— Могила Адама оказалась как раз под Голгофой, — пояснил Дима и, резко повернувшись на диване, сообщил:
— А в Подмосковье-то всё непросто. Нам надо в Дмитровский район, там есть проход к Израилю. Но есть ещё восемь возможных переходов: два в Америку, один в Австралию, какой-то странный прерывчатый в Антарктиду, два в юго-восточную Азию. Немецкий путешественник по России еще в 17 веке Адам Олеарий, указывал на эти древние мегалиты, объединив их под общим названием Алатырь. Вокруг Москвы в городах Коломна, Серпухов, Дмитров, Тула, Волоколамск, Верея, Наро-Фоминск все они и расположены. А вот вернуться проблематичнее… Но нам повезло, обратно тож недалеко приземлимся!
— Да, повезло, что мать с отцом едут на дачу огурцы собирать.
— Молодец, Ба, урожай-то в самый раз поспел.
— Угу, молодец. Только ты в следующий раз, когда они ругаться будут, с дурацкими вопросами не лезь. Вообще, повезло, что нас не замели.
— Мне дядя Андрей любые вопросы задавать разрешил.
— Слух, спать давай! Завтра день тяжёлый. Ты-то у нас киборг, а я не высплюсь.
На какое-то время в комнате воцарилась тишина. Потом Дима опять заворочался и спросил:
— Вань, а можно последний вопрос задать на сегодня?
— Ну?
— А почему дядя Андрей обиделся, когда тётя Наташа сказала, что если он ещё раз женщин курицами назовёт, то она ему яйца снесёт?
— Потому, что это самый главный орган. Надо тебя с бабами знакомить. Умный, умный, а дурра-а-ак… Лан. Спать пора, я тебе не Царевна-лягушка, чтобы ещё и по ночам из кожи вон лезть, про физиологию поясняя.
***
По коридору, уходящему в тёмную пустоту бесконечности, украшенному, подобно индийскому свадебному платью, золотом и блистающими в сумраке драгоценными камнями, медленно перемещалась девушка. В каждом её шаге, в невероятной гибкости стройной фигуры, любой рассмотрел бы волшебное торжество Природы, создавшей классическую женскую красоту. Нежный шёлк сари бирюзового цвета струился прохладной волной от плеча к обнажённым ступням, словно высыхая морской пеной на отполированном веками полу. Единожды увидевший, сразу признавал Богиню, потому что ни одна человеческая жена не могла бы произвести на свет такое совершенство.
Впереди из сумрака показались массивные резные колонны. Подойдя к крайней, девушка села рядом и, дотронувшись до сияющего ослепительной белизной мрамора, улыбнувшись, спросила тишину:
— Ты понял? Я опять похоронила мечту…
Тусклый свет, сам по себе осветивший колонну, отметил на ней резные изгибы, и сквозь тени появилась каменная туника, надетая на мощное тело воина, держащего в одной руке лиру, а в другой занесённый в незавершённом ударе короткий меч. Голову мужчины венчал лавровый венок.
Девушка посмотрела вверх и захохотала. Сумрак недовольно заворочался. Не дождавшись ответа, она встала и медленно пошла в темноту вдоль каменных фигур…
========== Глава 32 ==========
— Приведите спинку кресла в вертикальное положение, — раздраженно-утвердительно констатировала не слишком любезная, но весьма привлекательная бортпроводница с сияющими на синем лацкане крылышками со Звездой Давида. Боинг авиакомпании «ЭльАль», всегда стремящейся (в переводе с иврита) к небу, завершал свой полёт, начав снижение. Однообразно бледный пустынно-гористый ландшафт наконец сменился синей лазурью Средиземного моря.
Автоматически проверив, пристёгнут ли ремень, Бристон послушно кивнул и вынырнул из гудящей турбинами дремы.
«Через двадцать минут наш самолёт совершит посадку в аэропорту Бен-Гурион. Температура в Тель-Авиве тридцать пять градусов по Цельсию», — бодро вещал микрофон.
Бывший агент вновь прикрыл веки и грустно задумался.
Свою далеко не блестящую карьеру он начал именно с этих мест в качестве помощника в посольстве и посредника между всегда соперничающими группировками суннитов и шиитов. Затем были Ливан, Сирия и вновь Израиль… Большую часть своей жизни он пробыл именно здесь, в странах жаркого Ближнего Востока, занимаясь то радикальным фанатизмом, то атаками на глобализацию, то дурацкими, но всегда кровавыми террористическими актами. Он умел беседовать о святости ислама, о догмах Торы, о разнице между староверами и православными…
Будучи достаточно астеничным, Джордан выглядел весьма моложаво, несмотря на перенесённый инфаркт и переваливший за середину столетия возраст. Пожалуй, только виски, слегка обрызганные сединой, выдавали его.
Проведя почти две недели на больничной койке и близко приблизившись к возможному финалу, он весьма придирчиво рассмотрел свой путь. Слишком рано его юношеский задорный идеализм зачеркнули карьерные и личные неудачи, в результате которых он оказался на пенсии без семьи, имея за спиной только профессиональный цинизм и знакомого, которого называл другом. И этот единственный — пропал.
***
Тщательно наведя справки о перемещениях интернациональной компании, Джордан решил последовать за семейкой Рихтенгтен. Он был практически уверен — подозрительные немцы в курсе исчезновения Феликса. Что это дело рук русского прокурора, он не сомневался.
Не сильно надеясь на помощь, отставной агент тем не менее набрал знакомый ещё со времён самого начала службы в посольстве Израиля, номер. Три гудка … и трубку сняли.
— Мазел тов, Агей… — поприветствовал собеседника Джордан.
Раздалось легкое шипение, потом кряхтение, и булькающий смех заполнил пространство.