- А давай, Петь, пари заключим, а то так неинтересно.
- Давай, - вздохнул я и ещё покашлял. Вроде, отпускает. В глубине живота, в районе солнечного сплетения, зашевелился тёплый, мягкий комочек, похожий на нежно урчащего котёнка. Он успокаивал и прибавлял уверенность.
- Если не выйдет меня усыпить, то ты целыми днями на шагоходе – так она тренажёр «ходьба по лестнице» называла – заниматься будешь, а то забросил совсем.
- Согласен.
- И к ноуту не прикоснёшься! Месяц.
- И опять-таки да. Не отвлекайся. Ты будешь усыпляться или поджилки затряслись?
- Да буду я, буду, - нехотя согласилась она, растеряв последнюю смелость. - Только, если вдруг… ты это… не спрашивай меня о… ни о чем личном не спрашивай, короче. Ладно, Петенька? Пообещай, пожалуйста.
- Клянусь своими ногами. Очень мне интересно, можно подумать. Всё! продолжаем, - и с этим последним словом я словно крылья обрёл: голос зазвучал так, как надо, как в роликах наиболее солидных, по моему мнению, психотерапевтов-гипнологов.
Так долго я в жизни не говорил никогда. Безостановочно, монотонно, не запивая. Двадцать минут! Целых двадцать минут повторения одних и тех же слов: спокойствие, расслабленность, погружаешься всё глубже и глубже, сильнее и сильнее, тяжелее и тяжелее, слышишь только мой голос, засыпаешь, спишь, тепло, холод - и так далее и тому подобное. Язык устал, будто я им камни молол, а не воздух останавливал, во рту сухость – Сахара позавидует. Голова Катришки, наконец-то, словно крышка багажника изящной, гордой иномарки, лениво и нехотя откинулась на спинку дивана. Сдалась неизбежному, как ни противилась. Зрачки под разглаженными веками замерли, рот приоткрылся, дыхание почти прекратилось. Тело срослось с покрывалом, расползлось тёплым воском, стало будто бы тряпичным. Я проверил – поднял её руку и отпустил. Рука упала плетью.
Котёнок внутри меня разросся до размеров тигра, урчал как миксер, грел как микроволновка. Сердце ухало с гулом царь-колокола, отдаваясь в ушах. Я чувствовал восторг и опустошение, будто финишную черту пересёк на олимпиаде. Осталось убедиться в победе. Но сначала попить.
Полкружки кофе проглотил, не заметив. Сходил на кухню и попил воды прямо из-под крана. Вернулся, сел на место и совершенно не обратил внимания на то, что передвигался без помощи костылей, что ноги от напряжения загудели.
- Даю тебе первую установку, Катришка. Так только я скажу слово «спать», либо щёлкну пальцами, ты сразу погрузишься в глубокий гипнотический сон. Кх-м, - в горле продолжало першить, - сейчас я буду считать от одного до трёх и на счёт «три» ты проснёшься в прекрасном расположении духа, но мой голос по-прежнему остаётся для тебя управляющим. Раз – дыхание учащается… два – голова проясняется… три – открыть глаза!
- Да–да, братец, знаю, я проиграла, уснула-таки.
Катришка сладко зевнула, потягиваясь, и забавно, словно превратилась в игривую девчонку – пацанку, подтянула к себе ноги и уселась, обняв колени руками. В глазах её загорелся шальной огонёк, на лице нарисовалась довольная улыбка.
- Но как же здорово! Настроенье – супер…
- Как ты себя чувствуешь?
- Замечательно, великолепно, просто слов нет! Будто в сауне побывала, потом в бассейне и на массаже… спа какое-то… кайф, расслабон полный…
- Спать! – скомандовал я и Катришка в тот же миг, не меняя положения тела, уронила голову на спинку дивана и расслабилась. Руки сползли с коленок и хлопнулись о сиденье, ноги, не разгибаясь, завалились на бок. Притвориться было, по моему разумению, невозможно…
Чего она только не вытворяла! Забывала собственное имя и вспоминала вновь, теряла палец и упорно искала его на полу, ругаясь и возмущаясь, но совершенно не удивляясь самому факту исчезновения части тела. Потом мне как в голову стукнуло. Я взял свой смартфон и устроил фотосессию в модельном агентстве. Получилось наиболее весело.
Катришка снималась в одежде, которую я ей внушал – в брюках, в вечернем платье, в купальнике бикини, топлес и совершенно обнажённой. Особенно забавно смотрелось последнее. Реально раздевать сестру мне и в голову не приходило, но как она смущалась! А как выполняла задание фотографа «сексуальней, девочка, сексуальней» - вообще песня. Что может знать пятнадцатилетний подросток об этом понятии? Только снимки из Вога и Космополитена копировать, но на своём, практически детском уровне. То есть обезьянничать. Не стесняясь ржать в голос, я приказывал Катришке замирать и вручную менял ей позу. Растягивал губы в улыбке, приоткрывал ротик, откидывал распущенные волосы с груди, которую она постоянно пыталась прикрыть. Действовал, исходя уже из собственного опыта, основанном на нечастом просмотре порно роликов и тех же самых эротических фотках, раскиданных по сети. Тоже, в принципе, обезьянничание, но с точки зрения мальчика.
Потом я вдруг резко устал. Будто вода, кипящая внутри меня всё это время, создававшая давление сравнимое с котлами Титаника, поддерживающая настрой, дававшая силу и энергию, неожиданно разом кончилась. Испарилась мгновенно.
Я посмотрел на время. Прошло полтора часа без малого. «Пора закругляться…», - подумал устало.
- …на счёт три ты проснёшься в полном сознании и прекрасном настроении, будешь помнить всё, что с тобой происходило, помнить как весёлое развлечение… - и тут я решил совместить приятное с полезным. - И ещё. Когда я предложу поменяться с тобой комнатами, ты горячо меня поддержишь перед мамой. И ещё задание: сведёшь меня с какой-нибудь девушкой постарше, лет двадцати – двадцати пяти, чтобы она согласилась на сеанс… и сама, кстати, легко соглашайся… и не распространяйся о сегодняшнем, особенно маме. Итак, раз – два и три!
Гипнотическая фотосессия не прошла для меня даром – меня буквально подмывало исполнить её по-настоящему с взрослой опытной девушкой. И не только фотосессию. В чем стыдился признаться даже самому себе. Для солидного, серьёзного гипнолога – это нарушение этических норм как-никак, не профессионально. Однако, захотелось очень-очень.
Катришка несколько секунд озиралась, узнавая помещение, упёрла взгляд в меня и взвизгнула возмущённо:
- Гад! – и в меня полетела первое, что попало ей под руку – её бархатная резинка от волос. А потом она закатилась в диком хохоте.
- А я… а я… прикинь, Петька, всё всерьёз принимала! – захлёбываясь смехом, катаясь по дивану, делилась она. – Перед чужим незнакомым дядькой, голой! У-у-у не могу… но я же профессионалка, топ модель! Ой, не могу… круче Водяновой себя считала, у-у-у… боже, дай отдышаться… ох, и сволочь же ты… - обзывание звучало любовно, а не с обидой.
Наконец она успокоилась и с вопросом «а сколько времени, кстати?!» бросилась в свою комнату.
- Я же на пляж хочу, сволочь ты пакостная! – крикнула мне уже оттуда.
Я сидел в компьютерном кресле, вытянув ноги, которые гудели как высоковольтные провода и гул нарастал. Тепло из тела куда-то рассасывалось и внутри, там, где солнечное сплетение, приятный, ласковый котёнок медленно превращался в ледяного монстра. В голове было пусто. Как в огромном холодном подземном гроте, только без эха. Эмоции, казалось, израсходовались полностью. Даже с переизбытком.
Катришка с кем-то ругалась по телефону, наверное, с той самой Надькой – пухленькой рыжеволосой девицей со слабо сформированной грудью и большими детскими веснушками. Потом я услышал слова, обращённые уже ко мне, о том, чтобы не вздумал удалять фотографии, но чтобы и никуда без её разрешения не выкладывал – потом посмотрит и сама разберётся; предупредила, что побежала и, наконец, хлопнула дверь. В квартире воцарилась тишина.
А меня посетила боль. Кричал я или нет, упав на пол – не отложилось в памяти. Но чётно, на всю жизнь, калёным железом отпечатались ощущения пытки. Клещами рвали на ногах ногти, плоскогубцами вытягивали жилы и тупым ножом взрезали мышцы: от паха до кончиков пальцев, вниз, медленно… я думал, что многое знаю о боли. Не эксперт, конечно, но пользователь уверенный. Судьба, однако, как обычно, преподнесла сюрприз. Наступила как слон на букашку: раздавила, расплющила, выдавила соки и размазала по полу.
С трудом, как сквозь мутное стекло вспоминается приход с работы мамы. В руках она держала пакет с бумагами - она бухгалтер нескольких фирм. Помню, как пакет падает на ковёр, папки из цветного пластика, скользя друг по дружке выползают из зева…
На кровать меня затаскивали мама с соседом. Скорая после ругани с мамой о целесообразности госпитализации, - кто был за, кто против, не вспоминается, - поставила какой-то укол и я уснул. Если кошмар в виде тянущей ко мне руки седой старухи, чего-то бормочущей и пускающей слюни, явно довольной и оттого ещё более страшной, можно назвать сном. Однако, проснулся я совершенно здоровым. Ужас ночного бреда выветрился на удивление быстро. О вчерашней пытке не напоминало ни что. Ноги шевелились, пожалуй, лучше прежнего.
Глава 2
Мама не пошла на работу, и я целый день на тренажёре доказывал ей, что всё в порядке, мол, поболели ножки и всё, баста. Болеют – значит выздоравливают. И что самое удивительное — это было действительно так.
Катришка украдкой, чтобы мама не услышала, поинтересовалась, имея виноватый вид.
- Это из-за меня у тебя приступ был, да? Из-за гипноза придурочного? - Мама ей вставила. За оставление меня, болезного.
Я уверил её, что нет. А как только намекнул, что неплохо бы мне переехать в отдельную комнату, сразу будто бы переключилась. Мы долго вдвоём убеждали маму, что мне давно пора жить отдельно, а девочкам с девочками, и я не собираюсь умирать ближайшие сто лет и тем более внезапно, и даже если упаду, то без разницы где, и так будет удобнее всем и со всех сторон. В конце концов, мы с Катришкой победили.
Сестрица обороняла свою берлогу как орлица гнездо, как охотничью территорию тигрица. Самолично врезала щеколду, отгородив личное, неприкосновенное пространство. Но всего один сеанс и справедливость восторжествовала - до болезни, два года назад, комната принадлежала мне. Я тихо ликовал. Котёнок внутри напомнил о себе приятным урчанием и снова впал в спячку.
До школы, до выпускного класса, который я собрался посещать очно, оставалось всего ничего, и я решился выходить на улицу, наплевав на взгляды прохожих. А раздражали они меня дико. Казалось, что все смотрят только на меня и сочувствуют. Или презирают, что одно и то же. А сила в ногах, кстати, после сеанса с сеструхой заметно прибавилась.
Ходить я начал с одним лишь локтевым костылём, с правым. Чтобы левой рукой за перила при подъёме держаться. Заглядывал в магазины, что-то покупал по заданию мамы, складывал в рюкзак. Гулял по парку в двух шагах от дома.
До первого сентября оставалось четыре дня, включая выходные, когда мне, сидящему на скамейке в парке, уткнувшемуся в смартфон, позвонила Катришка.
- Петь, ты где?
- В парке, а что? Я тут в игруху одну долблюсь, а ты срываешь…
- Да обойдётся твоя игруха, есть поважнее дело, - отмахнулась она. – У Надьки сестра старшая есть, толстая, как автобус, универ в этом году окончила. Они, правда, с Надькой на ножах…
- Не тяни, Кать, объясни конкретно, - сработала установка! Я уже понял, о чём речь и внутри всё трепетало. Трояким чувством. С одной стороны, ужасно хотелось, наконец, потерять девственность, с другой, страшила перспектива наступления новых болей, с третьей, девушка имеет обширный объём телес, что как-то не приветствуется.
-- Да… - я прямо воочию видел, как Катришка пританцовывает от нетерпения, - я поговорила с ней, втайне от Надьки, конечно, и сказала, что ты можешь закодировать на похудание.
- В смысле? – я сделал вид, что не понял.
- Ну, загипнотизировать, как меня и… чтобы жрать меньше стала, что ли…
«Или завтра, или никогда» – я решился.
- Хорошо, Катриша, я понял. Завтра пятница, мама на работу уйдёт. Она с утра сможет?
- Я сейчас узнаю, - пообещала Катришка и отключилась.
Через час мы с сестрой созвонились снова. Девушка - автобус не подвела, согласилась. Потом, дома, Катришка предупредила, что Вера, старшая сестра Надьки, думает обо мне, как о студенте – психологе, но никак не о школьнике. Чтобы я, мол, соответствовал.
Вера оказалась возрастной копией Нади. Широкозадая, широколицая девушка с короткими рыжими волосами, вся в белом. Блёклые веснушки на шее. Тяжёлая грудь на фоне отвислого, несмотря на плотный пояс живота, не выделялась. Обтягивающие белоснежные штаны подчёркивали объём и складки нижней части фигуры, свободная светлая блузка навыпуск пыталась всё лишнее скрыть. Не получалось. Раздевать Веру мне расхотелось даже мысленно.
- Ты, что ли студент-психолог Пётр? – обратилась она ко мне после обязательных «здравствуйте».
- Да, Вера, а вы…
- Я МГПУ окончила в этом году, иняз. Здесь, в вашей провинции проездом. А ты? – говорила через губу, нехотя, будто жевала.
- Я… МГУ, на каникулах… скоро ехать надо. – Я сглотнул, привирая.
- Отлично! Не тушуйся давай, начинай. Мне тут с тобой время терять некогда. – И было в ней столько высокомерия, что я сжал зубы.
- Пройдёмте тогда в зал, и садитесь на диван, Вера. Сумочку сюда вот, на стол. - Уверенность от злости переполнила меня, как дрожжевое тесто кастрюлю.
Катришку я бы выгнал напрочь, но накануне пообещал устроить сеанс при ней. Прозвище девушка – автобус говорило о многом; прямо скажу – на расставание с девственностью не тянуло, лишь поэтому поддался. Сейчас, однако, снова попытался успокоить совесть:
- Ты бы оставила нас на часок… - и получил решительный отказ в виде испепеляющего взгляда. - Ладно, как договорились, только из-за дверей не маячь. – Прошептал я.
- Что я только, Пётр, не делала, - снисходительно объясняла мне, усаживающая на диван девица. – И гипноз посещала, и сеансы отрицания, и ночные бдения с внушением…
- Вы прекрасны, Вера, садитесь удобнее, - прервал я её словоизлияние, сам усаживаясь, без помощи костыля, кстати, в привычное компьютерное кресло.
- Да брось ты, прекрасна! Жирная корова, - сказала таким тоном, что согласись я с её утверждением и всё, враг номер один обеспечен. Тем временем диван Вера примяла, устраиваясь поудобней. – А сестра твоя не помешает? - спросила, кивая в сторону моей комнаты, куда скрылась Катришка. – Малолетки назойливые.
Вера не верила, простите за тавтологию, в меня ни на грош. Пришла так, на всякий случай. Чем чёрт не шутит, как говорится. Похоже, Катришка проявила чудеса красноречия. А ведь ещё и от Надьки, подруги, беседы с Верой скрыла. Молодец она у меня.
- Нет, Вера, Катя послушная девочка.
- Ну-ну… - усмехнулась она.
- Вера, - произнёс я протяжно. – Успокойтесь, расслабьтесь…
Девушка хмыкнула, видимо, собираясь что-то уточнить, но передумала. Шумно вздохнула и выдохнула, всем своим видом буквально излучая скепсис. Я спокойно вытащил из нагрудного кармана сорочки лёгкую цепочку с блестящей ёлочной игрушкой – шариком, найденной накануне, и стал качать перед лицом Веры маятник.
- Следите за шариком и не отвлекайтесь, пожалуйста…
- Это что, игрушка? Такого у меня ещё не было. - И съязвила, - в Новый год играем? Я негипнабельна, предупреждаю заранее. Говорю, чтобы самооценку твою не принизить, студент, - как бы посочувствовала, совершенно не искренне.
- Следите одними глазами, - я был само спокойствие и уверенность, говорил ровно и медленно. – Негипнабельных людей не бывает, бывают легко и трудно поддающиеся гипнозу. Ещё раз повторяю, Вера, не отвлекайтесь, пожалуйста. Мы же хотим результата, правда?
- Хотим, - со вздохом согласилась девушка – автобус, волей-неволей двигая глазами вслед за шариком.
- Вы спокойны… расслаблены… посторонние мысли уходят… вы слышите только мой голос…
Буквально через считанные минуты лицо её разгладилось, растеряв надменность и скепсис, и оттого обрело правильные, довольно симпатичные чёрточки. Глаза стали двигаться за игрушкой плавно, без подёргиваний. Я своим шестым чувством, котёнком, проснувшимся и приятно урчащем, вдруг чётко осознал, ощутил, ощупал, увидел – точнее описать не могу, что весь мир для неё постепенно сосредотачивался в ней, в яркой ёлочной безделушке.