- Я бы тебя самого на части разобрал, - прошипел Веня. - Сам гад и защищаешь всякую падаль. Значит так, или мы сейчас займемся делом, или я поворачиваю домой.
- Все. Прогуляемся по твоему цеху и на этом ставим точку. Где тут ближайшая брешь?
Щелкнув хвостом, как кнутом, черт сыпанул с кисточки снопом искр и захромал вдоль стены. Выдравшие из асфальта цапфу колхозники надолго застыли с ней в полусогнутом состоянии. Три нещадно щадящих огонька на самокрутках неторопливо подбирались к толстым выпяченным губам. Веня переступил с ноги на ногу, разжал кулаки. Горько усмехнувшись, побежал догонять черта. ОН почти поравнялся с ним, когда сзади раздался громкий мужской вопль, который тут же перекрыли отборные матюги. Веня вздрогнул.
- Уронили все-таки, - пробормотал занятый своими мыслями черт. - Но махорка прижгла им губы после.
Цепочка лампочек на стене начала тускнеть. За очередным кирпичным выступом зияла чернотой довольно широкая дыра. Поплевав на руки, черт несколько раз прошептал неразборчивое заклинание и сунул голову в щель. Там же и исчезли исходившие сухой синевой копыта. Какое-то время не было слышно ни звука. Но вскоре из-за стены донеслось дребезжание пустых консервных банок и проволочное скрежетание. Послышался осипший голос и самого черта:
- Ну, концлагерь, а? Особый режим, чтоб им до утра несколько раз уписаться. Чтобы прямо на простыни навалить.
- А собак не видно? - заволновался Веня.
На минуту воцарилась тишина. Но тут же банки и проволока задребезжали с утроенной силой, словно хитрое сооружение нечаянно подцепил проезжавший мимо мощный тягач. От высокого, с подвываниями, голоса, в котором проскользнул нечеловеческий ужас, у Вени заледенела кровь. Он ласточкой впорхнул в оскалившуюся неровными краями щель. То, что увидел, заставило отшатнуться. С громадного тела черта во все стороны сыпались разноцветные искры. Лупастые глаза сгорали в ярко-желтом пламени, из рта, ноздрей и ушей вырывались тугие струи белого дыма. Клыки вгрызались в мотки колючей проволоки и перекусывали их с тяжким стальным стуком. А вокруг визжала, скреблась, царапалась, бесновалась темнота. Где-то громко завывала сирена, возле проходной зашлась в яростном лае собака. Ее поддержала другая. Послышался уверенный, не оставляющий никаких сомнений окрик:
- Стой! Стрелять буду.
Чья-то тень сбросила со спины большой черный мешок и мощными прыжками помчалась к ближайшему цеху. Веня поводил шершавым языком по засохшему небу, прислонился спиной к стене. В это время над головой разорвались тучи. В землю вошли две ослепительно голубые молнии. И все снова утонуло во мраке.
Покрутив наполненной звоном головой, Веня оторвался от стены и стряхнул осевшую на рубашку кирпичную пыль. Резко запахло озоном, во тьме плавали тысячи красных точек. Он различил неуклюжую фигуру черта. Оседлав перевернутый ящик тот обирал с себя остатки стальной паутины. Рога все еще пылали нездоровой краснотой. Пройдя по пробитому молнией широкому проходу, Веня присел на корточки возле ящика.
- Может, хватит на сегодня? - неуверенно спросил он.
- А кто за меня отчет будет готовить? Каждый день, что ли, бегать? Итак четверть жизни тут оставил. Соба-аки, собаки... - передразнил он.
В это время где-то близко зарычала крупная овчарка. Два горящих глаза уперлись прямо в то место, где они сидели. И тут же тишину потревожил оглушительный выстрел сразу из двух стволов. И Веню, и черта будто ветром сдуло. Они опомнились под высоченной, возведенной из бетонных плит, стеной сборочного цеха комбайнов.
- Ну, нар-р-род, а? Ну, как до жир-р-рафов, - захлебнулся от ярости слюной черт. - Ты мне скажи, о чем полчаса думала эта стоеросовая д-дубина. И почему именно через эти полчаса она приняла решение выстрелить?
- Она оценивала обстановку, - переводя дыхание, ответил Веня. - Оценила и шарахнула.
- Она видела нас? - быком взревел черт.
- Нет.
- Тогда почему шар-рахнула?
- На всякий случай.
Черт долго жевал собственный язык. Затем потер лапой уже седые виски и слабым голосом сказал:
- Когда я был за рубежом, то жители западных стран реагировали на каждое мое движение или слово моментально. И никто не опускал на ногу своему партнеру чугунную цапфу, охнарики никому не прижигали губы, потому что их выплевывают вовремя. И сторожа не хрустели огурцом и не икали от испуга до утра, а сразу начинали осенять себя крестом, чтобы я пропал. И я твердо был уверен в том, что вернусь к себе в ад живым.
- И оставался бы на Западе, - обиделся Веня. - Никто тебя сюда не тащил. Сами разобрались бы.
Переступив с копыта на копыто, черт крупно икнул. Потом оглянулся на то место, откуда они только что прискакали и откуда доносился нарастающий гул сразу нескольких мужских голосов вперемежку с собачьи рычанием. Махнув лапой, он поплелся вдоль стены к ярко освещенному входу в цех.
- Скажи еще спасибо, что живой, - услышал Веня его тихое бормотание. - Музыка Высоцкого, слова Владимира Высоцкого.
Из ворот цеха навстречу им уже выкатывался новенький, алый как флаг над Домом Советов, зерноуборочный комбайн. Сидевший за рулем испытатель выдул из выхлопной трубы густой рой искр и выключил двигатель. Затем подцепил машину к подъехавшему "Кировцу" и, позевывая, скрылся за высокими массивными створками.
- Конец всему урожаю, - мрачно констатировал черт.
- Почему? - насторожился Веня.
- Двигатель не отрегулирован. Видал, какой павлиний хвост развернулся из трубы?
- Искрогасители натянут.
- Движок регулировать надо, а не гасителями спасаться. А уж потом, на всякий случай, эти самые гасители. Да и есть ли они на складах?
- Вчера не было.
- Тогда модно не беспокоиться.
- За что?
- За то, что урожай весь погорит. Как огурцы и помидоры.
- Рано обрадовался, - ухмыльнулся Веня. - Пока комбайн будет стоять в отстойнике, подоспеют и гасители, так что...
- А кто их развозить будет? Поважнее детали не к каждому механизму подвозят. Мало того, сами колхозники от них отказываются, потому что мощность двигателя теряется. Так что вот этот комбайн - второй Чернобыль. Только пострашнее. Во-первых, в любой точке страны может объявиться. Во-вторых, трагедии будут происходить ежегодно, и даже по нескольку раз в год. В-третьих, подчистую разорят колхозы и совхозы своей ценой. Я уже не хочу говорить о таких мелочах, как миллионы тонн впустую переведенной солярки, преждевременный выход из строя двигателя и частые простои в самый разгар страды. Вывод: диверсанты приносят вреда куда меньше. Вопрос: зачем нужна перестройка, если за ворота продолжают выкатываться вот такие комбайны? Впрочем, негодными они стали еще при зачатии - на белом поле ватмана. А может и раньше... - черт покосился на поникшего Веню, понял ли тот смысл недоговоренной фразы? Но голова последнего была занята другими проблемами, хотя он обратил внимание на невольно выскочивший намек. Оглянувшись на жизнерадостный снаружи комбайн, Веня вздернул упрямый подбородок:
- Перестройка только началась.
- И, увязнув в зыбучем болоте бюрократии, может "только" закончиться, поддавшись призывам новоявленных Сусаниных, которых объявилось больше, чем бездомных собак и кошек, - он указал на спящего прямо на куче приводных ремней за порогом цеха слесаря-сборщика и по лошадиному заржал. - Вот тебе типичный пример, из которого следует, что сосание лапы слаще, чем повышение собственного благополучия с помощью этих лап. Медведь в берлоге, из которого любой "Сусанин" может навить сколько угодно веревок. И каких угодно, чтобы, когда надо, его же на них и повесить.
- Перестройка только началась, - грохнул кулаком по молотильному аппарату Веня. Они уже вошли в цех. Окинув яростны взглядом застывший, с вереницей неукомплектованных машин, конвейер, он глухо замычал. Но объяснять черту, что виноваты поставщики, не имело смысла. Того интересовали только голые факты. И эта нерусская какая-то форма общения, когда приходилось отвечать только за самого себя, вызывала растерянность. И Веня повторил как школьник на трудном уроке. - Перестройка только началась.
- И продолжается под громкий стук доминошных костяшек и под потрясающий храп этого молодца, - довольно крякнул черт. - Я не спорю, что сейчас в соседних цехах пашут в поте лица. Варят чугун, штампуют боковины, вытачивают болты. То есть, продолжают заваливать негодной. Ненужной продукцией цеховые дворы. И получают одинаково с теми, кто всю смену спит.
- Врешь, скотина, - затрясся от злобы Веня. - Многие бригады и даже цеха перешли на хозрасчет, на самофинансирование. Каждую копейку считают...
- Спокойно, - гулко разнесся по цеху старческий голос. - Диалог должон происходить на пониженных тонах. Если по научному, то на малых оборотах. Тогда можно докопаться до шмышла. А так, ори, не ори, здоровья... тьфу, этого, как его, порядка не прибавится. - В пропитанном запахами машинных масел, выхлопных газов и красок воздухе прошелестел другой усталый вздох. - Заканчивали бы, что ли? Вон, в соседней деревне петух с насеста от крика свалился. Охламоны. Только время даром тратите.
- Я хотел бы довести дело до конца, - запротестовал черт. - Я не собираюсь возвращаться снова в этот ад.
- А я не собираюсь отвечать на твои вопросы, - цыкнул слюной сквозь зубы Веня. - Ты ищешь плохое. А мимо хорошего пробегаешь.
- А на чем хорошем ты хочешь заострить мое внимание? - поджимая под себя обломанное копыто, недоуменно пожал плечами черт.
- На том, что международная обстановка улучшилась.
- Правильно. Хотя вопрос спорный. Но обсуждаем внутренние проблемы.
- В газетах стали писать про все, по телевизору показывать, как министров судят. Как проститутки возле ресторанов крутятся. Даже голых баб... - заторопился Веня и покраснел.
- Не совсем так, но доля правды есть. Но я против этого, чтобы показывали голых женщин и рассказывали о сексе. Надо иметь в виду, что запретный плод сладок. А какой интерес заниматься половыми играми, когда все знаешь.
- А мне нравится. И голые бабы, и гласность, - злорадно трепыхнул ноздрями Веня. - И вообще я за то, чтобы как до революции не было. Чтобы проститутки работали официально, а не под заборами. И болезни уменьшатся, и разводы, и пьянки, и спекуляция, и аборты у несовершеннолетних, и доход от этих проституток в карман пойдет...
- Что ты можешь еще сказать в защиту перестройки? - нетерпеливо пристукнул копытом черт.
- Народ стал добрее...
- А, может, злее. А, во-вторых, в магазинах шаром покати.
- Дышать стало легче, потому что многие конторы под сокращение попали. Населению услуг предлагается больше...
- Новые конторы открыли, зарплата на прежнем уровне, за услуги три шкуры дерут...
- Солнце свободы всходит...
- А, может, заходит? И для социализма, и для коммунизма. Хочешь, я все твои восторги одним примером разрушу?
- Не разрушишь, - широко раскрыл глаза Веня. - И говорю, что хочу, и колбаса на прилавках каждый день.
- Тьфу, елки-моталки. Сказать больше нечего, что к колбасе прикопался? - не выдержал упорного сопротивления черт. - А шоколадные конфеты где, а мыло с порошком стиральным, а стиральные машины, а холодильники, а лезвия для бритья, а телевизоры?.. Я тебе этот список полгода читать буду.
- Ну и читай на здоровье. А мне хорошо и все.
Черт долго разглядывал одухотворенную патриотическим порывом Венину физиономию. Концы рогов неторопливо наливались бордовым соком. Скоро с них непрерывными ручейками побежали искры.
- Все. Я ставлю точку. На лицо комплекс неполноценности, - он опустился на приводные ремни рядом со слесарем. - Сначала пернуть, а потом обернуться... Ни ума, ни фантазии. Одно только "за" при недоверчивой ухмылке. А повернись все не так - одно "против" при той же ухмылке и с той же безрассудностью. Вся нация порченная. Из-за вас и другим народам покоя нет.