Врата славы - "Тиамат" 3 стр.


Врата эти для тех, кто искал и не обрел желаемого. Каждый, кто пройдет одними из врат, начнет путь к великой славе, великой власти или великому знанию. И бывает так, что врата эти ведут за пределы нашего мира и нашего времени, где ищущий должен исполнить свое предназначение.

Говорят, что могучий Браннион, военачальник Идари Богоравной, легендарной правительницы Арриана, прошел Вратами Славы. Воистину прославился он, хоть и дурной славой: восстал против своей королевы и погубил ее вместе с ее столицей, похоронив на века славу Арриана. С Браннионом сравнивают с той поры безжалостного воителя, способного рушить царства.

Говорят также, что Вратами Власти прошел Ланкмар Уаллах, основатель самого великого государства в Иршаване. В битве при Кинсале разбил он войско девяти князей, а их самих захватил в плен и взял с них вассальную клятву. Кинсалу он сделал своей столицей и стал верховным королем, а государство назвал по своему имени — Ланкмар.

И еще говорят, что прошел Вратами Знания чародей Руатта, после чего обрел власть над силами природы, над огнем, водой, землей, воздухом и человеческими душами, и с тех пор ни одна травинка не могла бы прорасти без того, чтобы не узнал о ней чародей Руатта. Обрел он силу обращать наводнения вспять и передвигать горы, и был он тем, кто остановил чуму, грозившую опустошить Ланкмар сто лет тому назад.

Труден путь к Трем Вратам, и множество опасностей подстерегает смельчаков, желающих разыскать гору Альбурз. Лежит она за тремя морями, за тремя островами, за тремя реками, за тремя лесами, за тремя пустынями, за тремя перевалами. Три пары железных башмаков придется истоптать, три железных посоха источить, три железных чаши разбить на этом пути, три железных копья расщепить, три железных меча затупить, сражаясь с демонами, дивами, дикими зверями и лихими людьми.

Главная же преграда ждет у самой горы — Железный лес. Ветви деревьев в этом лесу заостренные и крепкие, будто копья, листья острые, будто бритвы, и сплетены они так тесно, что невозможно между ними пробраться, не порезавшись. Чем дальше идет смельчак, тем теснее смыкаются ветви, пока не разрежут его на части. Немногие доходили до Железного леса, и случалось им, убоявшись, поворачивать назад и возвращаться ни с чем. Рассказывают, будто Браннион разрезал себе оба запястья и напоил Железный лес своей кровью, так что ветви и листья больше не имели желания язвить его и жалить. А Ланкмар Уаллах велел своему псу войти в лес, и пока ветви терзали его, прошел беспрепятственно. Руатта же, говорят, обратился в птицу и перелетел железный лес по воздуху. О других же, искавших гору Альбурз, не известно ничего. То ли сгинули они в пути, то ли ушли вратами в другой мир и в другое время.

6. История Эльтиу из Луаллана

Когда племя Змеиных Языков заключило союз с племенем Барса, подарили они субхадре Аргамайде раба, родом из Ланкмара, искусного в пении, а также игре на музыкальных инструментах. Был он красив, словно девушка, с золотыми волосами, волною спадавшими на плечи, с длинными изящными пальцами, высокой шеей и тонкой талией. Прозвище ему было Эльтиу, что на аррианском наречии означает "Медовые уста". Однако больше пристало бы ему прозвище "Змеиный язык". С тайным умыслом подарили его субхадре, ибо отличался лукавый раб коварством и хитростью, и так лжива была его натура, что по чести не следовало бы ему верить, даже если бы он сказал, будто солнце встает на востоке.

Эльтиу был охоч до вина, золота и женской ласки. Говорил он о себе, что родом из Луаллана, но так ли это — никому не известно. С юных лет овладел Эльтиу ремеслом барда и странствовал по Ланкмару, зарабатывая себе на жизнь музыкой. Не брезговал он воровать, и мошенничать в карты, и даже постыдным ремеслом заниматься, продавая свои ласки за деньги. Имена менял он так часто, что, верно, и сам забыл данное при рождении. И не раз приходилось ему бежать из города, спасаясь от городской стражи, разгневанных игроков и мужей-рогоносцев. Случалось ему и в тюрьму попадать, но удавалось как-то откупиться, деньгами или собственным телом. Не было, пожалуй, ни одного порока, в котором он не был бы замаран. Лишь одно можно к его чести сказать: никогда бард Эльтиу не лишил никого жизни и в чьей-либо смерти был неповинен ни нарочно, ни случайно. Видно, потому судьба к нему благоволила, позволяя так долго ускользать от возмездия.

Случилось ему как-то соблазнить жену одного вельможи в княжестве Канбарс, и по несчастной случайности застал вельможа любовников. Был он, однако, по натуре не слишком жесток и не приказал убить лукавого барда на месте. Сказал он такие слова:

— Отныне женских ласк тебе будет в избытке, раз ты их так любишь.

И повелел продать барда в Арриан. Там дали ему прозвание Эльтиу, Медовые уста, потому что сладко он пел, сладко целовался и умел языком и губами доставить высшее наслаждение женщине. Однако же самому Эльтиу несладко пришлось в Арриане. Приходилось ему днями и ночами напролет ублажать суровых воительниц, то песнями и танцами, то любовными ласками, и бывало, к утру лежал он пластом, не в силах пошевелить ни одним членом тела. Чуть было не стал от такой жизни Эльтиу женоненавистником и много раз клялся сам себе начать монашескую жизнь, если доведется ему вернуться в Ланкмар.

На пиру посмотрела на барда Натаури и сказала своей субхадре:

— Неспроста приносят подарки Змеиные Языки, и каждый их подарок с двойным смыслом. Лучше отошли куда-нибудь этого раба, чтобы не вышло из-за него беды.

— Какая беда может выйти из-за мужчины? — сказала беззаботно Аргамайда. — Он хорош собой и достоин делить со мной ложе, а кроме этого ничего от него не надобно. Впрочем, если ты так беспокоишься, обещаю, что глаз с него не спущу.

Она посадила барда к себе на колени и принялась ласкать его и целовать, и он отвечал ей с притворной пылкостью, ибо большой был мастер изображать горячую страсть.

На деле, конечно, суровые смуглые аррианки, покрытые боевыми шрамами, совсем ему не нравились. Любил он белолицых аристократок, утонченных и нежных. Не раз он последними словами проклинал злую шутку вельможи из Канбарса и его самого до десятого колена.

Немного прошло времени, и упал взгляд Эльтиу на Ашурран. Нельзя было сказать, что она хороша собой, но была в ней дикая прелесть, какая бывает в необъезженной кобылице, или в земле, нетронутой плугом пахаря, или в скалистой вершине, на которую не ступала нога человека. Ашурран в ту пору исполнилось пятнадцать лет, но она все еще была девственна. Никак не могла подобрать ей мать достойного мужчину, ибо верили аррианки, что первый мужчина оказывает влияние на всю последующую жизнь. Впрочем, не была Ашурран невинна, потому что случалось ей забавляться с подругами во время купания или ночного отдыха, как это принято в Арриане. Однако хотелось ей большего, и вздыхала она украдкой, глядя на статных рабов своей матери или на пригожих купцов с Севера.

Эльтиу был красив и в любовной науке искушен. Нетрудно сказать, что легко добился он своего. Тайно сошлись они с Ашурран, разделили ложе, и раскрыл он перед ней мир неведомых доселе наслаждений. Но пуще всего она полюбила его не за красоту и не за любовное искусство, а за сладкие речи и голос нежный, нашептывающий о сказочных городах и странах, волшебных приключениях и великих битвах. Поведал он ей о роскоши Ланкмара, о каменных домах, о шелках и золоте, о развлечениях вельмож и князей, о чудесах Иршавана. Слушала эти рассказы Ашурран, и тоска завладевала ее сердцем. И немилы ей казались холмы родного Арриана, и шатры из бычьих шкур, и привычные воинские забавы. Дошло до того, что скучна и пресна стала казаться ей жизнь в степи, и всей душой устремилась она в мечты о дальних странах, желая увидеть наяву все те чудеса, о которых поведал Эльтиу. А лукавый бард продолжал по капле вливать свою отраву ей в уши. Субхадра же не подозревала, какая змея свила гнездо под пологом ее шатра.

Однажды ночью Ашурран с Эльтиу взяли лошадей, припасы для дальней дороги, драгоценности и оружие и покинули Племя Барса, держа курс на далекий и манящий Ланкмар.

Как самка барса над мертвым детенышем, выла субхадра Аргамайда, когда обнаружилось, что сманил лукавый раб ее единственную дочь и наследницу, и что не могут их найти, ибо не меньше прочих была сведуща Ашурран в искусстве заметать следы и уходить от погони.

— Видно, проклял меня из могилы любимый и ненавистный Эмрис! Плоть от плоти его вернулась в Ланкмар, и чую я материнским сердцем, больше не ступит ее нога на землю Арриана! — в безутешном горе восклицала она. И все Племя Барса вместе с ней предавалось скорби.

С тех пор навсегда пролегла вражда между Племенем Барса и Змеиными Языками, и Аргамайда поклялась, что не успокоится, пока не вырежет их до последнего человека. Лишь только смерть субхадры прекратила вражду — пала она от руки Александры-воительницы, объединившей Арриан.

7. О Ланкмаре

Что касается Ашурран, то быстро она узнала подлую натуру барда, и цену его сладким речам. Когда достигли они Ланкмара, сбежал он, прихватив золото, коней и оружие. Остались Ашурран только меч и седло, потому что по старой степной привычке клала она седло под голову, а меч под правую руку. И на кожаный панцирь ее бард не позарился, потому что был он потертый и старый, не украшенный ни золотом, ни серебром.

Так впервые в жизни Ашурран познала обман, и горек был ее урок. Первое время немало она тосковала по объятиям Эльтиу и по его сладким речам. Удивительное дело: не питала она к нему ненависти и гнева, ибо понимала, что следовал он своей природе, желая стать свободным.

Но разочарование ее было сильно, ибо не похож был Ланкмар на то, что в мечтах ей представлялось. Грязны были улицы ланкмарских городов, текли в них по канавам нечистоты, и в каналах вода была такой мутной, что нельзя было ее пить. В каменных домах гуляли сквозняки; чтобы спастись от холода, постоянно топились печи, дым и чад наполняли комнаты, вместе с запахами прокисшего супа и щелока, употребляемого для стирки белья и мытья полов. Считали ланкмарцы аррианок дикарками, однако на взгляд Ашурран истинными дикарями были сами они. Неделями горожане не мылись и отхожие места устраивали прямо в домах или рядом, в то время как аррианки совершали омовение каждый вечер, если не препятствовала тому битва или рана, и устраивали отхожие места далеко за лагерем, заливая их известью. Из-за грязи и тесноты ланкмарцы часто болели и умирали, особенно младенцы, и нередко бывало, что из десятка детей выживал один или двое. Остальные же вырастали хилыми от недоедания и болезней, никакого сравнения с сильными детьми аррианок, с малолетства привычными к суровой степной жизни.

Нетрудно сказать, что вельможи ланкмарские жили намного лучше простого народа, и было у них в изобилии все то, о чем рассказывал бард Эльтиу: золото и шелка, пиры и охота. Но вельможи Ланкмара были надменны и жадны, золото было им дороже воинских подвигов, и жен своих они держали взаперти, как рабынь, хоть на словах относились к ним с благоговением. Великолепие Ланкмара подобно было красивому фасаду, за которым прячется пыль и мерзость запустения.

Глядя на все это, преисполнилась Ашурран презрения и уверилась, что судьбой предназначено Ланкмару пасть под копыта аррианских коней. Когда случится сие, только богам известно. Но давно уже прошли героические времена первых правителей Ланкмара, и мечи заржавели в ножнах, и кони разучились носить всадников в тяжелых доспехах.

Было, однако, прибежище для тех, кто мечтал о бранной славе — войско Ланкмара, усмиряющее диких горцев и лихих пиратов, отражающее набеги степных воительниц. Решила Ашурран, что будет ей по чести пойти в войско, коль скоро не придется драться с соплеменниками. Попыталась она добиться своего, но подняли ее вербовщики на смех — из-за юности ее, но еще больше из-за принадлежности к женскому полу. Ашурран рассердилась и отходила их плашмя своей саблей; однако пришлось ей после такого распрощаться с возможностью попасть в ряды королевских воинов.

Странствовала она по Ланкмару, и нелегко порой ей приходилось, поскольку плохо знала она язык и обычаи. Большей частью выдавала она себя за девушку из Хирменда, ибо свойственны тамошним жителям черные волосы и смуглая кожа; а свой меч и панцирь скрывала она под горской длинной накидкой, и волосы заплетала в одну косу, а не в четыре или восемь, как принято в степи.

Иногда зарабатывала она в поединках на базарных площадях, не гнушалась ремеслом наемного убийцы, и даже палаческим ремеслом случилось ей как-то раз заработать.

8. История сорванной казни

Однажды в городе Авенсис княжества Уаллах назначена была публичная казнь одного мошенника. Обвинялся он в многочисленных преступлениях, и среди прочего в подделке королевских золотых монет, что всегда каралось смертью. Приговорили его к отсечению головы. Уже с раннего утра вся площадь была заполнена народом. Жители Ланкмара любили подобные зрелища, не уступая в кровожадности аррианским воительницам.

Выяснилось, однако, что городской палач слег в болезни и не может совершить казнь. Тогда обратились стражники к толпе: найдется ли человек, способный выполнить работу палача и с одного удара отсечь осужденному голову? Пообещали такому добровольцу тридцать медных монет.

Трижды выкликали они, и никто не вызвался. Уж было собирались отменить казнь, как выступила из толпы Ашурран и сказала:

— Я могу это сделать.

Услышав ее голос, осужденный вздрогнул и побледнел.

Стражники переглянулись. Угадали они в Ашурран степнячку, и не по сердцу им это пришлось. Видя, однако, что ведет она себя мирно и наречием ланкмарским владеет, согласились они, чтобы показала она свое искусство. Ашурран вытащила из ножен узкую степную саблю и одним махом разрубила деревянный столб ограды. Толпа разразилась одобрительными возгласами. Стражникам ничего не оставалось, как заплатить ей обещанную сумму и подвести к осужденному.

Стоял он на коленях со связанными за спиной руками, в одной нижней рубашке и коротких штанах, низко опустив голову, и его золотые волосы были коротко острижены, открывая шею. Несмотря на это, Ашурран сразу его узнала, ибо был это лживый бард Эльтиу.

Ашурран размахнулась, но вместо шеи осужденного перерубила веревку на его руках. Раскидала она стражников, вышибла всадника из седла, вскочила на коня, прихватив с собой барда, и помчалась прочь из города. Укрылись они в густом лесу, отпустив коня, чтобы сбить погоню со следа.

Эльтиу бросился перед ней на колени, говоря, что раскаивается в совершенном предательстве, и дрожал он от страха, думая, что Ашурран спасла его только затем, чтобы до смерти замучить по обычаю Арриана.

Ашурран усмехнулась и подняла его с колен.

— Не нужна мне твоя жизнь, и ненависти я к тебе не питаю. Только лишь благодаря тебе увидела я новые города и страны. А золото и драгоценности немного для меня стоят. Ты же, однако, мог бы ими распорядиться и получше, чем закончить жизнь на плахе.

И признался Эльтиу, что не принесло ему предательство счастья, промотал он в одночасье все взятое у Ашурран и опять принужден был зарабатывать мошенничеством.

Стал он клясться в верности Ашурран и молил, чтобы простила она его и позволила остаться с нею.

— Не хочу я тебя любить, и доверять тебе не стану, — ответила она. — Пойдем мы наутро каждый своей дорогой. Однако есть кое-что, чем ты можешь отплатить мне за спасение.

С этими словами увлекла она его на ложе из ветвей и листьев, и предались они сладостным утехам, так что ночь показалась им кратким мигом. Наутро, проснувшись, увидел Эльтиу, что покинула его Ашурран, пока он спал. Пошел он своей дорогой, дивясь ее великодушию, и больше о нем ничего не известно. Правду говорят, что человек благородный трижды прощает нанесенную обиду, и не наносит это урона его чести. Так и Ашурран простила коварного барда, и было это для него уроком, ибо понял он, что больше потерял, предав ее, чем приобрел.

9. История Исфизара и Мансака

Мансак из Тирза был юноша благородного происхождения. Родился он в семье городского судьи, человека богатого и уважаемого. Отец души не чаял в своем единственном сыне, не жалел денег на мудрых наставников, чтобы с малолетства воспитать в нем любовь к порядку и справедливости, науке и просвещению. Надеялся судья, что со временем сын унаследует не только имение его, но и должность, и почет горожан. Однако напрасны были его надежды. С детских лет не испытывал Мансак тяги к знаниям, не имел уважения к законам небесным и человеческим, из всех же наук предпочитал науку страсти горячей и науку холодного клинка. С четырнадцати лет склонился он душой и телом к разврату, вступая в тайные связи с людьми низкого и высокого звания, невзирая на пол и возраст. Столь он был ловок в сохранении тайны, что отец его не ведал ни о чем, прочих же домашних Мансак подкупил или запугал.

Назад Дальше