Покраснев от стыда, Марцелл заспешил прочь. Несколько капель дурмана попало ему на губы, в голове у него помутилось, оступился он на лестнице и набил преогромную шишку, а гладиаторы над ним потешались.
Между тем Ашурран неустанно плела сеть обольщения вокруг жены хозяина, подкрадываясь все ближе к ее сердцу, будто рысь, подстерегающая трепетную лань. Вот уже обнимает ее Ашурран за талию, а вот уже в алые уста целует, отговариваясь нежной женской дружбой. От ее прикосновений трепетала Аврелия так, как ни перед одним мужчиной ей не случалось. Выдали ее в юном возрасте за Марцелла, и не довелось ей до сих пор вкусить настоящего наслаждения от супружеских объятий. Догадаться нетрудно, что Ашурран добилась своего. Сплелись они с Аврелией в страстных объятиях, даря друг другу жаркие поцелуи и ласки, и приходилось хозяйке зажимать себе рот рукой, чтобы весь дом не перебудить стонами удовольствия. Встречались они по ночам, и Аврелия расцвела, как любая женщина, познавшая любовь.
Вот так праведная жена, желая удержать мужа от блуда, сама предалась блуду. Марцелл же ничего не подозревал. Однако шила в мешке не утаишь, и скоро тайна выплыла наружу. Сначала служанки пересмеивались за спиной у хозяина, потом слуги перешептывались, потом гладиаторы насмешничали, намекая Марцеллу на его позор. Наконец и сам он заметил, что жена его по ночам исчезает куда-то. Думал он вначале, что блудит она с кем-то из гладиаторов. Вознамерился выследить ее, и что же? Застал Аврелию в объятиях Ашурран, которой тщетно сам добивался. Потрясение его невозможно описать словами. Стал он топать ногами, брызгать слюной и рвать на себе волосы, Аврелия же сказала ему так, не скрывая насмешки:
— Прослышала я, что ты добиваешься этой девушки, и решила проверить, так ли она хороша, как ты думаешь. Разве не обязанность жены в том, чтобы пробовать все блюда прежде мужа? Воистину эта девушка хороша в постели, много лучше тебя!
А надо сказать, что Аврелия происходила из влиятельной семьи, и Марцелл боялся поднять на нее руку. Если б он с мужчиной ее застал, то мог бы отдать под суд за прелюбодеяние и вернуть родителям без приданого. А как такое предать огласке — застал жену с женщиною! Плюнул он и не стал ничего предпринимать. Однако жену отослал в деревню, чтобы разлучить с Ашурран. Ашурран же возненавидел еще больше и оставил всякую надежду овладеть ею, думая только о мести.
Как ни старался Марцелл сохранить историю в тайне, слухи распространились по всей Кинсале, и стали про Марцелла похабные песенки на базарах распевать. А жена его, говорят, завела себе гарем из молоденьких служанок и жила себе припеваючи.
11. История Дамиана из Согды
Дамиан Согдиец родился рыжим, с волосами цвета свежей крови, и гадалки предсказывали, что судьба его будет лихой и кровавой. Так и случилось. С юных лет начал он ходить в морские набеги, и вскоре имя его загремело по всей Согде. Прославился он хитростью и умом, кровожадностью и жестокостью, во владении же мечом и вовсе не было ему равных. Брал он в набегах богатую добычу: золото и самоцветы, шелка и пряности, но никогда не хранил ее, а всю раздавал, проматывал или проигрывал в кости. Была у него только одна слабость — женщины. Ни девы невинные, ни замужние дамы не могли перед ним устоять. Он же, добившись своего, терял к ним всякий интерес. Было так, пока он не встретил Денизу. Дениза была рабыней; какой-то вельможа в азарте проиграл ее Дамиану в кости. Дениза была рабыней; проведя с ней одну лишь ночь, Дамиан стал ее рабом. Не мог он расстаться с ней ни на минуту, даже в набеги брал с собой, а потом складывал к ее ногам сокровища с захваченных кораблей, чтобы она выбрала то, что ей по вкусу. Рассказывают, что заказал он ювелиру копию рубиновой тиары верховных правителей Ланкмара и увенчал ею голову Денизы, называя ее своей королевой. Для нее привозил он снежные цветы из Хирменда в серебряных сосудах с колотым льдом, розовый виноград из Тирза и розовый жемчуг из Луаллана. Только одного подарка не сделал он ей — свободы.
Кто способен проникнуть взором в сердце рабыни, привыкшей скрывать свои чувства? Дениза казалась счастливой и всем довольной. Она дарила Дамиану самые нежные ласки, и слаще меда была ее улыбка. С той же улыбкой однажды ночью вонзила она кинжал в грудь Дамиана Согдийца.
— Правду говорят, что месть сладка, — сказала она, слизывая с клинка кровь.
— Так ты отплатила мне за добро, которое я тебе сделал? — прохрипел Согдиец, зажимая кровавую рану.
— Нет человека, причинившего мне больше зла, чем ты. Я могла бы сказать: "Вспомни "Ласточку"!", но вряд ли ты ее вспомнишь. Ты потопил сотни кораблей, что для тебя какой-то безвестный рыбацкий корабль, случайно попавшийся на пути! Ты потопил его просто так, для забавы, не взяв никакой добычи. Ты убил моего отца, а меня, десятилетнюю, продал в рабство! — Дениза наклонилась над ним, и глаза ее горели мрачной яростью. Слабеющему взору Дамиана она показалась богиней мести.
— Я жалею лишь об одном — что не могу заставить тебя страдать так же, как страдала я. Смерть — слишком легкое для тебя наказание. Но знай, у входа в бухту поджидает корабль капитана Эквы, твоего смертельного соперника. Когда я подам знак, он отправит твою команду на корм рыбам, а твой труп повесит на рее.
Дамиан зарычал от бессилия, и сознание покинуло его.
Никто не знает, что сталось с Денизой. Но Дамиан не умер от раны. Видно, предательница не смогла нанести смертельный удар. Когда люди Эквы тащили его свой корабль, он пришел в себя, вырвался и бросился в море. Удалось ему выплыть на берег, где он лежал, страдая от раны и жажды, пока его не подобрали бродячие торговцы. Выходили они его, а потом продали в рабство. В цепях и колодках дошел Дамиан до Кинсалы, где стал гладиатором.
Очень любили в Кинсале гладиаторские бои, и даже сам король, случалось, приходил посмотреть, как тысячи воинов разыгрывают славные битвы прошлого или сражаются с диким зверями.
Поначалу был Дамиан молчалив и ко всему равнодушен, и сражался без пыла, только чтобы защитить свою жизнь. И мало находилось ему достойных соперников. Скоро имя его прославилось по всему Ланкмару, и люди приезжали в Кинсалу только ради того, чтобы посмотреть на Согдийца, и приветствовали громкими криками каждый его удар. Мало-помалу начал он находить удовольствие в криках толпы и звоне оружия. И, как это издавна повелось, многие знатные дамы стремились тайно его навестить, чтобы провести вместе ночь.
Хозяин гладиаторов безмерно этому радовался, потому что Согдиец приносил ему больше выручки, чем все остальные гладиаторы, вместе взятые. Бывало, он сам приводил к Дамиану женщин, посылал ему лучшие блюда со своего стола, дарил оружие и одежду. Дамиан же мечтал только об одном — о свободе. Хотел он разыскать предательницу и собственной рукой вырвать ей сердце. Но до больших новогодних игр, на которых лучшим из гладиаторов король даровал свободу, было еще далеко.
Однажды хозяин сказал Дамиану:
— Выставлю я завтра тебя против Сколопендры. Женщина эта заносчива сверх всякой меры, необходимо преподать ей урок.
Дамиан засмеялся и сказал:
— Не потому ли ты говоришь так, что не удалось тебе добиться от нее благосклонности?
— Посмотрим, чего ты сможешь от нее добиться, — сказал раздосадованный хозяин. — Если победишь ее в поединке, я отдам ее тебе на всю ночь.
Надо сказать, что Дамиану давно уже нравилась Ашурран, и не мог он сказать, о чем мечтает больше — скрестить с ней мечи на ристалище или сплести ноги на любовном ложе.
Вышли они на поединок, и поразился Дамиан, как умело девушка обращается с мечом, и как тверда ее рука в бою. Долго они сражались, нанося друг другу бесчисленные удары, так что щиты их были все в зазубринах, и нельзя было сказать заранее, кто из них победит. В азарте зрители делали ставки, и суммы ставок доходили до тысячи золотых. Наконец Ашурран как будто стала уставать, и то верно, слишком тяжел был длинный меч для ее руки, привыкшей к узкому и легкому степному клинку. К тому же Дамиан превосходил ее по силе и ширине плеч, хотя ростом они были равны. Выбил он из ее руки меч и нанес рану в предплечье.
Как и обещал, вечером хозяин привел Согдийца к Ашурран. Безоружная и раненая, была она уже не так опасна. После недолгой борьбы взял ее Дамиан силой. Но Ашурран оказалась так же охоча до любовных забав, как он сам, и всю ночь они предавались яростной страсти.
Вышел наутро от нее Дамиан весь исцарапанный, со следами укусов на плечах и руках.
— Да ты никак тигрицу любил! — пошутили гладиаторы.
— Не тигрицу, а Сколопендру! — засмеялся он.
С той поры каждую неделю выставлял хозяин Ашурран против Согдийца, и зрители чуть не дрались за право посмотреть этот поединок. Распорядители даже взялись продавать билеты на ступеньки лестницы в половину обычной цены. В каждом поединке побеждал Дамиан, но зрители не уставали делать ставки: сколько времени продлится поединок, каким ударом закончит его победитель, треснет ли щит Сколопендры или останется целым.
Каждую ночь после победы проводил он с Ашурран. Случилось, однако, и Ашурран победить. Усмехнувшись, сказала она хозяину:
— Я хочу ту же награду, что получил мой противник.
Ничего не оставалось делать хозяину, кроме как отвести Ашурран в комнату Согдийца. Без малейшей стыдливости увлекла она Дамиана на ложе, и они предавались любовным утехам до самого утра. Поистине Ашурран любить было все равно, что тигрицу — так она была сильна и неутомима, так ненасытна до наслаждений плоти.
Настали Новогодние игры, и песок ристалища покраснел от крови. Дрались гладиаторы не на жизнь, а на смерть, и не счесть было разбитых щитов, сломанных клинков и погубленных жизней. Сотнями умирали воины на песке арены, проклиная на своих языках короля и кровожадную толпу. А раненые звери выли и рычали, или умирали молча, и в их мертвых глазах застывал горький упрек всему человеческому роду, сделавшему смерть забавой.
Дамиан Согдиец сражался, как бешеный бык, с налитыми кровью глазами, одержимый мечтой о свободе, и его длинные красные волосы развевались, как кровавый плащ. Меч в его руке сверкал, как коса, снимая кровавый урожай, и противники его падали, как подрезанные колосья. К вечеру седьмого дня сошелся он с Ашурран в поединке. И они напали друг на друга, как два оленя, или два льва, или две разрушительные волны. Дамиан дрался яростно, не сдерживая ударов, и видел перед собой не женщину, дарившую ему дружбу своих бедер, а воина, закрывающего путь к свободе. В победе он не сомневался, ведь столько раз Ашурран уступала ему в поединке. В слепом ожесточении сбил он ее на землю и уже заносил меч, чтобы прикончить, как вдруг она прянула быстро, как змея, и рассекла ему бедро.
Кровь хлынула потоком из раны, и Дамиан упал на колени, чувствуя холодное дыхание смерти.
— Глупец, — сказала Ашурран, вставая. — Я вскормлена молоком диких кобылиц Арриана. В колыбели клинок был моей игрушкой. Ты дрался с лавочниками и рыбаками — я дралась с медведями и барсами. Неужели ты думал, что в самом деле сможешь меня победить? Ты так и не понял, что я нарочно тебе поддавалась.
И с этими словами отсекла она голову умирающему Дамиану.
Так закончилась жизнь Дамиана Согдийца.
— Сколопендра! — взревели зрители. — Свободу Сколопендре!
Хозяину не по душе пришелся такой поворот. Ненавидел он Ашурран всей душой и желал ей смерти. Он подал знак, и на ристалище выпустили свежих бойцов: одного с мечом, второго с копьем и третьего с шипастой палицей. Набросились они на нее и пали от ее руки. Тогда хозяин приказал выставить против нее пятерых воинов. Но снова Ашурран вышла победительницей, хотя уже шаталась от усталости, и хоть раны ее были неглубоки, зато многочисленны, и кровь текла из них, унося жизненную силу.
Когда же против нее выставили две колесницы с лучниками, поняла воительница, что не уйти ей с арены живой. Сбросила она шлем, воздела вверх окровавленный меч и закричала:
— Смотрите, трусливые ланкмарцы, как умирает Ашурран, дочь Аргамайды!
И вдруг меч в ее руке запылал, как раскаленное железо в горне. Казалось, огонь струится из самых пальцев Ашурран, ее саму не обжигая.
Случилось так, что в тот день придворный чародей Руатта сопровождал короля. Сидел он по правую руку правителя, в роскошном одеянии из пурпурного атласа, расшитого таинственными знаками, обмахивался шелковым веером и без особого интереса наблюдал за боями. Однако же, когда Ашурран сняла шлем и назвала свое имя, веер в его руках сломался.
Посмотрел на Ашурран Руатта и, хоть никогда ее не видел, сразу узнал.
Постаравшись скрыть свое волнение, чародей обратился к королю и сказал нарочито безразличным тоном:
— Помните, ваше величество, вы обещали мне любую награду за праздничный фейерверк? Подарите мне эту девушку.
Король улыбнулся благосклонно и ответил:
— Верно, лгут злые языки, говоря, что ты предпочитаешь юношей. Однако и дева эта больше похожа на юношу. Лишь такой искусный чародей, как ты, мог пожелать бешеную тигрицу в рабыни. Что ж, если ты ее желаешь, она твоя. Только помни слова поэта:
О ты, что выхаживать львенка готов!
Добра от своих не дождешься трудов.
Лишь когти окрепнут, он прежде всего
Набросится на пестуна своего. (Фирдоуси, "Шах-наме")
Повелел король прекратить бой. Ашурран, ослабевшую от ран, унесли с ристалища и доставили в замок чародея Руатты на острове Кумано.
12. История чародея Руатты
Никто не знал, откуда появился в Иршаване Руатта. Одни говорили: с луны, другие: из морской пучины, третьи: из-за края мира. Говорили, будто бы вышел он из столба пламени; будто бы порожден он не матерью и отцом, а молнией, ударившей в морскую пучину. И даже то, когда это произошло, стерлось из людской памяти, то ли под действием колдовства, то ли просто от времени. Если спросить, давно ли живет в Ланкмаре чародей Руатта, каждый ответил бы без запинки: "Всегда".
Подлинная же его история такова.
На пустынном морском берегу Орженда среди скал и водорослей, жил в пещере бедный отшельник, ищущий духовного совершенствования. Прежде был он великим ученым, а потом постиг, что во многом знании много печали, и удалился от мира. Питался он яйцами чаек и ракушками. Лишь изредка удавалось ему поймать рыбу. Как известно, небрежение телесными нуждами развивает внутреннее зрение. Так и этот безымянный отшельник достиг просветления.
Однажды на берег выбросило остатки разбитого корабля, а вместе с ними человека с медно-рыжими волосами. Он был худ и бледен, измучен голодом и жаждой. Видно, много дней носило его по бурному морю. Отшельник укрыл человека в своей пещере и выходил его. Поначалу тот говорил на незнакомом языке, и только одно удалось разобрать отшельнику — что зовут его Руатта. Постепенно спасенный выучился немного говорить на ланкмарине, но речи его все равно были темны и непонятны, потому что он почти совсем утратил память о своем прошлом.
Однако отшельник чувствовал, что ждет его чудесная и удивительная судьба, и что скрыта в этом человеке огромная сила. Тогда рассказал он Руатте легенду о трех вратах. Отшельник открыл ему тайну, скрытую в старинных книгах: как найти гору Альбурз. Сам он никогда тайной этой не воспользовался, потому что не нуждался ни в славе, ни во власти, ни в знании.
Легенда эта запала в душу Руатте. Он распрощался с отшельником и отправился в долгое странствие, зарабатывая в пути азартными играми, фехтованием и фокусами. Вело его желание обрести утраченную часть своей души, и неутомим он был в странствии, без жалоб, без сожалений терпя голод и холод, нужду и лишения.
Упорство его было вознаграждено. Он нашел гору Альбурз и прошел Вратами Знания.
В мгновение ока обрел он не только память о своей прошлой жизни, но и мудрость веков, знание магии и прочих тайн мироздания, власть над временем и пространством. Безродный бродяга Руатта умер, и родился всесильный чародей Руатта, которому не решались приказывать самые надменные короли.
Первым делом он перенесся обратно в Орженд, чтобы отдать дань благодарности своему спасителю. Но старый отшельник тихо скончался за несколько лет до того. Руатта похоронил его кости и воздвиг над могилой обелиск из золота и драгоценных камней, с надписью: