— Головку аккуратно держите.
На Влада смотрели большие, поразительно голубые, как чистое небо, глаза. У девочки уже были длинные густые белокурые волосы, пухленькие щечки и губки. Копия своей матери.
— Она просто ангел, — выдохнул Влад, — Доротея. Дора, доченька.
На следующий день, ближе к вечеру, Влада срочно вызвали в роддом. И сообщили, что у девочки найдены тяжелые нарушения мозга и ее срочно нужно перевести в специальную клинику, возможно, надолго.
— Хорошо. Я поеду с ней, — кивнул Влад.
— Нет, Вам туда нельзя, — решительно заявил все тот же доктор, — это режимное специализированное учреждение. Не волнуйтесь, там самые лучшие специалисты, о Вашей дочери хорошо позаботятся.
— Что еще за режимное учреждение! — взорвался Влад, схватив доктора за плечи. На его строгом сухом лице ни на мгновение не дрогнул не один мускул. — Что вы делали с моей женой все это время??! Что теперь с моей дочерью?!
— Успокойтесь, Влад. Вашей жене еще можно помочь. Мы наймем для нее лучших специалистов. И выведем ее из комы. Только подпишите согласие о переводе девочки в институт мозга. Это для ее же блага, ей там ничем не навредят. Поймите, в ее голове здоровенная опухоль, которая все растет и растет буквально по часам. Если ее не удалить, девочка и четырех дней не протянет. А так у нее есть все шансы вырасти здоровым, нормальным ребенком. Решайте.
И Влад, конечно, подписал. Девочку увезли. Доктор Вадим Орловский исчез из клиники. А как потом выяснилось, никогда в ней и не работал. А Оля умерла этой же ночью, не приходя в сознание.
Ни в каком институте мозга о белокурой девочке и слыхом не слыхивали, и Влад понял, что его обманули. Просто развели, как ребенка. Его дядя, который, может, и мог бы пролить свет на происходящее, скоропостижно скончался от сердечного приступа. А начальника Оли давно перевели военным послом в Израиль, и добраться до него Влад, как ни старался, не мог.
Он просто сходил с ума от горя и безысходности. Все пытался что-то нарыть, что-то накопать, но никак не мог, упираясь в стену глухоты и немоты тех, кто хоть что-то мог знать. Но однажды через полгода он проснулся от детского плача. Сначала он подумал, что это отголоски ночного кошмара. Так часто снилась ему эта белокурая девочка, похожая на ангела, которую он отдал неизвестно кому и зачем. Но плач не стихал, а становился лишь громче. И шел он из гостиной. Влад встал, включил свет, прошел в гостиную, включил свет там и увидел на ковре перед диваном ту самую маленькую белокурую девочку. Она сидела на ковре, терла глазки кулачками и горько плакала. Наверное, от страха, решил Влад.
Он бросился к малышке, подхватил ее на руки: те же пухленькие щечки и губки и голубые, как небо, глаза. Влад замер, как громом пораженный. Затем подхватил девочку на руки, та вроде затихла, посмотрела на него своими небесными глазенками, улыбнулась, потрогала своими малюсенькими ручонками его нос, погладила по щеке и, дернув губки, снова захныкала.
— Дора! Доченька! Это ты? Ты? Да? Не плачь, моя сладкая! Не плачь! Все хорошо! Папа с тобой! Не плачь, моя девочка. Что ты хочешь? Что, кушать? В туалет? Ой! Да ты мокрая! Переодеть, переодеть! Во что тебя переодеть? Влад носился с дочкой на руках по комнате, не зная, что делать. Пока, наконец, не сообразил взять телефон и позвонить.
— Алло, Олег! Это я, Влад! Слушай, у тебя же Светка в детском саду работает?
— Ну, — послышался сонный голос друга.
— А она не знает случайно, где детские вещи взять? Только быстро, прям сейчас?
— Тебе зачем? Что у тебя там за крики?
— Мне дочку вернули. Олег, представляешь?! Я просыпаюсь, а она в гостиной плачет. Она мокрая вся, ее переодеть надо, а у меня ничего нет.
Через час его друзья, Олег и Светлана Аверины, были уже на пороге его квартиры с вещами для малышки.
Часть 21
Что есть наша жизнь — всего лишь поток воспоминаний, в конечном счете.
Влад вздрогнул, услышав голос позади себя. Обернулся и увидел того самого белокурого мужчину из роддома. Врача, принимавшего роды у Оли. И он же, кажется, приходил на похороны Доры, назвался генералом Вадимом Пелегиным. В роддоме же был Вадим Орловский. На кладбище он сказал, что будет расследовать смерть Доры, ага, как же!
А еще за минувшие двадцать шесть лет мужик ни на грамм не постарел. Кожа такая же гладкая, подтянутая, глаза ясные, голубые.
— Кто Вы такой, в конце концов? — Влад бросился на мужчину и прижал его к стене, на лице мужчины, как всегда, не дрогнул ни один мускул. — Это вы? Это вы сделали мою дочь такой? Это вы убили ее? За что? Она выполнила какую-то миссию и стала вам больше не нужна, как ее мать тогда?
— Смерть — это был осознанный выбор Вашей дочери, господин Соколов. Она больше не хотела и не могла так жить, с таким грузом на сердце. Может, где-то есть и моя вина. Но сделанного не воротишь.
— Не воротишь! — взъярился Влад, хватая мужчину за горло. — Ты проводил эксперименты над моей женой, ты ее убил. Вы скрестили мою дочь неизвестно с кем, моя внучка оказалась нежизнеспособна, моя дочь наложила на себя руки. А тебе плевать!
— Каждый волен сам выбирать свой путь, Влад, — спокойно ответил генерал, кажется, совсем не обращая внимания на то, что его крепко прижимают к стенке за горло, — лучше скажите мне, где камень, что Вы взяли на месте падения НЛО?
— Да хрен тебе! — злорадно усмехнулся Влад.
— Ты сам не знаешь, — чуть улыбнулся в ответ мужчина, — кому ты его отдал? Своему другу? Аверину? Что ж, отлично! Отпустите меня, Влад. Я тоже отец, я знаю, каково терять детей, поверьте. Но право на смерть — тоже право, и его нужно уважать.
Руки Влада разжались сами собой под пронзительным взглядом голубых глаз, Влад отступил на пару шагов, мужчина спокойно одернул пиджак и уверенной, неспешной походкой вышел из квартиры, захлопнув за собой дверь. А Влад схватился за голову. Она гудела, словно по ней долбанули обухом топора. Это существо, похоже, основательно в ней порылось, и теперь знает о Владе все, вплоть до размера носков Влада.
Олег! Нужно предупредить Олега.
К счастью, друг ответил быстро.
— Привет! Олеж, как ты?
— Привет! Да неплохо, к счастью.
— Как твоя девочка? В порядке?
— Да неплохо. Держится, я даже не ожидал.
— Хочешь, я психологов наших по-тихому пришлю?
— Не нужно, она сама психолог-терапевт, так что справляется. Я отгулы взял, чтоб с ней побыть. Все хорошо.
— Ну и, слава Богу. Слушай. Тут ко мне этот мужик белобрысый приходил щас. Тот, что на похоронах Доры к нам подходил, помнишь? Выспрашивал, где камень. Я ничего не говорил, но он как-то сам догадался, что он у тебя. Так что будь осторожен.
— Хорошо, — Олег с тревогой посмотрел на Дору, пишущую что-то в тетради. Он знал, что она слышит весь разговор, причем, без особых усилий.
— А еще я его вспомнил его. Это он принимал роды у Оли и заставил меня подписать перевод Доры якобы в институт мозга.
— Уверен? — про себя Аверин сочно выругался.
— Да. За двадцать шесть лет он ничуть не изменился! Ни на грамм не постарел! А еще он мне сейчас сказал, что Дору никто не убивал. Это было самоубийство. Типа не могла и не хотела жить с таким грузом и ушла. Я не знаю, что и думать. Но, блин, что, если он прав?
— А много ли с того разницы, прав он или нет? Доры больше нет, и боюсь, что истины нам не найти.
— Да ты прав, Олеж, прав. И мне кажется, он прав: ее сердце просто не вынесло всей скопившейся боли. Измены мужа, гибель дочери, — Влад тяжко и надрывно вздохнул в трубку.
— Хочешь, я приеду?
— Нет. Не надо. У меня Женя гостит. Ужин на кухне готовит.
— У вас все хорошо?
— Ну да, насколько это возможно. А ты береги себя, пожалуйста.
— А ты себя. Я заеду в субботу.
— А Вам никто не говорил, Вадим Аркадьевич, что незаконное проникновение на частную собственность карается по закону? — громко осведомилась Дора, поглядывая на дверь. — Ну, заходи. Чего стоишь!
В кабинет вошел Пелегин и чуть склонил голову в приветствие.
— Прошу прощения, что потревожил. Просто нужно кое-что узнать у вас, Олег, срочно.
— Мог бы и без личного визита обойтись! — буркнула Дора.
— Не мог, — улыбнулся генерал, — твой жених — один из лучших учеников нашего Демитрия, ментальную защиту держит постоянно и очень крепко. Даже, гм-м, наедине с тобой и во сне.
— Ну и умница! — Дора встала и закрыла альбом.
— Он в моем бывшем кабинете. В приемной в аквариуме, — спокойно ответил Олег, понимая, что против верховного жреца защищаться все равно что на слона с мухобойкой идти.
— Благодарю, — кивнул Пелегин. И взглянул на лицо Доры, помрачнел. — Боже, дочка, до чего ты себя довела-то, а!
— Вот ты все дочкой меня зовешь, — Дора как-то зло усмехнулась, встав напротив генерала. — А где же ты раньше был, папочка. Когда меня убивать с трех лет учили. Когда я анатомию человека изучала на собственноручно убиенных, вместо того, чтобы в куклы играть? Где ты был, когда эта ящерица содомская меня под десятки мужиков разных рас, подкладывала? Где?!
— Ты должна была через все это пройти, и не я это решал. Мне не меньше твоего больно, поверь. Но это все в прошлом, дочка, забудь, — генерал потянулся к дочери, но вдруг отлетел к стене, словно его отбросило жестким ударом.
— Какая я тебе дочка! — взвилась Дора, ее глаза стали ярко-голубыми, из зрачков пошел серебряный свет, Олег почувствовал, как воздух в комнате заколебался, стал нагреваться и загудел, словно электрический генератор. Пелегина словно пригвоздили к стене, он покрылся потом, но старался держаться стойко.
— Мне плевать, сколько существ и из каких миров одолжили для моего создания слюну или даже сперму — отец у меня один. Тот, кто любил, воспитывал и на ночь целовал! И если еще раз ты или кто-то из вас подойдет к нему ближе, чем на километр, если хоть один волосок упадет с его головы, клянусь, вы все пожалеете, что пришли в этот мир! Я не шучу, ты знаешь! Мне плевать, сколько вам тысяч лет, и какие посты в этой галактике вы занимаете. Однажды вы ответите за все!
— Учившись убивать тогда, — спокойным тоном заговорил генерал, — ты училась защищать и выживать, по закону Шайгенов, к роду которых ты тоже принадлежишь, и однажды сможешь занять у них там правящее место по закону рода и честно заслуженному поясу Шайгенов. Сможешь отомстить за род отца. Сомов это заслужил! Ты его надежда! Демитрий тоже не хотел для тебя ничего плохого, таков их обычай обучения верховных жриц, так они будят сакральные женские энергии, позволяющие управлять потом мужчинами многих рас. Для моего рода — это дико, ужасно и неприемлемо! Но ты дитя четырех миров! Я не мог присвоить тебя себе единолично. Все твои четыре ипостаси должны были быть развиты одинаково! Но. Теперь все в прошлом, ты свободна. Ну, загляни же в мое сердце! Ты увидишь в нем любовь. Ты ведь всегда ее видела. Я всегда был рядом.
— Был рядом и ничего не делал! — из глаз Доры катились крупные бусины слез. — Хладнокровно позволил убить свою внучку, если я тебе и вправду дочь. Как так, папочка? Как так? Любишь меня, говоришь? А знаешь, что — приведи мне своих глорианских дочерей. Подкладывай их так же, как меня, под бесчисленное количество мужиков. Заставь их убивать столько, сколько заставляли меня, оттачивая мастерство. Бомжей. Раковых больных, заключенных. Сколько их было? Сотни, а может, тысячи! Ты помнишь, мудрейший? Я — нет, после первой сотни со счета, знаешь, сбилась! Вот когда твои глорианские дети пройдут через все это, только тогда я поверю, что меня ты и любишь так же, мудрейший. А до тех пор не смей называть меня дочерью.
Дора плакала, в глазах генерала, кажется, тоже стояли слезы, и вдруг все прекратилось, Пелегин исчез, как и не было, а Дора снова стала собой и опрометью бросилась на улицу. Олег, помедлив секунду, бросился за ней, Дора бежала и бежала вглубь бора.
— Ненавижу ИХ! Ненавижу!!! Закричала она во все горло, в ее руках вдруг образовался большой серебряный искрящийся шар, вокруг него тонкими молниями пробегали электрические разряды. Дора со всего маха запустила его в огромную вековую сосну, стоявшую метрах в двух от нее. Едва шар достиг цели, раздался оглушительный взрыв и яркая белая вспышка. Олег, бежавший шагах в пяти от Доры, зажмурился и пригнулся, ожидая шквала осколков от сосны. Но их не прилетело. Просто там, где раньше была сосна, больше нечего не было, и за ней тоже было пусто и еще метров на шесть ничего не было, кроме гладкой просеки. Дора упала на землю и разрыдалась в голос. Олег подбежал к ней, сел рядом и обнял.
— Ты у меня самая хорошая, самая любимая, девочка моя! Принцесса моя. Маленькая моя. Ты моя, моя! Все в прошлом! Все там! Забудь! Прости, пошли к черту и забудь! Я никому не дам вас в обиду!
Олег лихорадочно целовал заплаканное лицо Доры. Она прижалась к нему, судорожно вздыхая и пытаясь успокоиться. Он впился в ее губы жадным поцелуем, чуть оттолкнул от себя и спустился губами вниз по шее. Быстро расстегнул молнию на легкой шифоновой блузке, расстегнул бюстгальтер и, нетерпеливо швырнув вещи в сторону, прильнул к груди Доры. Она, все еще всхлипывая, выгнулась, отклоняясь и позволяя себя ласкать, одновременно приподнимаясь, чтобы Олег мог задрать юбку и снять трусики. Его пальцы тут же нетерпеливо проникли в нее, причем, очень глубоко. Дора вскрикнула, но не от боли, а он наслаждения, и принялась расстегивать брюки Олега. А его бесстыдные пальцы совершали в ней движения, вперед-назад, проникая все глубже и двигаясь все быстрее. Дора же прильнула было губами к горячей головке закаменевшего уже пениса. Провела по ней языком. Но Олег довольно грубо взял ее за волосы, поднимая голову для того, чтобы впиться в ее губы поцелуем и накрыть ее собой. Дора спустила его брюки и обвила его бедра своими ногами, все было быстро, страстно и до боли, так, чтоб больше ни о чем и думать не смогла.
— Моя! Моя! Слышишь, ты только моя! К черту их всех! Забудь! Слышишь! Не мсти им! Забудь! Думай только о нашем ребенке! Обо мне! Обещай!!! Иначе не получится у тебя новой жизни, и я не хочу, чтобы мать моего сына убила в своей жизни ещё хоть кого-то! Слышишь! — шептал Олег, жестко вонзаясь в любимую раз за разом. — Если ты живёшь мыслями о мести, нам не по пути! Спать и жить с убийцей я не хочу и не буду! Ты меня поняла? Поняла?
Олег схватил Дору за горло, не прекращая сильных движений, от которых девушка задыхалась в блаженстве.
— Да, да, поняла! — прошептала девушка, дрожа от невероятного наслаждения, что приносила ей грубость любовника.
— Ты любишь меня? Скажи! Любишь? — Олег встряхнул Дору, заставив смотреть ему в глаза.
— Да, да, люблю! — со стоном прокричала девушка, изнемогая в волнах стремительного и яркого оргазма.
— Тогда не убивай больше! Докажи, что изменилась! Научись прощать!
Последние быстрые и сильные удары вознесли на вершину блаженства и самого Олега. И они еще долго лежали вместе, крепко обнявшись, посреди ночной тайги.
Прямой энергообмен со вселенной — вещь просто невероятная, однако, подумал Олег, смотря в ночное небо на созвездие Большой Медведицы, и они вместе рассмеялись от переполнявшего их счастья, что подарила им только что пережитая близость и искренняя любовь друг к другу, горевшая ярким пламенем в их сердцах.
Часть 22
— Этот чертов мир никогда не будет прежним для меня! — Олег залпом выпил стопку водки, торопливо закусив кусочком сыра.
— Это точно, друг, — усмехнулся Демитрий, уплетая шашлык из свинины. Аверин давно приметил, что ящер — существо довольно-таки прожорливое. Три порции шашлыков умять для него как не фиг делать, а сверху добавлял еще тройную порцию крабового салата. И запивал все это обыкновенно литровой кружкой пива.
— Нет, это просто в голове не укладывается, сколько разных тварей, муравьев, скорпионов, великанов, жуков и монстров ползает среди нас на нашей маленькой планете. Охренеть же ж можно! И че вам всем дома не сидится-то, а?