Вадим с детства усвоил, что после любого потрясения стоит поспать, и станет легче. Поняв, что сейчас он максимально потрясён, однако ничего изменить не в силах, Вадим решил вспомнить не так давно ушедшие студенческие времена и поспать в ванной. На кухне валялась пара подушек, и Вадим расположился в чугунной ванне, холодной, но успокаивающей: горячий июльский воздух проникал везде.
С течением времени Вадим научился засыпать в любых обстоятельствах, и сейчас организм его тоже не подвёл. Однако пробуждение оказалось внезапным: на него сверху навалилось две тени и вышибли воздух из лёгких.
– Здесь кто-то есть, – заметила тень женским голосом, трогая в темноте Вадима цепкими полужидкими пальцами.
– Тебе кажется, – ответил мужской голос.
Судя по звукам, тени начали целоваться. Вадим ухватился за борты ванной, чтобы выбраться, но тела навалились на него, не обращая внимания. Парень попытался привстать, но получил призрачной рукой по голове, когда тела будто решили снять одежды, хотя какие части теней были одеждой, а какие – плотью, казалось загадкой.
– Мне что-то мешает, – сказал женский голос, и её локоть попал Вадиму между рёбер, но тот стоически сдержался и промолчал, до полусмерти напуганный непонятными существами.
– Ты сейчас отвлечёшься, – пообещал мужской голос, и Вадим почувствовал резкий толчок, затем услышал женский вздох.
«Капец, лучше бы они меня убили», – подумал Вадим и предпринял ещё одну безуспешную попытку вылезти.
Сначала Вадим пытался стоически следовать совету Хрущёва и не выдавать себя, пока тени сами не закончат и не уйдут, но через пару минут характер Вадима взял своё, и парень мощным ударом колена сбросил с себя невидимые в темноте тела.
– А ну отвязались от меня, суки! – заорал он. – Ещё раз подойдёте, придушу!
– Боже, откуда голос? – спросила женская тень.
– Ты что-то слышала? – хмыкнул мужской голос. – Я ничего. Но здесь слишком неудобно, идём на кухню.
– И валите! – прикрикнул Вадим.
– А если нас это… заметят? – засомневалась девушка, не обращая внимания на него.
– Так даже интереснее, – пообещал с улыбкой мужской голос.
Тени убежали из ванной, а Вадим, решив, что прятаться бесполезно, пошёл в комнату.
Интерьер сильно изменился. На полу появились пустые бутылки из-под алкоголя разной степени тяжести. В центре комнаты валялась массивная каменная пепельница, полная окурков и ещё дымящихся самокруток, от которых откровенно пахло кислой марихуаной. На диване были разбросаны шприцы, резиновые перетяжки для рук и использованные презервативы.
Но ещё на полу лежал Хрущёв, прижатый к потёртому ламинату массивным сгустком тени. Кажется, это была та тень, которая чуть не убила Вадима, приложив головой о стену. Две другие тени – то ли те же, что были в ванной, то ли новые – сидели рядом и курили одну самокрутку на двоих, спокойно наблюдая, как красноволосый парень тихо скулил. Подойдя ближе, Вадим увидел, что Хрущёв ещё и полураздет…
– Твари, вы что творите?! – закричал Вадим, хватаясь за нож в кармане.
Две курящие тени даже не повернулись, а вот большая тень остановилась, встала с Хрущёва, медленно развернулась к Вадиму, и тот увидел раскрывшиеся чёрные провалы глазниц.
– Пошёл отсюда, – сказала тень.
– Отпусти его, – ответил Вадим, направляя нож вперёд.
– Это его место, – добавила тень, наступая на спину Хрущёва с полузадранной рубашкой. – Он знал, куда шёл. Если уйдёшь сейчас, я тебя не трону. Твоё место на другом этаже.
– Мне плевать, что ты несёшь, – Вадим приближался к тени. – Отпустил его, сука, быстро!
Призрак хмыкнул и пнул лежащего парня, который уже не пытался сопротивляться.
– Хрущёв, вставай! – крикнул Вадим.
– Я сказал тебе сидеть смирно… – почти шёпотом проговорил Хрущёв, не поднимая головы. – Отсидись до утра, и всё закончится.
– Нет! – покачал головой Вадим и расправил сутулые плечи, чувствуя прилив адреналина и ощущая, что впервые в жизни выпал шанс сказать эпичную фразу из экшн-фильма, – Я без тебя не уйду.
– Дебил, – резюмировал Хрущёв.
Тень бросилась на Вадима, но тот успел увернуться и воткнуть нож в плечо нападавшему. Призрак не отреагировал и как пушинку перекинул Вадима через бедро профессиональным борцовским движением. Курящие тени захихикали.
– Хрущёв, убегай! – крикнул Вадим и вцепился в ногу тени.
Призрак стал трясти ногой, пытаясь стряхнуть Вадима, но тот воткнул нож тени в район колена, и неявная фигура, покачнувшись, упала на диван со шприцами. Краем глаза парень заметил, что Хрущёв выползает из комнаты, похрустывая костями.
Тёмная фигура легко схватила горшок с кактусом и метнула в Вадима. Растение пролетело мимо, но пара колючек оцарапала ухо парня. Вадим с трудом поднял тяжёлую пепельницу и, не целясь, удачно попал в лицо призрака. Один бычок жутковато попал в глазницу тени и исчез внутри.
– Я открыл дверь! – крикнул Хрущёв из прихожей, как будто это было достижение.
Вадим ломанулся на выход, где Хрущёв на полусогнутых ногах держал дверь открытой. Чувствуя, как рука нагоняющей тени вот-вот дотянется до его шеи, Вадим вылетел из двери, и та, словно притягиваемая огромным портовым магнитом, громко захлопнулась, выключая крики призрака.
– Оно не выйдет сюда? – задыхаясь, спросил Вадим, слыша только тишину.
– Не должно, – ответил Хрущёв, приводя одежду в порядок, а, подумав, добавил. – Не сразу.
– Что это за хрень была? Что они с тобой делали?
– Ты сам видел, – не поднимая глаз, сказал Хрущёв. – Неотработанные гештальты молодости.
– Чего? Да что вообще происходит? Тени были… олицетворением твоих страхов? Как был у меня крекер? Но, блин, мой монстр был больше рофловый, чем страшный. Хотя рана осталась, да.
– Потому что твой монстр был на первом этаже, а мы сейчас – на втором. Масштаб гештальтов варьируется, знаешь ли.
– И что будет выше? – злился Вадим тому, что всё не мог выбить объяснения из Хрущёва. Если бы тот не выглядел смертельно измученным, Вадим бы ему врезал.
– Сходи посмотри, – предложил Хрущёв, кивнув головой в сторону лифтов за железной дверью и хрустнув шеей.
– А ты?
– Я чувствую, что ещё не готов попрощаться с прошлым, – сказал Хрущёв, смотря на дверь, из которой они вышли.
– Ты собираешься вернуться туда? Ты идиот, Хрущёв?
– Возможно, – весело пожал плечами он. – Но, как говорил Франсуа де Ларошфуко, бывают случаи в жизни, выпутаться из которых может помочь только глупость.
Пробежавшись глазами по номерам других квартир, Вадим остановился на номере 399 и спросил:
– Все квартиры здесь с твоими, как ты выражаешься, гештальтами?
– Они могут быть и твоими.
– Я хочу заглянуть в 399. Ты со мной?
Хрущёв взглянул на 144 квартиру-притон и, подумав, сказал:
– Да. Эх-ох, развеюсь напоследок.
4
Квартира Аниных родителей не изменилась: позолоченная мебель с краской, полускрывающей потрескавшееся дерево, пыльные электросвечи в настенных канделябрах, семейные фотографии в рамах, заслуживающих место в Третьяковской галерее. Шик и блеск помещения, обставленного отцом Ани, «новым русским», навсегда оставшимся жить в девяностых.
– Пародия на Версаль? – хмыкнул Хрущёв, рассматривая лепнину на потолке вокруг люстры из муранского стекла.
Трёхкомнатное жильё в хорошем районе Ессентуков само по себе было роскошью, но особый блеск в воспоминаниях Вадима оставило не сусальное золото, узорами покрывающее импортный унитаз, а Аня – его одноклассница, с которой в этой квартире они впервые остались наедине.
– Это твоя квартира? – спросил Хрущёв.
– Нет, квартира моей первой девушки.
– А моей первой любви ты имел честь быть представленным в прошлой квартире.
Вадим намеревался спросить, кого из трёх теней следовало подставить в категорию «первой любви», но решил, что это будет слишком грубо.
– В каждой квартире какая-то подстава? – спросил Вадим, уже привычно достав нож из кармана и осмотрев все помещения: пусто.
– В общем и целом, да, – честно ответил Хрущёв. – Что у нас по бару?
Вадим помнил, что отец Ани много и часто выпивал, так что на кухне нашёлся буфет с выбором из сотни разных напитков. Хрущёв, почти не глядя, схватил водку и отхлебнул несколько смачных глотков из горла. Вадим же боялся напиваться и выпил простой воды.
– Набоков вывел трёхсложную формулу человеческой жизни, – сказал Хрущёв, сев в кресло и не выпуская бутылку водки из рук, – невозвратность прошлого, ненасытность настоящего и непредсказуемость будущего… Говоря о непредсказуемости: я был уверен, что квартира 399 будет касаться того, что в Литве купил свою первую марку за три евро и девяносто девять центов. Эх-ох, а здесь всего-то квартира твоей бывшей.
Вадиму резануло слово «бывшая» ухо. Они расстались, потому что отец перевёз Анну в другой город, и первое время влюблённые поддерживали отношения на расстоянии, но с глаз долой – из сердца вон, и Аня отвечала на сообщения и звонки Вадима всё реже и реже. Они не говорили о расставании, не ссорились, не устраивали сцен. Просто однажды Вадиму наскучило унижаться и пытаться достучаться до охладевшего сердца девушки. Он перестал писать и звонить, а она не заметила.
– Сколько у нас есть времени, пока не произойдёт очередной Армагеддон? – спросил Вадим.
– Я повторяю: ничего конкретного, – пожал плечами Хрущёв. – Плыви по течению, как лепесток сакуры, упавший на реку жизни…
Закатив глаза, Вадим прошёлся по квартире. Вон она – комната Ани, где они впервые узнали друг друга, как влюблённая пара. Кажется, это случилось на прошлой неделе… Светлые волосы девушки разметались по подушке, её руки крепко сжимали шею Вадима, притягивая ближе, навстречу первому неловкому поцелую, где они обречены были стукнуться зубами и неловко рассмеяться перед новой попыткой проявить нежность.
Он сел на кровать, покрытую розовым покрывалом, и вспомнил, как она скрипела, и как Вадим боялся, что за скрипом пружин не услышит звук открывающейся двери и шагов отца Ани.
Расценив, что квартира хоть и Анина, но не вполне, Вадим решил, что не будет аморальным порыться в шкафах и полках бывшей возлюбленной. Книжки-ужастики, страшно популярные во времена их детства и отрочества, хранились на рабочем столе вперемежку со школьными учебниками и тетрадями. Наброски наивных рисунков Ани, некоторыми из которых оказались портреты Вадима, перемежались тонкими тетрадками с надписями «Личный дневник» и «Не читать». Открыв одну из тетрадей, Вадим обнаружил, что та абсолютно пуста. Со второй приключилось то же самое, и с третьей, и с четвёртой. А вот в пятой – где-то в середине тетради – нашлась одна-единственная запись:
«Анне часто думалось, что каждый человек – паззл из привычек, увлечений и воспоминаний, оставленных другими людьми. От матери она получила лёгкий украинский акцент. От отца – привычку мыть яблоки с мылом. От старшей сестры – умение ровно выводить стрелки на веках. От первой подруги во втором классе – увлечение Гарри Поттером. От первой любви Димы в третьем классе – умение не показывать свои чувства. От репетитора по фортепиано Галины Васильевны – привычку приговаривать «Так-так-с», когда задумывается. От первого парня Вадима – привычку курить. От подруги Риты – увлечение баскетболом и комиксами. И далее, и далее…
Так-так-с, но что же сама Анна оставляла в жизнях людей? Расставаясь с друзьями и любимыми, она чувствовала, что сохраняет частички их душ: браслет, сплетённый своими руками, песню в плейлисте, книгу на полке, харизматичные жесты. Получали ли остальные хоть что-то от неё взамен драгоценных мелодий и слов-паразитов? Едва ли».
Вадима почти не смутило отстранённое повествование от третьего лица и манера речи, совершенно не свойственная лёгкой и весёлой Ане. Он сел на кровать, чувствуя, как кровь бьёт по вискам, а подмышками выступает пот.
«Что за Дима в третьем классе? – с дикой ревностью подумал он, будто они с Аней продолжали встречаться и любить друг друга, как в девятом классе. – И неужели единственное, что осталось Ане от меня – привычка курить?.. Вот уж кто прошёл по жизни бесследно – это я, а уж точно не Аня».
Парень подумал, сколько же чудесных вещей Аня оставила в его жизни. Она так красиво пела, что Вадиму захотелось научиться музыке, и он купил гитару, надеясь выучить Анину любимую песню, но та ушла прежде, чем он запомнил аккорды. Аня научила его целоваться, и от неё так вкусно пахло, что Вадиму хотелось обнимать и обнимать её, хотя раньше он боялся просто касаться людей. Пожалуй, именно Аня разбила скорлупу, отделяющую сначала нелюдимого Вадима от внешнего мира. Она показала ему Вселенную, пока сама думала, что не стоила двух слов-паразитов репетитора…
«Стоп, – подумал Вадим. – Откуда я могу знать, что это настоящие дневники Ани? Подстроила ли и это Попова? Блин, или это галлюцинации, о которых говорил Хрущёв…»
На полке у кровати стояла розовая рамка со старой фотографией Ани – какой она была в девятом классе и какой навсегда останется в светлых воспоминаниях Вадима, омрачённых тёмными каплями из разбитого сердца.
– Долго ты там? – послышался голос из соседней комнаты.
Вадим подумал, что это Хрущёв звал выпивать, но вдруг понял, что голос принадлежал другому человеку. Человеку из полупотерянных воспоминаний.
– Я уже забил тебе, – добавил голос.
Поняв, что речь идёт о трубке, Вадим почувствовал, как ужасно хотелось курить. Он вышел от Ани, но попал не в коридор, а в другую комнату, совершенно точно не находившуюся в квартире Аниных родителей.
Эту комнату Вадим старался не вспоминать. Односпальную кровать завалили вещами: грязной одеждой, пропитанными вонью тряпками, порванными газетами… На полу продолжалась свалка из недоеденных бутербродов, открытых пачек чипсов и жестяных пивных банок. На зашторенном окне росла конопля, а рядом валялся отвёрнутый от стекла фотоаппарат с разбитым объективом.
– Держи, – произнесли из тёмного угла комнаты.
Эльдар протянул Вадиму трубку. Низкий парень с аккуратно подстриженной иссиня-чёрной бородой и аккуратно уложенными осветлёнными волосами уселся на офисный стул с колёсиками, забросил ноги на стол с ноутбуком и элегантно зажёг трубку длинной спичкой, какие обычно используют для мангалов.
– Ты… в порядке? – спросил Вадим.
– Сейчас покурим, и буду в порядке, – с как всегда доброй улыбкой ответил Эльдар.
Вадим, не думая, нашёл зажигалку в кармане и закурил. Эльдар забил трубку как всегда плотно. Слишком плотно на вкус Вадима, выкуривающего пару сигарет в день, в отличие от Эльдара, который дымил две пачки сигарет в день плюс штук десять трубок да столько же самокруток.
– Ты всегда шутил, что умрёшь от рака лёгких, – вспомнил Вадим, делая глубокую затяжку.
– Я не шутил.
– Но умер от другого, – Вадим наполнил терпким дымом лёгкие до краёв и ощутил, как табак сжал горло.
– Со всяким может случиться, – безразлично пожал плечами Эльдар.
– Не каждый до смерти душит себя ремнём после вписки на съёмной квартире, – Вадим вспоминал фотографии этой самой комнаты с телом Эльдара на кровати.
– Немного не рассчитал… – покачал головой Эльдар, будто речь шла о том, что в магазине его обсчитали на сотню грамм развесных полуфабрикатов.
– Что не рассчитал?
– … но умереть во время оргазма – мечта многих.
– Э-э-э, что? – Вадим на автомате продолжал раскуривать сигарету и затягиваться.
– А, мои друзья не показали тебе самые интересные фотографии? Те, где видно, что я кончил перед смертью?
– Ты умер, потому что дрочил с ремнём на шее? – округлил глаза Вадим. – Это было не самоубийство, как утверждали твои сомнительные друзья со вписки?
– Ты тоже мой сомнительный друг со вписки.
– На той меня не было! – Вадим стукнул кулаком по столу. – Иначе бы я не допустил твоей смерти, как наркоманы, в которыми ты тусовался! Я с тобой общался после универа, из которого тебя кикнули, только из жалости и из-за… не знаю, ответственности. Из-за надежды, что ты изменишься. Я думал, ты умер от отчаяния, что не можешь изменить свою жизнь, что не можешь победить зависимость… Это было ужасно, я чуть с ума не сошёл! Но меня грела мысль, что ты поступил благородно… А теперь что? Теперь я узнаю, что ты просто неудачно подрочил!