Сидели мы довольно долго. Никто ни с кем не разговаривал. Ничего не менялось. Табличка по прежнему сообщала об отсутствии билетов. На часах по прежнему было три. Кто-то, потеряв, видимо, терпение, молча встал и вышел из комнаты. За ним потянулись и другие.
- Подождите, - попытался остановить их старичок. - У меня ведь верные сведения...
- Видимо, не сегодня, - сказала Настя, виновато глянув на него. - Я... Мы... Я покажу ему город...
Я с готовностью вскочил. Всяко это было интереснее созерцания белой таблички и стоящих часов...
- А вот интересно, - спросил я, когда мы вышли на улицу, на ту площадь с памятником - а здесь есть заграница? Или у иностранцев другие города?
- Не знаю... Ты за границей бывал?
- Нет...
- Вот и я как-то... А то погуляли бы напоследок по Парижу.
- Или посмотрели на Тадж-Махал, - поддержал я, решив игнорировать это "напоследок".
- Тадж-Махал? - загорелась Настя. - Я видела картинки...
И мы пошли искать Тадж-Махал.
Да, в Последнем городе было всё. Всё, что мы помнили. С Невского свернули на узенькую улочку с кособокими деревянными домишками. Долго шли вдоль какого-то унылого завода. Москва была представлена в основном автоматами с газировкой. В Москве я был в семь лет, и именно они запали мне тогда в душу...
Тадж-Махал мы не нашли. Зато, совершенно неожиданно, вышли к морю. Прямо на ялтинскую набережную. В Ялте была ночь. Тёмная и тёплая южная ночь. На набережной горели фонари, призывно светились окна многочисленных кафе и магазинчиков.
- Ах, как красиво! - восхитилась Настя.
- Ты и в Ялте не была?
- Да нигде я не была! А здесь... Здесь можно купаться?
- Пляжи дальше. А здесь - порт.
- Порт! Никогда не была в порту. А это что?
- Это пирс. Вон, около него катер стоит...
- А куда он поплывёт? В Турцию?
- Нет, эти катера далеко не плавают. Только вдоль берега. В Мисхор, Алупку, Ласточкино гнездо...
- Ах, Ласточкино гнездо! Это такая башенка на скале? Пойдём посмотрим!
- Да его отсюда не увидеть...
- Пойдём, посмотрим хотя бы на катер!
Ну, отчего же не посмотреть? Если пустят.
Никто нас, однако, не остановил. Никого, собственно, и не было... Так что мы спокойно прошли мимо безжизненной будочки-кассы и ступили на пирс. Внизу маслянисто качалась чёрная вода. Катер - тоже безжизненный и безлюдный - покачивался на волнах с правой стороны пирса.
- Здорово! - выдохнула Настя.
- Да... - неопределённо ответил я, хотя ничего примечательного в этой картине не видел.
Внезапно, на асфальт под нашими ногами упал свет. Мы обернулись. В будочке-кассе открылось маленькое окошко. В окошке показалось приветливое лицо пожилой женщины.
- Постышев Виктор Петрович? - утвердительно спросила женщина.
- Э-э-э... Да. Это я. А в чём, собственно...
Настя вцепилась мне в руку.
- Это... Это...
- Для вас забронирован билет, - сказала женщина из окошка.
Настя вскрикнула и потащила меня к окошку.
- Семьдесят пять копеек.
- У меня есть! - Настя лихорадочно рылась в сумочке.
Я сунул руку в карман. Нащупал бумажник. В бумажнике нашёлся и рубль. Почему-то бумажный. Сколько лет я таких не видел... Но кассирша рубль приняла. Выдала мне твёрдую картонку и сдачу.
- Подождите! - крикнул я закрывающемуся уже окошку. - Может быть есть ещё один билет?
- Билет только один, - ответила женщина. Окошко захлопнулось.
- Есть! - Настя даже подпрыгивала от счастья. - Не зря мы сюда пришли! Я как чувствовала...
- Подожди. А ты... Я без тебя никуда не поплыву!
Настя уставилась на меня потрясённо. Она молчала, но я всё прочитал в её глазах. Конечно, оставить женщину на каком-то пирсе в этом странном городе - не очень-то хорошо. Но... Не использовать Обратный билет... Это уже совсем предательство. По отношению к ней, к тому старичку, ко всем, кто несколько часов всматривался в закрытое окошко...
- Ладно, - сказал я, - ты... ты приезжай...
- Постараюсь...
Катер рассекал чёрную воду. На борту не было ни души. То есть, за штурвалом, наверное, кто-то стоял, но рубка была закрыта, а стучать и требовать капитана было глупо. Да и зачем? Не он устанавливает здесь правила. Он, должно быть, вспомнил уже все морские термины, когда выводил катер в ночное море ради единственного пассажира. А может и капитана нет - несётся катер сам по себе...
Я вспоминал наш торопливый поцелуй и смотрел назад. Туда, где осталась на пирсе одинокая фигурка. Огни набережной быстро отдалялись. Когда последний из них слился с темнотой, я вдруг почувствовал, что лежу на чём-то твёрдом и холодном. И мне очень больно.
- Этого - в машину! Быстро! - Распорядился чей-то решительный голос.
Три дня назад мне сняли гипс. С ноги. Три дня я снова учился ходить. А сегодня доковылял до столовой. Не бог весть какое достижение, но всё же... Составил на поднос тарелки, прижал его к себе. С левой-то руки гипс ещё не сняли... Так, ближайший столик... За ним уже сидела женщина в блекло-коричневом больничном халате. Ничего, места хватит... Подошёл. Кое-как опустил поднос. Женщина суетливо стала составлять с моего подноса тарелки. Руки у неё слегка дрожали.
- Спасибо, - поблагодарил я
- Садитесь, садитесь, я отнесу поднос.
- Не надо, - мужественно отказался я. - С пустым-то подносом я справлюсь...
Потом мы хлебали жиденький больничный суп.
- Химиотерапия, - Женщина провела рукой по жиденьким волосам. - На меня теперь, наверное, страшно смотреть...
- Да нет, - вежливо ответил я.
Хотя смотреть на неё действительно было страшно. На измождённом лице жили только глаза. И эти глаза... Эти глаза невозможно было не узнать!
- Настя... - прошептал я, - Настасья Александровна...
Женщина подняла голову. Подслеповато вгляделась.
- Виктор... Виктор Петрович... Но ведь это... Это же был сон!
- Может быть и сон... Но смотрели мы его вдвоём.
- Сказка... Глупая сказка...
- Но, со счастливым концом.
- Да уж. Жили они недолго и несчастливо, а в Последний город поехали в одном купе...
- В одном купе - это хорошо. Соседей-то наверняка не будет...
- Прекрати немедленно!
И Настасья Александровна сердито шлёпнула меня по руке. К счастью, не по той, что была в гипсе.
Почему-то я знал, что это сон. Так бывает. Раз на раз не приходится. То просыпаешься в холодном поту, и не сразу даже понимаешь где ты и кто ты. И никуда не едешь, а лежишь в своей постели. И семи чемоданов, которые ну никак невозможно собрать и вытащить из вагона за две минуты стоянки - тоже нет, и никогда не было...
Впрочем, кошмары мне снятся редко. Если это вообще можно считать кошмарами. Непослушные чемоданы - это ведь не вампиры и не взбесившиеся покойники. Но, во сне такие вещи реально напрягают.
Но теперь мне снился совсем другой сон. Цветной и светлый. Пронизанный солнцем и дурманящим ароматом трав. Стоп! Ещё раз с этого места... А разве могут сниться запахи? Никогда не задумывался, но мне запахи не снились никогда. А впрочем, какая разница? Странный какой-то сон - с элементами психоанализа...
Дома, деревянные сараи, заросший сорняками пустырь были сладостно знакомы и таинственно загадочны. В этом городе я уже был - возможно в другом сне... Через очередной двор я вышел на неширокою улицу. По улице ехал красно-белый автобус. Пассажиров было мало - половина мест свободна. Здесь! Да, вот он, маленький зелёный киоск, где я когда-то, в десять лет, купил великолепный набор из десяти серебристых солдатиков. А если перейти дорогу, то попадёшь в заброшенный скверик, спускающийся к реке.
Я дошёл до перекрёстка и, дождавшись зелёного света, перешёл через улицу. Скверик оказался больше, чем мне помнилось. Целый заброшенный парк. И спускался он не к реке, а к заросшему ряской пруду. На берегу пруда, прямо на траве, сидела девушка в очень длинном серебристо-сером платье без рукавов. Ну да, макси - это же последний писк... Последний? Почему? Какой сейчас вообще год? Совершенно естественный вопрос, которым я, однако, ни разу ещё не задавался ни в одном из моих снов...
Девушка мне очень нравилась. Но я... Хотя я давно уже вышел из школьного возраста. А также из студенческого и ещё нескольких возрастов, следующих за ними... Но при встрече с представительницами прекрасного пола по прежнему испытываю некую странную растерянность. Не могу найти нужных слов, не знаю куда деть руки. Хотя... Это ведь только сон! Отказываться от попытки знакомства - даже во сне - это было бы перебором. Даже для меня. И я решился.
- Девушка, - сказал я слегка дрожащим голосом, - какое у вас красивое платье!
Она обернулась. Ни испуга, ни возмущения не было на её довольно симпатичном лице - только безмерное удивление.
- И оно очень подчёркивает красоту вашей фигуры. - Я решил закрепить успех. Если он, конечно, был...
Уголки её прелестных губ слегка приподнялись. Она улыбалась. Улыбалась! Мне! Положительно, я сегодня в ударе. Не часто мне удаётся произвести на девушек такое впечатление. Даже во сне.
Расхрабрившись, я окинул быстрым взглядом стройную, обтянутую серебром фигурку. От головы до пяток. Потом - от пяток до головы. Потом... Потом, под моим горячим взором, платье её слегка порозовело, и из макси превратилось в мини. Очень-очень мини. Такое мини, что...