Там, где другие призывают к отстраненности, мудрости, справедливости и дружбе, Христос взывал не к абстрактным качествам, но к решительным действиям, и этим спровоцировал неспокойное бурление нынешнего мира, столь изобретательного во множестве параллелей, слишком многочисленных, чтобы отмахнуться от них. Отказ в поданной властям петиции отчаявшегося? Авва Отче! всё возможно Тебе; пронеси чашу сию мимо Меня; но не чего Я хочу, а чего Ты. Это Мк. 14:36. Умывание рук, освобождение явно виновного с тем, чтобы можно было наказать невинного? Смерть Ему! а отпусти нам Вараеву. Это Лк. 23:18.
Разве не воплотилось на деле обещание, что всякому имеющему дастся и приумножится, а у неимеющего отнимется и то, что имеет?
И разве не явлено в моем обличье семя, которое, хотя и не падало на места каменистые, но земли вообще не достигло?
Человечество впитало послание Иисуса, поглотило его полностью и безошибочно, история страстей стала частью дел мирских и преобразилась в глобальные факты, как разрастается семя горчицы в устрашающие заросли. Христос, одинокий среди веселых улыбчивых рационалистов, никогда не улыбался, лишь стонал и рыдал. Быть может, потому, что видел последствия своей миссии; так плакала моя мать, осознавая, на что обрекла своими деяниями меня, вечного воздушного странника.
Когда эти аналогии прослежены, истоки современной мировой культуры становятся ясны, как день. Лишь одно обстоятельство остается предметом дискуссии: откуда происходил Христос? Возможно, он и вправду был воплощением Творца, посланным покарать человечество. Придерживаясь христианской космологии, я считаю более разумным причислить его к агентам Сатаны; исказив и совратив душу людскую, он навеки уничтожил сократическую цивилизацию, которая в противном случае могла бы расцвести в Западной Европе.
Этих лаконичных комментариев, в принципе, достаточно для иллюстрации моего тезиса, а я слишком устал, чтобы излагать свою мысль подробнее. Не ведаю, как воспримет мир мое интеллектуальное приношение; быть может, оно безграмотно, наивно, безынтересно и примитивно в сравнении с лучше разработанными мировыми учениями. Я, однако, испытываю внутреннюю убежденность в истинности этого откровения. Вдобавок моя роль в мировой драме, как ни малозначительна, роднит меня с Иисусом в том отношении, что я также распят на кресте, летающем кресте, который без устали снует туда-сюда по шару земному.
Отупение, затянувшее моих родителей, вскоре настигнет и меня. Мне недолго осталось. Большую часть времени, когда не сплю, я смотрю в фюзеляжный иллюминатор. По ночам неразрушимое стекло становится зеркалом, отражает мое утомленное лицо. Если объективно, это красивое лицо. Сильный нос, полные губы, глаза проницательные, но отстраненные. Волосы, аккуратно зачесанные назад, рано начали седеть. Лицо это выглядит лет на тридцать старше действительного возраста, и спокойствие, написанное на нем, носит принужденный, отрешенный характер. О приближающейся кончине я размышляю с искренним облегчением, а последнюю волю свою оформлю теперь официально: всем, кому могут они пригодиться, завещаю я унаследованные от моего отца два билета второго класса из Найроби в Лондон — в одну сторону, по-прежнему действительные. Эпитафией себе я выбираю еще одну цитату из новозаветных пророчеств, и она даже рельефнее демонстрирует неопровержимую применимость евангелий к нашей эпохе:
Лисицы имеют норы, и птицы небесные — гнезда; а Сын Человеческий не имеет, где приклонить голову.
Месть волшебника Вазо
Покидая планету Некферус, волшебник Вазо пребывал в крайнем раздражении. Могущественный Дозорный Галактики привык, чтобы ему покорялись, однако невежественные обитатели этого адского местечка, такое впечатление, даже в толк взять не могли, что означает визит галактического мага!
За последнее время никто из его собратьев по ордену не мог проявлять активности в этом регионе, поскольку еще несколько тысячелетий назад интереса к нему вовсе не возникло бы. Волшебник не планировал оставаться там долго, лишь провести один эксперимент, идея которого внезапно посетила его, и никаких чрезвычайных требований не выдвигал. Ему всего-то и нужно было, что около сотни наложниц, подобранных сообразно его вкусам, и соответствующее экспериментальное оборудование, изготовление которого потребовало бы не больше трети промышленного потенциала планеты. Но эти скромные запросы были встречены недоверием и хохотом! До него не сразу дошло, что эти невежды на полном серьезе отказывают. Когда же он сообразил, как повернулось дело, то совершенно вышел из себя и проклял упрямцев.
— Налагаю на эту планету ментальный экран, — возгласил он. — Отныне да не достигнет ее никакая оригинальная идея. Ваши дети, и их дети, и дети их детей, до конца дней своих будут жить в серости, пережевывать одни и те же затасканные мысли, никогда не откроют ничего нового, ибо барьер непроницаем для идей и всех новых ощущений, которые, хоть вам это и неведомо, являются эманациями из внешнего космоса. Так будете вы покараны за отсутствие воображения!
Сказав так, он рассыпался вихрем искр и пропал у них из виду.
Отсюда ясно, что волшебник Вазо уже был достаточно разозлен, когда, отменив эксперимент (в любом случае не слишком важный), решил посетить различные места, куда уже наведывался в прошлом, и забрать оттуда предметы своей собственности, которые оставил, прежде чем отправляться в паломничество.
Выйдя в космос, он окинул взором местные созвездия и наметил цель первого полета: Землю. И устремился туда на скорости сосредоточенной мысли, быстрее света и каузальности. Преходящие оболочки формировались и распадались вокруг него, пока он пронизывал сперва окрестности земного солнца, затем самой этой планеты: тела из света, магнитного поля, радиоактивного излучения, воздуха и пара. Снижаясь в атмосфере и сбрасывая скорость, маг заметил под собой какие-то пирамидальные структуры и припомнил, что они были воздвигнуты при его последнем визите сюда. Порадовавшись, что пирамиды сохранились, он тут же недовольно отметил, что незначительных усилий, необходимых для поддержания в чистоте и порядке первоначальной их облицовки, никто не предпринял. Впрочем, направлялся он не в Египет, ибо интересующее его имущество находилось сейчас не в этой стране. Он материализовался на тротуаре оживленной городской улицы где-то к северо-западу оттуда.
Его тут же оглушил непрерывный диссонирующий рев. Этот звук сопровождался обильными выделениями углеродистых летучих соединений и был вызван, как вскоре стало ясно, постоянно перемещавшимся по центральной части улицы потоком самодвижущихся машин.
Он утешил себя мыслью, что это всяко не хуже вони, источаемой из заднего прохода земного животного под названием лошадь. Помнится, по улицам Мемфиса передвигаться было практически невыносимо.
Улицу обрамляли высокие здания с террасами, фасады многих были из стекла. За прозрачными стеклянными панелями предлагались товары и оказывались услуги. Вон туда можно было, к примеру, зайти отдохнуть, перекусить и выпить. Волшебник Вазо пообещал себе, что примет предложение владельца заведения, но сперва требовалось разыскать нынешнего хранителя интересующих его вещей.
Он обследовал тело, окончательно оформившееся вокруг его естества. По меркам вида, населявшего Землю, он мог считаться красивым самцом крепкого сложения, немного тяжелее среднего веса, в сером деловом костюме. Кожа его была темноватой, а над верхней губой росли густые усы. Необычной для этого города деталью внешности могла считаться феска — головной убор, более характерный для Египта, куда он наведывался в предыдущем случае.
Волшебник Вазо двинулся по запруженному людьми тротуару, постоянно требуя уступить ему дорогу. Он не остановился, достигнув перекрестка, но пересек его напрямик с прежней уверенностью, чувствуя вокруг себя снующие машины с двигателями на продуктах нефтепереработки. Он знал, что никто его не собьет.
Ага, вот наконец что-то любопытное. Сгорбленный коротышка в грязной белой накидке торговал с лотка морожеными сладостями в вафельных конусах. Волшебнику Вазо вспомнились ледяные напитки, доступные еще в древнем Египте, и он обрадовался, что искусство изготовления льда с тех пор не было утрачено.
Так или иначе, нужно бы отведать местных деликатесов. Остановясь у лотка, он ткнул пальцем в удалявшегося покупателя и склонил голову. Торговец медленно наполнил новый вафельный конус, избегая глядеть на волшебника Вазо и задумчиво поджимая губы.
— Сорок пенсов, — бросил он, подняв перед собой конус.
После паузы волшебник Вазо полез во внутренний карман пиджака и извлек оттуда кожаный кошель. Внутри обнаружились листики богато украшенной гравюрами бумаги, которые, как он рассудил, выполняли функцию денег. Вытащив одну банкноту, помеченную словами Десять фунтов, он передал ее торговцу и получил взамен конус с мороженым.
Торговец с напускной деловитостью позвякал металлическими дисками у себя на подносе.
— Десять, двадцать, пятьдесят, шестьдесят, — сказал он и бросил монеты в подставленную руку волшебника Вазо. — Свободен.
И пренебрежительно отвернулся. Волшебник Вазо не тронулся с места. Торговец мороженым снова посмотрел на него. Лицо ларечника было холодным и враждебным.
Уже зная, что обнаружит, маг заглянул в разум этого человека.
О да, гнусный пройдоха пытался его обмануть! Ничтоже сумняшеся взял купюру большого номинала и насыпал мелочи на сдачу, отдавая себе отчет в колоссальной разнице между эквивалентами банкноты и сладостей! Почему? Потому что принял волшебника Вазо за иноземца и понадеялся, что тот не знает истинной цены местных денег!
— Ворюга! — загремел волшебник Вазо. — А ну-ка возвращай деньги!
Торговец ощетинился.
— Ты че се удумал, чувак? Катись, чтоб духу твоего тут не было.
Волшебник Вазо с трудом сдержал негодование. Одно слово, и содержимое ларька обратится в мерзостную вонючую массу. Но он ограничился тем, что швырнул под ноги купленный стаканчик с мороженым и, полный омерзения, продолжил путь.
Чуть ниже по улице он снова остановился и заглянул через стеклянную витрину в зал харчевни, явно знававшей лучшие дни. Там сидели за столами без скатертей мужчины и женщины, попивали чай и кофе, читали книги и газеты, болтали друг с другом, проводили время. Человек, который был ему нужен, сидел один в углу, то оглядывая соседей по залу, то возвращаясь к зажатой в руке книге. Волшебник Вазо прочел на обложке название: Летающие тарелки: заговор молчания.
У человека за угловым столиком были прямые темные волосы, длинная тонкая челюсть, выступающий подбородок. Вид он имел непоседливый и энергичный. То и дело нервно затягивался сигаретой, опускал ее и потягивал кофе из стоявшей перед ним чашки.
Как заведено между чародеями, от чтения его мыслей волшебник Вазо воздержался. Он вошел в харчевню и направился к угловому столику.
Человек едва глянул на незнакомца, опустившегося на стул напротив. Волшебник Вазо подался вперед.
— Я нахожусь в присутствии магистра Ордена Тайной Звезды, — возгласил он. — Это я знаю наверняка. Позвольте отрекомендоваться. Я волшебник Вазо, Могущественный Дозорный Галактики. Я прибыл, чтобы возвратить себе оставленные вам на хранение мои слова силы.
Арнольд Мэддерс аж чмокнул, присосавшись к сигарете, и непонимающе воззрился на темнолицего напористого человека отдаленно восточного облика с гипнотическим взглядом, при эксцентричном головном уборе. Он прокашлялся, помотал головой и отмахнулся от волшебника Вазо. Несколько обескураженный, волшебник Вазо вздернул подбородок и тихим доверительным голосом воспроизвел дрожащие слоги:
— Абарадазазазаз.
Он дождался, пока затихнут вибрации, и хмыкнул:
— Вот видите? Мне ведомо тайное слово вашего ордена. Разве не я открыл его вам? Теперь удалимся, пожалуйста, в уединенное место. Там вы призовете своих адептов, владетелей слов силы, и они возвратят их мне.
Мэддерс не поднимал глаз от книги.
— Не понимаю, о чем вы говорите, — без всякого выражения отозвался он. — Я ничего у вас не забирал.
Кто этот придурок? удивился про себя Мэддерс. Его всегда нервировали незнакомцы, которые являлись к нему для разговора о Тайной Звезде: он как мог старался блюсти элитарность и узость круга посвященных, приличествующие эзотерическому обществу. Но в наши дни шило в мешке трудно утаить, и оккультные материи не исключение. Наверняка Дэвис снова проболтался.
Но слово инициации… Откуда этот чудик его прознал? Вероятно, в Британском музее выведал, как и сам Мэддерс.
Волшебник Вазо заговорил настойчивее, хотя все еще и пытался сохранить тональность вежливой беседы.
— Я только что вернулся из путешествия на край пространства. Теперь мне нужны мои слова силы, чтобы начать осуществление множества задач, которые даже во время нашей беседы приходят мне на ум.
Мэддерс поднял глаза от книги и саркастически ухмыльнулся, испустив дым уголком рта.
— О да, конец пространства, как же! Нашли его, да?
Волшебник Вазо моргнул.
— Конечно, не нашел. У пространства нет конца. В том и смысл паломничества.
Мэддерс фыркнул. Волшебника Вазо такая реакция озадачила и даже встревожила. Пикировка между магами — дело обычное, но этот человек вел себя так, словно они одного ранга! Как если бы он сам прошел подготовку в Галактическом Дозоре!
Тем не менее волшебник Вазо старался хранить спокойствие.
— Пойдемте, — пригласил он дружелюбно, — нам нужно лучше узнать друг друга. Не сомневаюсь, ваши достижения весьма значительны. Не мог же ваш орден сидеть сложа руки последние пять тысяч лет. И разве не нашел я адептов даже в тогдашнем Египте — людей, способных постичь учение о словах? Даже без ваших… — он обвел жестом улицу снаружи, подыскивая подходящее определение, — ваших нефтяных машин эти люди сумели воздвигнуть пятигранники с прямоугольными основаниями.
— Пятигранники?
— Модели планетарного бытия. Пирамиды, как вы их называете. О, как они были прекрасны! Облицованы белым камнем, а сверху покрыты блистающим золотом. В летнее солнцестояние они отражали свет солнца со всей пустыни и, подобно огромным четырехлучевым звездам, сияли посредине ее! Чудесное было зрелище! Как жаль, что ваш орден, по всей видимости, не заботился об их реставрации.
Мэддерс ничего не ответил. Настороженность волшебника Вазо росла. Он мысленно возвратился в эпоху, когда оставил свое имущество на попечение предков этого человека.
Слова силы тяжким грузом ложатся на сознание, даже если о них просто помнишь. Они создают препоны способу передвижения, известному как мгновенное мыслестранствие. Поэтому волшебник Вазо был вынужден облегчиться перед героическим путешествием к несуществующему пределу пространства: выскоблить свою память, чтобы обрести предельно возможную мыслескорость. От стандартного своего репертуара он избавиться не мог ни при каких обстоятельствах, но другие слова, специализированные, могучие последовательности вибраций, были крайне тяжелы, и их пришлось доверить многим хранителям на многих планетах.
В Египте он учредил Орден Тайной Звезды, вверив ему на попечение некоторые свои слова — с естественным условием не активировать их (впрочем, у местных бы и так не хватило для этого силы духа). В качестве награды он обучил адептов ордена некоторым магическим ритуалам и менее значительным словам, приносящим полезные практические результаты. Без сомнения, ныне Орден Тайной Звезды продолжает, в числе прочих групп влияния, тайно контролировать развитие земной цивилизации.
Но тут волшебника Вазо посетила пугающая мысль. Он уже понял, что мир сей изобилен ворами и злодеями. Могло ли статься так, что Орден Тайной Звезды пренебрег условиями договора? Сохранил тайные слова для себя, надеясь однажды научиться использовать их? Мага одолевал соблазн заглянуть в чужой разум, проверить, справедливо ли это подозрение… но волшебник Вазо воздержался от столь неподобающего по-ступка. В любом случае, извлекать их принудительно смысла нет. Слова силы передаются по обоюдному согласию сторон, иначе эффективность их будет утрачена.