Неловко ёрзая коленями по грязному асфальту, Керри с трудом поднимается на ноги и поворачивается к мусорному контейнеру. Узкий вертикальный люк приоткрыт, и оттуда, словно Панч в кукольном спектакле, выглядывает тот самый нищий, что ночевал в подъезде. Беззубый рот щерится в ухмылке, в руке — кусок ржавой железной трубы, запачканный кровью.
— Вы лучше бегите, мисс. Бегите…
Её рука, вложенная в сканирующее устройство у лифта, всё ещё дрожит. Ночной дежурный и его напарник, аккуратные и подтянутые, с подозрением глядят из своего неприступного пластикового убежища, удивляясь грязной одежде девушки и отсутствию у неё сумочки. Оба знают Керри в лицо, но когда лифт, наконец, открывает двери, на их лицах отражается явное облегчение.
В этот час, слишком ранний даже для самых фанатичных трудоголиков, коридоры десятого этажа совершенно пусты. Звук шагов Керри отражается от стен гулким эхом, создавая ощущение идущего рядом двойника. Второй сканер, у двери в секретную лабораторию, с готовностью отзывается на робкое прикосновение её руки. Стальная дверь захлопывается за спиной, в лаборатории автоматически вспыхивает свет. Подойдя к знакомому пульту управления, Керри воспроизводит последовательность команд, извлекающую Протея из его родной среды. Не проходит и минуты, как тележка с аквариумом подъезжает к смотровому стеклу с манипулятором.
Загадочное существо, не знающее разницы между днём и ночью, продолжает свой акробатический танец. По-видимому, Протей вообще не нуждается в отдыхе: искусственные клеточные резервуары, сочащиеся избытком энергии, дают ему возможность сутки напролёт извиваться в дразнящем чувственном танце, выбрасывая и втягивая ветвистые плети шелковистых щупалец.
С трудом оторвав взгляд от извращённо соблазнительной игры форм феерического создания, запертого в своём полипотенциальном царстве, Керри протягивает руку к лабораторному столу с аккуратно разложенными инструментами. Зажав между большим и указательным пальцем тонкий скальпель, она вводит руку в гибкую металлическую манжету перчатки манипулятора. Просунув лезвие как можно дальше внутрь пальца из толстой резины, с силой нажимает. Блестящий кончик лезвия показывается из перчатки по ту сторону стекла, и контрольной панели начинает мигать красная сигнальная лампочка, предупреждая о разгерметизации камеры. Керри несколько раз поворачивает скальпель, увеличивая дыру, потом вытаскивает его и бросает на пол. Уверенно вставляет руку в перчатку. Раздаётся тихое жужжание — перчатка оживает, сопровождая и облегчая движения руки. Откинув крышку контейнера-аквариума, Керри решительно окунает распоротый резиновый палец в его содержимое.
Отреагировав с готовностью и чуткостью опытного любовника, фантастическое существо с невероятной скоростью втягивается в прорез, словно тонкая кружевная шаль в обручальное кольцо. Не успевает Керри выдернуть руку, как живая слизистая масса проникает под рукав и, мгновенно распространившись до самого плеча, разливается по телу. Отшатнувшись от стекла, Керри отступает на несколько шагов. Пустая перчатка бессильно обвисает под затихающее жужжание сервомоторов. В лаборатории наступает тишина.
Широкий блестящий отросток нежно-кораллового оттенка появляется из выреза жакета, слегка отклонившись назад и покачиваясь, точно кобра перед броском. В тот же самый момент Керри в ужасе вскрикивает, прикрывая руками промежность. Щупальце тут же находит цель, и бесконечный поток биомассы, словно обращая во времени известный трюк фокусника, начинает вливаться в глотку женщины, распирая её и выдавливаясь наружу тонкими струйками из глаз, ушей и ноздрей. Керри падает навзничь, её лицо, покрытое золотисто-пурпурной плёнкой, искажается странной гримасой.
С этого момента начинается перевоплощение, претворение плоти нечто большее, чем плоть, полипотенциализация сущности. Керри Хэкетт никогда уже не будет прежней.
Одежда медленно растворяется, будто разъедаемая изнутри кислотой. Новая, уже не человеческая, гиперпористая кожа жадно впитывает взвесь органических молекул. Отвергнутые металлические застёжки со звоном падают на кафельный пол. Цепочка на шее лопается и соскальзывает, образуя золотистый островок, похожий на пятно солнечного света в тропических джунглях.
Теперь полностью обнажённая, Керри лежит совершенно неподвижно, не сознавая течения времени, погрузившись в вечность. Потом её тело, от головы до пяток, начинает сотрясаться в судорогах и медленно оседает, как проколотый воздушный шар, растекаясь по полу аморфной массой. Короткие чёрные волосы втягиваются внутрь, черты лица разглаживаются и исчезают, то же происходит и с грудью. Руки, ноги, голова сливаются с телом, образуя подобие мягкого яйцевидного кокона, по которому время от времени пробегают разноцветные переливающиеся волны. Так проходит больше часа. Лабораторный кондиционер работает с полной нагрузкой, пытаясь нейтрализовать поток метаболического тепла, исходящий от протоплазменной личинки.
На следующей стадии превращения картина пульсации кокона усложняется: волны делятся, сталкиваются и вновь разбегаются — кажется, что внутренний каркас, обтянутый кожей, вибрирует сразу во многих местах. Перепрограммирование завершается, начинается морфогенез. Первыми появляются пальцы, нежные, розовые, с изящными, уже окрашенными ногтями зеленовато-перламутрового оттенка, потом руки и ноги, на которых проступают мышцы и сухожилия. Поверхность тела постепенно обретает структуру, восстанавливая все детали, вплоть до струйки менструальной крови. Пупок, очертания рёбер, груди, увенчанные сосками, голова, волосы, уши… Последними восстанавливается индивидуальное сочетание лицевых костей, мышц и хрящей.
Черты лица Керри медленно прорастают изнутри, подобно изображению из тысяч микроскопических штырьков в детском конструкторе.
Сияющая гладкой матовой кожей, совершенная до последнего волоска, обнажённая Кэрри Хэкетт лежит, глубоко дыша, на холодном кафельном полу лаборатории. Лишь одна деталь отличает её новую телесную оболочку от прежней. На безупречном лице нет никаких следов родимого пятна — оно стёрто, как старый макияж.
Глаза Керри открываются — сразу, без предварительного дрожжания ресниц. В них светится что-то новое, какой-то странный сверхчеловеческий юмор. На губах улыбка, спокойная и немного лукавая. Без видимого усилия, не помогая себе руками. Керри вскакивает на ноги — ей приходится лишь слег ка напрячь мышцы.
На стене висит лабораторный халат. Накинув девственно белое облачение, она босиком выскальзывает в коридор.
Охранники по-прежнему сидят в своей кабинке в вестибюле, лениво обмениваясь репликами.
— Кто нас сегодня сменит?
— Морин и Исайя.
— Пора бы уже.
Неожиданное появление Керри заставляет их забыть про усталость. Босая и полуголая, девушка излучает неизъяснимое очарование, от неё исходит почти сверхъестественная жизненная сила. Старший охранник включает переговорное устройство.
— Вам помочь, мисс?
Керри распахивает халат, обнажая своё новое тело — белоснежный тропический цветок, полный совершенства. Она прижимается к стеклу кабинки и трётся об него грудью, соблазнительно извиваясь.
— Совсем тёпленькая. Надо задержать, пока чего-нибудь не учинила…
Замок щёлкает, и бронированная дверца открывается, выпуская одного из мужчин. Керри тут же бросается к нему в объятия. Ошарашенный охранник почти не сопротивляется, и она овладевает его губами в страстном поцелуе. Вытаращив глаза и схватившись за горло, он валится на пол.
Рука второго охранника тянется к кобуре. Девушка уже в кабинке.
— Не двигайтесь, мисс!
Керри нежно улыбается, сладострастно облизываясь. Однако язык, вместо того, чтобы продолжить движение, странным образом застывает на нижней губе, распухая в ярко-розовую пупырчатую ягоду. Он невероятным образом отделился от своего корня и теперь полностью автономен — маленький хищник, подобный лягушке или ящерице. Бросок — розовый ком растекается по лицу окаменевшего от ужаса охранника и вливается в глотку, заглушая крик и отключая сознание. Керри быстро переодевается. Брюки слишком узки, но это не проблема — достаточно чуть-чуть иначе распределить массу тела. Через несколько секунд из здания выходит молодая женщина в полувоенной униформе. Смена ещё не прибыла.
На предрассветных улицах уже появились первые прохожие. Керри идёт лёгкой беспечной походкой, с любопытством глядя по сторонам и явно наслаждаясь жизнью. Через несколько кварталов от Диаверде взгляд её привлекает витрина турагентства. На большом, красочном плакате — тропический пейзаж: золотистый песок пляжа, морской прибой, белые паруса яхт. За пальмовой рощей виднеется бар с напитками. Дальше начинаются джунгли — не смотрят ли оттуда янтарные кошачьи глаза? Внизу плаката есть текст, и Керри, с удовольствием попробовав во рту новый язык, громко читает вслух:
— БАИЯ ЖДЁТ ВАС!
На кредитной карточке охранника хватает денег, чтобы купить билет на челночный автобусный рейс до аэропорта. Там, пройди сквозь строй вооружённых солдат, Керри направляется к ближайшему туалету. Пока ещё рано, пассажиров почти нет, и ей приходиться ждать несколько минут, прежде чем появляется первая посетительница — миниатюрная рыжеволосая женщина латиноамериканского вида в платье с ярким цветочным рисунком. Она катит за собой большой чемодан на колёсиках. Керри с улыбкой кивает. Видя перед собой молодую симпатичную охранницу, пассажирка улыбается в ответ.
— Вы присмотрите за моими вещами? — показывает она на чемодан.
— Конечно.
Открыв дверцу кабинки, женщина оборачивается. Керри стоит у нее за спиной.
— Что случилось?
— Ничего.
Лжеохранница вталкивает её внутрь, затем затыкает рот жарким поцелуем. Ещё один язык, ещё одно бездыханное тело. Керри усаживает свою жертву на унитаз и начинает раздевать, одновременно уничтожая отслужившую своё форму. На этот раз растворённая органика исчезает в водостоке туалета вместе с излишками биомассы самой Керри. Её тело сжимается и корчится, сотрясаясь в волнах деформации, пока не становится точной копией тела незадачливой пассажирки.
В новой одежде, с документами и багажом Керри направляется к автомату и покупает билет по кредитной карточке латиноамериканки.
Офицер у стойки проверяет паспорт.
— Счастливого пути, мисс Йемана!
— Спасибо.
Расположившись в комфортабельном кресле первого класса, Керри расслабляется. Кондиционер что-то уютно бормочет, стюарды разносят еду и напитки. За иллюминатором сквозь разрывы в облаках виднеется неразрывная гладь океана, под которой бурлит тайная жизнь невероятных существ. Поглаживая с мечтательной улыбкой мягкую обивку сиденья, Керри с улыбкой подносит к губам бокал со звякающими кубиками льда и по-кошачьи подбирает капельки ароматной жидкости кончиком языка — уже четвёртого по счёту, но пока ещё соединённого с телом. Она на мгновение прикрывает глаза, и гладкая ткань под её пальцами становится грубой мешковиной, которой прикрыто деревянное сиденье неуклюжего дребезжащего автобуса. В открытое окно врывается горячий ветер, слепящее солнце обдаёт жаром скопища деревянных лачуг вдоль дороги. Люди в автобусе, смуглые и бедно одетые, что-то тараторят на непонятном языке. Керри снова закрывает глаза, теперь рука перебирает жёсткую шерсть мула, ноги сжимают его мощные ребристые бока. Впереди другие всадники, они неспешно двигаются гуськом по изрытой просёлочной дороге, окаймлённой густыми зарослями. Прохладный ветерок доносит из джунглей пряные экзотические запахи. Вокруг поднимаются силуэты зданий, Керри вылезает из повозки, уверенно шагает по булыжной мостовой, по тротуару, вымощенному гранитными плитами, и входит в дверь гостиницы.
Из стационарного радиоприёмника, громоздкого как вебсервер (веб-сервер?), несутся задорные карнавальные мелодии. За стойкой — крепко сбитый мужчина средних лет с густыми чёрными усами, один рукав его рубашки пуст и заколот булавкой. Улыбаясь, он произносит несколько слов — очевидно, своё имя: «Арлиндо Кинкас» — и явно интересуется именем гостьи. Приветливо улыбаясь в ответ, но не говоря ни слова, Керри дотрагивается до его руки, блестящей от пота, и впитывает немного влаги кончиками пальцев. Нежное прикосновение очаровательной миниатюрной девушки делает улыбку мужчины ещё шире, он продолжает говорить. Через несколько секунд смысл его слов фокусируется в сознании Керри:
— …рады вам, сеньорита. Добро пожаловать в Баию!
Часть вторая
Пo трём сторонам просторной белой веранды с колоннами, окружавшей гостиницу «Ясный полдень» — на северной стороне, отделенной от улицы изгородью, валялась сломанная мебель и всякий мусор, — тянулась высокая живая изгородь. Сочные густые побеги с широкими листьями, напоминавшими зелёные отпечатки пальцев, отрастали с невероятной скоростью, сводя на нет ежедневные усилия индейца-садовника. Нацепив старую соломенную шляпу, обтрёпанные поля которой едва прикрывали лицо цвета красного дерева, он и сегодня, несмотря на палящий послеполуденный зной, занимался привычным делом — ленивое «чик-чик» длинных садовых ножниц то и дело доносилось до веранды. Пышный кустарник, вцепившийся в жирную почву сильными корнями, похожими на пальцы, поражённые артритом, пропускал через себя прославленный океанский бриз Баии, обогащая его аромат оттенками древесной смолы, эвкалипта и розмарина.
На веранде, за стеклянным столиком с коваными железными ножками рядом с парадным входом, откуда легче всего было видеть проходящих мимо торговцев, служащих и туристов, в удобных плетёных креслах расположилась компания местных жителей. Здесь присутствовали всевозможные оттенки кожи, от молочно-белого до кофейно-коричневого, однако вели себя собравшиеся непринуждённо и беседовали вполне на равных. Цветастые рубашки из лёгкой бумажной ткани, расстёгнутые на груди, свободные парусиновые брюки, плетёные сандалии на босу ногу. У каждого в руке высокий бокал с коктейлем изумрудного цвета: крепкий ликёр из гуавы, лёд, ананасовый сок. В центре стола — запотевший кувшин с той же смесью. Лениво прихлёбывая напиток, они вытирали вспотевшие лица тонкими батистовыми платками, которые любовница или жена, мать или сестра украсили затейливо вышитыми инициалами, и с видимым равнодушием, но весьма внимательно разглядывали всех входящих и выходящих. Легкий ветерок резвился, как игривый котёнок. Бокалы пустели и вновь наполнялись.
— Говорят, сеньор Арлиндо Кинкас завёл себе женщину, прямо здесь, в гостинице. — сказал тощий костлявый человек с глубоко запавшими глазами.
— О таких вещах сразу становится известно всему городу, — кивнул собеседник постарше, представительного вида. В чёрных зарослях на его груди поблёскивала седина.
— Она иностранка. — с энтузиазмом подхватил тему третий, моложе всех, со свежим румяным лицом. — Приехала сюда без единого пера, после первой же недели не смогла заплатить по счёту и уговорила Кинкаса принять плату в другой валюте.
Мужчины обменялись понимающими улыбками. Четвёртый собеседник, круглый как шар и с жирными складками на лице, спросил:
— Её кто-нибудь видел?
— Нет, она не выходит из номера.
— Я слышал, у неё кровотечение, — продолжал самый молодой.
— Такое, как при месячных?
— Вроде бы. Уже целую неделю.
— Может, больная?
— Вряд ли. Так или иначе, Кинкас всё равно с ней развлекается.
— Может, другим способом?
— Наверное.
— А как она ест… — возвёл глаза к небу толстяк.
— Ест? А что такое?
— Очень много. Даже мне столько не одолеть. И очищает все тарелки до последней крошки.
Друзья замолчали, размышляя о пикантной новости, нарушившей ежедневную рутину. Потом юркий остроносый человечек, похожий на хорька, который до сих пор лишь слушал, спросил елейным голосом:
— А известно ли об этом уважаемому сеньору Реймоа?
— Разве на свете существует что-нибудь, до чего не дотянутся жадные лапы Овида Реймоа? — процедил костлявый с кислой гримасой. — Ему непременно надо заграбастать всё, будь то вещи, золото или что-то иное. А если не дотянется сам, подберут его алчные сынки.
— Моты и бездельники, что один, что другой, — кивнул самый старший. — Овид, по крайней мере, сам заработал свои деньги, а его сыновья… Даже не знаю, кого из них я презираю больше — Эрмето или Жетулио.