– Пойдем же! – настойчиво повторила она, и девочка пошла с ней.
Держась за руки, они прошли через поля к домику тетушки Мох. Один или два раза Терру даже заставила себя поднять глаза от земли.
Тетушка Мох вовсе не удивилась, увидев их, однако выглядела она грустной и усталой. Она велела Терру сбегать в дом и полюбоваться юными цыплятами, которых только что вывела ее несушка с ожерельем на шейке, а потом выбрать и для себя парочку; Терру точно ветром сдуло.
– Она все время была в доме, – сказала Тенар. – Пряталась.
– Ну что ж, хорошо, что она умеет прятаться, – сказала ведьма.
– Почему? – резко спросила Тенар. Ей не хотелось сейчас скрывать свое настроение и быть покладистой.
– Да… всякие тут ходят… – сказала ведьма, однако совсем не важничая, а скорее с неохотой.
– Негодяи всякие тут ходят! – заявила Тенар, и тетушка Мох, глянув на нее, даже немножко отодвинулась.
– Ну-ну, успокойся, – сказала она. – Успокойся, милая. Ты вся прямо-таки огнем горишь, вокруг головы свет сияет. Я сотворила заклятие, чтобы отыскать девочку, однако оно не подействовало. Почему-то все шло не так, как хотела я, и я так и не поняла, кончилось ли действие этого заклятия. Что-то я растерялась совсем. Я видела Великих. Искала нашу девочку, а видела Великих, что парили над вершинами гор, среди облаков. А теперь и ты на них похожа, и волосы твои будто пламенем охвачены. Что случилось, что не так?
– Да есть тут один, в кожаной шапке, – сказала Тенар. – Такой молодой… Ну хватит так на меня смотреть! У него, кажется, куртка на плече разорвана. Ты его, случайно, тут не видела?
Тетушка Мох кивнула:
– Его в усадьбе на сенокос наняли.
– Я же рассказывала тебе, что она… – Тенар глянула в сторону дома, – что она была тогда с женщиной и двумя мужчинами. Он – один из тех двоих.
– Ты хочешь сказать, один из тех, что…
– Да.
Старуха застыла, словно деревянная статуя.
– Не знаю, – проговорила она наконец. – Мне казалось, что я знаю достаточно. Но это не так. А что… Что будет… А он что же… захочет прийти и повидать ее?
– Если он ее отец, то, возможно, просто потребует вернуть ее.
– Потребует вернуть?
– Она же его собственность.
Тенар говорила довольно спокойно. И при этом смотрела на вершину горы Гонт.
– Но я думаю, что отец все-таки не он. Я думаю, тот, другой. Тот, что пришел тогда в деревню и сказал моей подруге, что девочка «поранилась».
Тетушка Мох еще не совсем пришла в себя, она по-прежнему была во власти собственных чар и видений, ее испугала и ярость Тенар, и то, что неизбежное зло где-то рядом. Старуха в отчаянии потрясла головой.
– Я не знаю, – повторила она. – Хотя считала, что знаю достаточно. Как же он может вернуться сюда?
– Чтобы совсем уничтожить ее, – сказала Тенар. – Уничтожить, поглотить, пожрать. Я больше ее одну не оставлю! Вот толь ко завтра, с самого утра, я, возможно, попрошу тебя, тетушка Мох, посторожить ее. С часок примерно. Сделаешь это для меня? А я пока схожу в усадьбу лорда.
– Конечно, милая. Конечно. Я могу наложить укрывающее от чужих глаз заклятие, если хочешь… Однако… Они-то ведь сейчас как раз там, те посланцы короля из Хавнора…
– Ну так что ж, пусть и они посмотрят, какова здесь жизнь у простых людей, – сказала Тенар так, что тетушка Мох снова отшатнулась от нее: ей показалось, что сноп искр разлетелся от Тенар – словно от костра на ветру.
9
Волшебные слова
Они заготавливали сено на лугу лорда, вытянувшемся вдоль всего склона; луг перерезали четкие утренние тени. Косцов было пятеро – три женщины и двое мужчин, один совсем юный, насколько Тенар могла догадаться издали, а второй – седой и сутулый. Она поднялась к ним, ступая меж скошенных валков, и спросила одну из женщин о человеке в кожаной шапке.
– Это тот, что с Вальмута будет, иль нет? – переспросила та. – Ума не приложу, куда он подевался.
К ним подошли остальные. Ни один не знал, куда вдруг исчез человек из Срединной Долины и почему он не косит с ними вместе.
– Такие бездельники нипочем работать не станут, – сказал сутулый. – Неумеха. А ты что ж, госпожа, знаешь его?
– Случайно видела, – ответила Тенар. – Он все что-то возле нашего дома вынюхивал… девочку мою испугал. Я даже не знаю, как его зовут.
– Сам-то он себя Ловкачом называет, – удалось вставить мальчишке.
Остальные смотрели на нее молча или старались не смотреть вообще. Они уже начинали догадываться, что она та самая женщина с Каргадских островов, что живет в доме старого мага. Все они были вассалами лорда Ре Альби, а потому подозрительно относились к тем, кто живет в деревне, не говоря уж о тех, кто имел дело с Огионом. Они поточили свои косы и пошли от нее прочь, разбрелись по лугу, вновь принявшись за работу. Тенар по краю поля, мимо посаженных там ореховых деревьев, спустилась к дороге.
Там, словно поджидая ее, стоял какой-то человек. Сердце у нее упало. Она поспешила навстречу.
То был Аспен, волшебник из усадьбы. Он стоял в тени придорожного дерева, изящно опершись о свой длинный сосновый посох. Когда Тенар наконец вышла неподалеку от него на дорогу, он сказал:
– Что, работу ищешь?
– Нет.
– Господину моему на поле нужны рабочие руки. Жара вот-вот кончится, так что сено необходимо поскорее убрать.
Для Гохи, вдовы Флинта, слова его звучали вполне нормально, так что Гоха и ответила ему тоже вежливо:
– Но ведь твое искусство, без сомнения, сможет справиться с дождевыми тучами, пока все сено не уберут.
Однако он прекрасно знал, что Тенар – та самая женщина, с которой перед смертью говорил Огион и которой старый маг назвал свое подлинное имя; и если учитывать, что он это знал, то слова его звучали в высшей степени оскорбительно и на редкость фальшиво – словно скрытая угроза или предупреждение. Она уже собралась спросить, не знает ли он, где теперь человек по проз вищу Ловкач. Но вместо этого сказала:
– Я просто пришла сообщить вашему управляющему, что человек, которого он нанял на сенокос, беглый вор и даже хуже. Он ведь совсем не такого хотел нанять, правда? Хотя и этот, кажется, уже куда-то исчез?
Она спокойно смотрела на Аспена, не отводя глаз до тех пор, пока он с трудом не проговорил ей в ответ:
– Я ничего не знаю об этих людях.
В ту ночь, когда умер Огион, волшебник этот показался ей высоким, молодым и даже довольно привлекательным в своем сером плаще с украшенным серебряным набалдашником посохом. Но он был совсем не так уж молод и вообще как будто высох, съежился с тех пор. Во взгляде его и голосе теперь отчетливо чувствовалось презрение, и она ответила ему так, как ответила бы Гоха:
– Да я просто так спросила. И прошу прощения. – Ей вовсе не хотелось еще и здесь неприятностей. Она уже повернула назад, когда Аспен вдруг крикнул:
– Погоди!
Она остановилась.
– Вор и даже хуже, ты говоришь, да только клевета недорого стоит, а женский язычок пострашнее иного ворюги будет. Ты ведь сюда нарочно пришла, чтобы среди косцов воду мутить, чтобы порядочных людей оговаривать да ложью опутывать, – вот они, драконовы семена, что каждая колдунья сеет. Неужели думала, я не догадаюсь, что ты ведьма? Да я как только увидел это чертово отродье, что вечно к тебе липнет, так сразу и понял, где ты ее взяла и для какой надобности! И правильно сделали, что сжечь ее хотели! Только дело это надо было до конца довести. Ты уже один раз оскорбила меня у тела старого волшебника, но я тогда не стал тебя наказывать – ради покойного и в присутствии остальных. Но теперь ты зашла слишком далеко! Я предупреждаю тебя, женщина! Я не позволю тебе больше ходить по этой земле. Если же ты еще станешь мне перечить или снова осмелишься заговорить со мной, я сделаю так, что тебя вышвырнут из Ре Альби да еще и с собаками погонят. Ты меня поняла?
– Нет, – сказала Тенар. – Я никогда не понимала таких мужчин, как ты.
Она отвернулась и пошла по дороге.
Внезапно ее словно ударили чем-то острым прямо по позвоночнику, так что волосы у нее от боли встали дыбом. Она резко обернулась и увидела, что волшебник вытянул свой посох по направлению к ней, а вокруг конца посоха пляшут темные молнии. Губы Аспена уже приоткрылись для заклятия. И тут она поняла: все это потому, что Гед утратил свое могущество. Она считала дурными всех мужчин, но ошибалась!..
Вдруг чей-то спокойный голос спросил:
– Ну-ну, что тут у нас происходит?
Двое из столичных гостей спускались на дорогу прямо из вишневого сада, что тянулся вдоль нее. Они смотрели то на Аспена, то на Тенар и явно ничего не понимали, однако держались вежливо, словно сожалея о необходимости помешать волшебнику, сознавая, что не допустят насилия.
– Госпожа Гоха, – изысканно поклонился ей человек в расшитой золотом рубахе.
Другой, с ясными глазами, тоже вежливо поздоровался с ней и улыбнулся.
– Госпожа Гоха, – проговорил он, – это женщина, которая, подобно нашему королю, открыто называет свое имя и, по-моему, ничего на свете не боится. На Гонте она, вероятно, предпочитает, чтобы ее называли простым гонтийским именем? Однако, поскольку нам известны ее великие деяния, я прошу у нее позволения оказать мне честь, ибо именно она носила на руке то Кольцо, которое не надевала больше ни одна женщина со времен прекрасной Эльфарран. – Он самым естественным движением преклонил перед Тенар одно колено, легким быстрым жестом взял ее правую руку и коснулся кисти своим лбом. Потом поднялся и улыбнулся своей добродушной и чуть таинственной улыбкой.
– Ах, – сказала Тенар, польщенная и словно согревшаяся от этих слов, – каких только могущественных сил нет на свете! Благодарю вас.
Волшебник стоял как вкопанный, глядя на нее. Он уже успел сомкнуть губы, готовые произнести злобное заклятие, и опустил свой посох, однако вокруг него и в его глазах все еще вполне отчетливо видна была некая мгла.
Она не знала, было ли ему известно раньше, или он только сей час узнал, что она Тенар, доставившая Кольцо Эррет-Акбе. Это было, впрочем, не важно. Все равно он не мог бы ненавидеть ее сильнее. Ее беда была в том, что она женщина. Ничто не могло быть хуже – в его глазах, разумеется; ничто не могло спасти ее от кары; ни одно наказание для нее не было бы достаточно сильным, ведь он видел, что сотворили с Терру, и вполне одобрил содеянное.
– Господин мой, – сказала она тогда тому, кто был постарше, – даже что-либо чуть меньшее, чем честность и открытость, уже кажется почти бесчестьем нашему королю, от чьего лица говорите вы – и действуете так, как сейчас. Лестно, что король и его посланник оказали мне честь… Однако собственная честь моя связана данным словом, пока мой друг сам не освободит меня. Я… я уверена, господа мои, что со временем он сам пошлет вам весть о себе. Только, молю вас, дайте ему время.
– Разумеется, – откликнулись оба посланника в один голос. – Столько времени, сколько ему будет угодно. А твое доверие, госпожа, возвышает нас более всего прочего.
Она пошла по дороге дальше в Ре Альби, потрясенная случившимся – столь стремительными переменами, неприкрытой ненавистью волшебника, собственной, какой-то сердитой резкостью, собственным ужасом перед лицом неожиданной опасности, его откровенным желанием причинить ей зло и, наконец, внезапным спасением благодаря посланникам короля, явившимся сюда из благословенного рая на белокрылом корабле, из Башни Меча, средоточия правосудия и порядка. Ее сердце было исполнено благодарности. Да, теперь на троне действительно настоящий король, и главное украшение его короны отныне – Руна Мира.
Ей понравилось лицо молодого гостя, умное и доброе; и то, как он преклонил перед ней колена – словно перед королевой; и его улыбка, будто таившая некую тайну. Она оглянулась. Оба посланника шли вместе с волшебником Аспеном по направлению к поместью лорда Ре Альби. Все трое, похоже, вполне дружески беседовали, словно ничего и не произошло.
Это немного поколебало ее веру в них. Они, разумеется, были настоящими придворными. И не их дело – впутываться в ссоры или открыто осуждать кого-то. А он ведь волшебник, да к тому же волшебник того лорда, что оказал им гостеприимство. И все-таки, подумала она, не стоило бы им так вот прогуливаться и беспечно беседовать с ним.
Гости из Хавнора еще несколько дней прожили у лорда Ре Альби, возможно не теряя надежды, что Верховный Маг передумает и придет к ним; однако сами они его не искали и не приставали к Тенар с вопросами о том, где он может быть. Когда они наконец покинули Гонт, Тенар сказала себе, что должна теперь непременно решить, как же ей быть дальше. Никакой видимой причины долее оставаться в доме Огиона не было, зато покинуть Ре Альби она стремилась по крайней мере по двум весьма серьезным причинам: из-за Аспена и из-за Ловкача. И нисколько не сомневалась, что они не оставят их с Терру в покое.
И все-таки она никак не могла окончательно решиться: ей трудно было даже думать о расставании с Огионом. Она была уверена, что, покинув Ре Альби, потеряет его навсегда, а пока она поддерживает порядок в его доме и пропалывает его грядки с луком, связь между ними, пусть не очень сильная, все-таки остается. И еще она подумала: «Там, в долине, мне никогда уже больше не приснится небо». Здесь, где побывал Калессин, она действительно была Тенар, – во всяком случае, так ей казалось. А в Срединной Долине она вновь станет всего лишь Гохой. И она тянула, откладывала уход, говоря себе: «Ну неужели стоит бояться этих негодяев? Неужели я так вот просто возьму и сбегу от них? Ведь им этого и нужно: командовать мною». Она ни на шаг не отпускала от себя Терру. И день шел за днем.
Порой заходила тетушка Мох, чтобы рассказать какую-нибудь историю. Тенар уже спрашивала ее о волшебнике Аспене – разумеется, только лишь намекнув на его угрозы. Она и вообще-то уже стала думать, что Аспен хотел только припугнуть ее. Тетушка Мох обычно избегала говорить о том, что касалось лорда Ре Альби, однако происходящее в его поместье ее живо интересовало, и она охотно болтала с тамошними своими знакомыми, с той старухой, например, у которой сама училась принимать роды, и с другими, кого считала приличными знахарями. Их-то она и заставляла выкладывать все, что происходило в господском доме. Все они Аспена ненавидели, а потому говорили о нем всегда с большой охотой, однако в их рассказах больше половины было продиктовано злословием и страхом. И все-таки среди любых вымыслов всегда можно обнаружить зерно правды. Тетушка Мох и сама утверждала, что, пока здесь три года назад не появился Аспен, юный лорд, внук старого, пребывал в добром здравии, хотя и тогда отличался застенчивостью и мрачным нравом. «Вроде как напуганный», – говорила старая ведьма. Потом умерла мать мальчика, и старый лорд послал на остров Рок за волшебником… «А для чего? – спрашивала тетушка Мох. – Ведь сам Огион жил от поместья в получасе ходьбы. Да и все эти лорды там, в Ре Альби, колдуны и чародеи».
Но тем не менее Аспен прибыл. Он только раз пришел к Огиону, чтобы засвидетельствовать свое почтение, и больше не появлялся. По словам тетушки Мох, он всегда предпочитал оставаться наверху, в поместье. И с тех пор внука старого лорда стали видеть все реже и реже; поползли слухи, что мальчик теперь день и ночь проводит в постели, «точно младенец больной, и весь будто усох совсем». Зато старый лорд, которому, по словам тетушки Мох, было «по крайней мере лет сто или около того», просто процветал и «был полон жизненных соков». Один из слуг – ибо прислуживать в поместье нанимали только мужчин – рассказывал своей приятельнице, дружившей и с тетушкой Мох, что старый лорд нанял волшебника Аспена для того, чтобы самому жить вечно, и что волшебник этот делает, как ему велено, а потому вроде бы как скармливает старику жизненные силы внука. И мужчина тот ничего дурного в этом не находил, говоря: «А кому ж не хочется вечно-то жить?»
– Так, – сказала возмущенная Тенар, в очередной раз выслушав тетушку Мох, – гнусная история! А разве об этом в деревне ничего не говорят?