Так, в тягучих размышлениях о несправедливом устройстве Вселенной, он добрался до нужного этажа и завертел головой в поисках нужного номера. Это оказалась массивная дверь, украшенная табличкой с надписью “Кадровое Агентство “Escroc”. Под надписью почему-то был французский триколор и строки из Марсельезы.
"При чем тут Марсельеза?” – подумал Евстахий и, мысленно пожав плечами, потянул дверь на себя.
Несмотря на массивный вид, дверь поддалась на удивление легко и без малейшего скрипа, он оказался в небольшой приемной. Прямо перед ним стоял огромный стол, заваленный всевозможными бумагами, папками и прочей офисной дребеденью. Евстахий был готов поклясться, что заметил факс посреди всего этого бедлама, но поискав глазами сей антикварный прибор снова, так и не смог его найти – тот растворился подобно офисному хамелеону. На, казалось, бескрайних океанских просторах этого офисного хаоса, с величественностью Фаросского маяка[37], из-за нагроможденных папок одиноко выглядывал древний, как говно мамонта, ламповый монитор.
– Добрый день! – внезапно сказал монитор женским голосом. – Вы по процедурному вопросу?
– Что-что? – Жданского аж передернуло, а шишка на затылке противно заныла, выдав на миг портрет Горбачева.
– Я говорю, вы к нам за-пи-саны? – произнес женский голос по слогам, будто пришел не интеллигент-Жданский, а один из жителей высокогорного кишлака в Средней Азии. На этот раз ноющий мозг выдал картинку мужчины, кавказской наружности, машущего рукой, с плота.
– Э-э-э… да, – растерянно ответил Евстахий, массируя пульсирующий затылок, – Мне сказали подойти после 15 часов.
– Кто сказал? – голос “Фаросского монитора” посуровел и Жданский понял, что уже слышал эти интонации.
– Так вы же и сказали! – обрадовался Евстахий.
– А к кому вам назначено? – не унимался монитор.
– К Эрасту А-т-драли… А-р-дольф… – вся эта ситуация начинала изрядно раздражать Евстахия, к тому же загадочная шишка пульсировала и постепенно напоминала о себе резкой болью.
– К Эрасту Ардалионовичу, нашему главному кадровому специалисту, – торжествующе сказал “монитор”, – А вы, как я понимаю, Евстахий Никанорович Жданский?
– Да, это я! Мне уже можно пройти в кабинет или надо подождать?
– Минуточку… – ответил монитор и внезапно из-за него показалась взлохмаченная женская голова в очках с толстой оправой и не менее толстыми стеклами, а за ней и остальные части тела, драпированного в фиолетового цвета колготки, строгую юбку-карандаш, на пару тонов потемнее и примерно такого же цвета жакет, со вкраплениями французских лилий[38], жёлтого цвета.
Фемина, вопреки телефонным фантазиям Жданского, была брюнеткой, небольшого роста и с неаккуратной прической “каре”. На шее у нее красовался чокер. Секретарша смерила Евстахия мутным взглядом, еще раз пробормотала “минуточку” и скрылась за дверью единственного кабинета. Буквально через несколько ударов сердца она появилась вновь и слегка небрежным жестом пригласила его войти.
Войдя в кабинет, Жданский обомлел. Прямо напротив входа висел портрет Робеспьера[39] и рядом почему-то Дзержинского. За письменным столом, в вольтеровском кресле[40] сидел невысокий человек и что-то увлеченно писал, не обращая на Евстахия никакого внимания, последнему даже стало немного неловко. Внезапно человек отложил ручку и, стремительно вскочив со стула, подбежал к Жданскому. По-свойски схватил его за руку, накрыв другой рукой и начал радостно трясти, сжимая.
– А-а-а! Евстахий Никанорович, голубчик! А я вас ждал, да-а!!! Рад встретить столь пунктуального молодого человека… – Эраст Ардалионович был просто копией вождя мирового пролетариата Ульянова не только внешне, но и по манере общения, – Как самочувствие, батенька? Не устали до нас добираться? Все-таки пятый этаж, да без лифта. Царский режим не озаботился, большевики не успели, а нынешнему тоже не до этого… капитализЬм!
– Э-э, да нет, вроде… – промямлил Евстахий несмотря на то, что, с непривычки, он взопрел и пот бусинками выступал на лбу и затылке. – Не так уж и высоко.
Между тем события последних суток все больше напоминали ему какую-то фантасмагорию: странный сон, невесть откуда взявшаяся шишка, которая ещё и премерзко пульсировала, теперь еще и эта реинкарнация Ильича.
"Дурдом какой-то!” – подумал Жданский. – “А может это все часть сна и на самом деле я нахожусь в алкоголическом бреду, после трехдневного обсуждения театральных событий у Леерзона?”
Чтоб проверить эту мысль, Жданский схватил первый попавшийся предмет и треснул им себя по руке. Предметом этим оказалось массивное пресс-папье[41] из бронзы. Вопль боли, протяженности и мощи которого позавидовал бы раненый африканский слон, даже приостановил словесный водопад из уст Эраста Ардалионовича, уже перешедшего к рассуждениям о пагубном влиянии Тимирязева[42] на русскую промышленность и его заигрывания с англичанами и немцами.
– Что же это вы, батенька, казенной папьЕй, да по трудовым мозолям? Эдак и нечем будет сжимать штык, коли грянет нужда, – Эраст Ардалионович неодобрительно посмотрел на кумачовый, стремительно распухающий палец Жданского, – Нервишки шалят? Так вам пустырничек надо на ночь или боярышник принимать. В разделе “Для дома, для семьи”, в газете имени Геннадия Малахова рекомендуют.
Евстахий, не в силах сдержать слезы, градом катящиеся из глаз, умоляюще посмотрел на Эраста, схватил себя за грудь здоровой рукой и обреченно потряс головой.
– Понимаю… довели рабочего человека проклятые империалисты! Тут не то, что папьЕй по пальцАм – тут впору брать винтовку и на баррикады, как наши предки сто лет назад, а?! Ничего, товарищ, настанет и наше время – не переживайте. Разобьем оковы рабства и на обломках, так сказать, построим новый, дивный мир, – Эраст Ардалионович посмотрел на Жданского полными соучастия глазами, – Ну, а пока вернемся в мрачное настоящее, любезнейший… э-э-э, как там ваша фамилия, напомните? Вы ж к нам в поисках работы обратились, верно ведь, правильно?
– ЖданскАй, – а-кнул Евстахий, саднили и палец, и шишка и он никак не мог понять – что же болит больше, – Да, насчет работы. – жалостным, исполненным скорбью голосом проблеял он.
Евстахий, окончательно убедившись, что все происходит с ним наяву, поник и смирился с происходящим. Он уже был готов на что угодно, даже на вступление в КПРФ, лишь бы решить вопрос с трудоустройством и поскорее занять голову подготовкой к отъезду. Как назло, съеденный перед визитом в офис суп, видимо, проникся пламенными речами Эраста-Ильича и начал революционное бурчание в животе.
– Отлично, товарищ Жданский! Присаживайтесь… – Эраст Ардалионович наконец-то вернулся в свое кресло и достал из недр стола кипу каких-то бумаг, – Ну-с, давайте полюбопытствуем, что у нас для вас есть… так-так, это вам не подходит… нет-нет, это не то… а может быть, может… нет, не может… хмм, умм…охо! ага! – с победоносным видом, достойным Римского триумфатора,[43] Эраст Ардалионович извлек какой-то пожелтевший клочок бумаги и потряс им перед самым носом Евстахия. – Вот он, ваш счастливый билетец!
– И в чем же он счастливый, позвольте полюбопытствовать? – Жданский мало-помалу брал боль под контроль, та огрызалась, но постепенно утихала, сдаваясь. Постепенно возвращался и контроль над собой и былая интеллигентность в голосе.
– Ну как же, голубчик… прекраснейший английский факторий – фабрика по-нашему, проверенный работодатель, можно сказать – сердце английского пролетариата! И главное – особо не требуют никаких навыков, да и платят недурно и, главное, вовремя – прямо на карту. У вас есть карта, любезный?
– Контурная… – буркнул Жданский, на периферии сознания возникло туманное очертание в виде слова “кидалово”, что-то явно настораживало в этом “беспроигрышном” варианте, но он не мог понять, что именно.
– А-ха-ха! Контурная! Прям Жванецкий! Отличная шутеечка, товарищ, надо запомнить! В юности, когда я работал на заводе имени Фрунзе, у нас бригадир был большой балагур, очень вы мне его напоминаете. Глядишь и на фабрике в бригадиры выбьетесь. Но я, конечно же, имел в виду другую карту. Но и за это вы не переживайте – Эраст Ардалионович Гугуйский, – он схватился руками за жилетку и посмотрел ввысь, – Все оформит в лучшем виде! Пятнадцать лет на рынке и все всегда оставались довольны. Ну-с, будем оформлять договор?
– Оформляйте… – обреченно пробубнил Жданский, он смирился со своей участью, подобно первым христианам, брошенным на съедение львам. – Что от меня требуется?
– Сущие пустяки, батенька, сущие пустяки. Сейчас милейшая Ираида Афанасьевна сделает копию вашего паспорта, заполнит договор и выпишет вам квитанцию на полторы тысячи рублей, оплатите через банк. Остальные услуги будут вычтены с первой зарплаты. Мы ведь понимаем, что времена нынче тяжелые, а ведь вам еще и нужны средства на первое время, не питаться же вам полуфабрикатами, ей Богу! – на этой фразе Гугуйский заливисто рассмеялся, радуясь одному ему понятной шутке. – И насчет билетика на аэробус – я вам обязательно позвоню, скажу дату отъезда.
Получив назад паспорт, Евстахий бегло пробежался по страницам контракта, и, дойдя до последней страницы, нервным, размашистым жестом подписал договор. Впереди ждал туманный Альбион, достаток, а возможно, почёт и уважение.
Из здания офиса рекрутинговой компании Евстахий вывалился на улицу совершенно опустошенный.
"Нет, обратно на автобусе я не поеду, пора завязывать с нищебродством”, – он устало тряхнул головой, – “Решено, вызываю такси!”
Голосовать, приманивая самодвижущийся механизм с шашечками Жданский брезговал, в конце концов, он без пяти минут работник иностранной фирмы и следовало вести себя подобающе. Выудив телефон, из кармана слегка потраченного молью пиджака, он с усердием начал всматриваться в экран, небрежно листая пальцем страницы то в одну, то в другую сторону. Наконец, он нашел то самое приложение, которым воспользовался, возвращаясь от Леерзона. С лицом человека, запускающего, по меньшей мере, “Фалькон 9”[44], по заданию лично Илона Маска, Жданский решительно ткнул в экран.
Приложение вспыхнуло надписью такси “Орхидея”, в виде машинки с шашечками, внутри цветка.
“С нами почти так же дешево, как на общественном транспорте!” – (возможно) гласил текст пониже.
Самсунг ругнулся, что не может определить местонахождение Евстахия и ему пришлось активировать эту опцию вручную.
“Только бы не забыть потом выключить эту дрянь, а то высосет батарею за час. Проклятый Гнусмас[45]! На Айфоне такого колхоза нет!” – подумал Жданский. – “И вообще, что за скотство, почему приложение само не может активировать местоположение?!”
Приложение тем временем определилось с координатами Евстахия и предложила выбрать такси из бюджетного списка и бизнес класса. Тот мечтательно тыкнул бизнес класс, но увидев цену стремительно вернулся к эконом предложениям – его внутренняя жаба громко и протяжно заурчала, протестуя. Выбрав первую попавшуюся машину, эконом класса, Жданский послал вызов одним мизинцем.
"Водитель Ашот прибудет через 7 минут!” – оповестило приложение.
Жданский с победоносным видом стоял и таращился то по сторонам, то в экран, наблюдая, как Ашот незримо приближается по виртуальной карте. Тут вдалеке раздался мощный хлопок, затем еще один, чуть ближе и из-за поворота выкатило настоящее механическое чудо баклажанного цвета, с вкраплениями ржавчины по всему корпусу.
“Оно еще и ездит!” – едва успел подумать Евстахий, как чудо инженерной мысли, резво докатившись до него, скрипнуло тормозами и, из опустившегося стекла, на него воззрились два черных, как уголь глаза, подчеркнутых изогнутой линией брови, словно пикирующий на дичь беркут.
– Эта ти Эбстафи? – плюнуло на Евстахия из окна.
– Как?! – зачарованно уставившись на «орело-бровь» пробубнил Жданский. – Вы и есть водитель такси “Орхидея”?
– Та! – радостно осклабился позолотой, ответил однобровный возница.
Евстахий нервно глянул по сторонам, затем в приложение, но не обнаружив никаких признаков альтернативной повозки, распахнул скрипучую дверь и боязливо залез в чрево стальной колесницы. Ремней безопасности не было, а на их месте красовались заглушки с логотипом “D&G”.
“Дорого и Глупо”. – успел подумать Жданский.
– Куда, брат? Домой, брат? – повернувшийся к Евстахию водитель сверкнул золотозубой улыбкой. – Довезу, по-братски!
– Да-да, домой. И желательно побыстрее… – Жданский тут же пожалел, что произнес эту роковую фразу.
Баклажановое чудовище, взвизгнув покрышками, рвануло аллюром, сбиваясь на галоп и, едва не столкнувшись с проезжающим лесовозом, набрало комфортную, для водителя, но отнюдь не для пассажира, скорость.
“Боже ж мой! Так я ему адрес не сказал! Куда он меня везет? А если в лес с целью ограбления или что похуже?” – мысли Жданского проносились в голове, со скоростью болида “Формула-1”, но гораздо медленнее, чем гнал Ашот, временами подпрыгивая в такт ямам на дороге.
– Адрес, брат! Или дорогу покажешь? – словно в ответ на его мысли, произнес золотозубый возница.
– Аноскопический[46] переулок, дом 12. – ответил Евстахий.
– Ас-кона-пичефский дуэнаццат! – немедленно начал диалог с навигатором водитель.
– Ошибка, адрес не найден. – пискнул тот.
– Ассноскапицески дуэнаццат! – повторил таксист.
– Ошибка, адрес не существует. – не сдавалось устройство.
– АНОСКАПИПИЧЕСКЫЙ ДУЭНАЦАТ!!! – рявкнул извозчик, теряя самообладание и изображая противоракетный маневр рулем.
– Ошибка, адрес не найден. – издевательски пискнул навигатор.
– Трахкши ква![47] – Золотозубый выругался и стукнул кулаком по крыше салона. – Прости, брат, программа не работает. Говори куда ехать!
Евстахий на секунду призадумался, а потом тряхнул головой и решительно произнес:
– Улица Сталина, 37! – пискнул Евстахий.
– Улица Сталина, 37. Маршрут построен! – мгновенно среагировал электронный болван, на сказанное Евстахием и выдал на экране кратчайший путь. Судя по показателям – ехать было всего минут пятнадцать.
“Поеду к Леерзону, надеюсь он будет дома. Может чего умного подскажет”. – подумал Жданский, терзаемый событиями последних часов.
Он закрыл глаза и попробовал представить, что он где-то в Неве Зохаре, на берегу Мертвого моря, лежит в шезлонге, чинно потягивает мохито через соломинку и разглядывает проходящих мимо загорелых женщин в купальнике. Визуализация получалась прекрасно, за исключением женщин – почему-то в голову лезли исключительно немецкие пенсионерки с обвисшей грудью и татуировками на пояснице в виде крыльев бабочек или другого орнамента и не менее отвратной формы.
“Да что ж такое-то?! Даже помечтать не выходит!” – он недовольно открыл глаза и в этот же миг ощутил резкое торможение баклажанового болида, с соответствующими аудио эффектами.
– Приехали, брат! С тебя 274 рубля! – таксист радостно улыбался. – Сдачи нэт, да! Ровни поищи, не обессудь, по-братски!
Жданский заглянул в кошелек, извлек из его недр три помятые сотенные купюры и протянул их водителю, в кои-то веки решив не экономить.
– Сдачи не надо… – Евстахий чувствовал себя настоящим олигархом, эдаким Саввой Морозовым[48], который жертвует МХАТу, по меньшей мере, полмиллиона рублей.
– Вай, вай! Какой щедри! Спасыбо брат! – прицокнул языком Ашот-таксист. – Поставь, пожалуйста, пять звездочек по-братски, да! – тут его голос посерьезнел, а монобровь исказилась, придав взгляду суровый вид. – А нэ то – зарэжу!