Дворовая кошка, негаданно получив лечение, устроилась у Аламеды под боком и стала радостно мурчать, совершенно демаскируя его позицию.
Сидя в кустах с ластившейся к нему кошкой, Аламеда проморгал появление во дворе ещё одного действующего лица, а именно, сеньоры средних лет. Судя по тому, что наша пожилая сеньора встретила гостью спокойно, эта сеньора являлась, скорее всего, соседкой. В руках та держала узелок из белой ткани и глиняный горшок. Автомат Калашникова эта сеньора не захватила, наверное, по забывчивости оставила оружие дома. Теперь эти сеньоры стали темпераментно что-то обсуждать, периодически показывая пальцами на схрон, который устроил в кустах Аламеда. Переговаривались они громко, что очень не понравилось Аламеде. Но он не перестал от этого тихо проговаривать слога.
- Эх, сеньоры, бу на вас с прибором! - пытался сказать им Аламеда из своего укрытия. - Я, конечно, понимаю, что вы безумно храбрые сеньоры, но разве можно так громко кудахтать. Вот скажите, зачем так бессовестно провоцировать медведя своими воплями? Если вам, говорливые курицы, себя не жалко, то пожалели бы ребёнка. Что этот ребёнок для медведя? Так, ерунда, даже косточки между медвежьих зубов не застрянут. А вас, старых, он может ещё и поостережётся употребить в пищу, слишком вы костлявые и жесткие.
К Анне Тимофеевне заглянула с невеликими гостинцами соседка Варвара. Тимофеевну, учитывая её отчаянный социальный статус, деревенские жалели, как могли, поддерживали и помогали, несмотря на то, что сами были ни разу не богачами. К 1970 году, правда, в деревне осталось обитаемых дворов штук двадцать, считая с полуобитаемыми. Естественно, все жители друг друга знали как облупленные. В условиях дефицита информации большое значение имели деревенские сплетни. Обсуждалось, с патриархальной обстоятельностью, всё и вся, любой чих становился предметом обсуждения. Но для обсуждения этих чихов требовались уши, в которые можно было рассказать все подробности про этот чих. Ну, привирали, конечно, не без того. Сейчас Варвара вручила Тимофеевне литр молочных сливок, для немощного дитя, кусок сала и пачку печенья, которое Варвара приобрела по случаю в передвижной автолавке. Соседки стали обстоятельно обсуждать последние деревенские новости, кои были, но совершенно незначительные. У самой Тимофеевны особо похвастаться новостями не получалось, вот разве что спина перестала болеть. Эту новость соседки рассмотрели с разных сторон и пришли к выводу, что, раз спина прошла, то это было "защемление" или "прострелило". Было бы плохо, если бы в спину "всупило", вот тогда точно хана, к бабке не ходи. Теперь в спине, значит, расщемилось или рассосалось, вот и перестало болеть. Бабы они живучие, не то, что мужики. Это да, мужики со своей водкой, уже в деревне стали слабым полом. Война выбила всех здоровых остались только хворые и пьющие. Беда с этой водкой.
Аламеда со своего места в кустах услышал знакомое слово "водка" произнесённая женщинами. Ага, значит, сейчас эти сеньоры начнут хлестать водку. Ведь как же здесь жить без употребления национального напитка. В Уругвае все тоже крайне положительно и трепетно относятся к спиртным напиткам. Пьют все, постоянно и много, но предпочитают местное слабоалкогольное вино, коего производится очень много на более чем трёхстах винокуренных предприятиях. Но водку, особенно в таких больших количествах, как в России не употребляют.
- Бу на вас ветреные сеньоры, - из своих кустов осуждающе прокомментировал услышанное слово "водка" Аламеда.
Соседки продолжали общаться. Варвара поинтересовалась, как поживает ребёнок, есть ли какие изменения.
- Совсем горе с моим Васильком, - всплеснула руками Тимофеевна. - Совсем дитё хворое да дурное. Другие в таком возрасте уже вовсю бегают и лопочут, а этот только-только ползать начал и что-то бубнить. Даже "баба" не может толком выговорить. Зато у него любимое слово появилось: "Бу". Хоть одно слово освоил мой Василёк. И ведёт он себя как зверь какой, а не человек. Вон видишь Варвара, забрался в кусты и сидит с кошкой в обнимку. Крест это мой неподъёмный.
Тимофеевна даже пустила слезу.
Варвара посмотрела в сторону кустов. Точно, оттуда выглядывал нос дурного дитя, а рядом с ним отиралась кошка.
- Бу, - раздалось оттуда вполне отчётливо и с осуждающими нотами.
Варвара вздохнула: да круто судьба обошлась с Тимофеевной. Дочка сгинула, а внук Василёк совсем блаженный.
К вечеру информационное поле деревни Девица обогатилось новыми подробными новостями о переставшей болеть спине Тимофеевны и о том, что её убогий внук произнёс первое в своей жизни слово "Бу". Заговорило, значит, дитё: смотришь, так к 10 годам слов двадцать и освоит.
А "разговорчивое" дитё, лёжа в кустах с примкнувшей к нему кошкой, попробовало в базе данных поискать информацию о себе, живущем в это время в Чили, в Испании или Уругвае. Однофамильцев было много, однако, никто из однофамильцев не был известным математиком. А в его мире фамилия Аламеда было широко известна именно в математических кругах. Посмотрел он информацию и о современной России. База данных говорила, что Россия крупнее Уругвая и что в ней сейчас правит товарищ Брежнев. Аламеда точно помнил, что в России в его мире никаких Брежневых не было. Был Романов, был Семичасный, был Машеров, а Брежнева не было. Здесь же в Кремле на троне сидел бровастый упитанный мужчина. База данных характеризовала его как пламенного коммуниста интернационалиста. Ну-ну, знаю я, до какой ручки эти пламенные коммунисты доведут свою страну через 21 год.
У Аламеды пропал интерес к исследованию политической составляющей существующего социума. Да, он, собственно, никогда особо политикой и не интересовался. Грязное это дело политика. Его дело была математика и полёт мысли в этой абстракции. А политику он не понимал, бывало, решительно не понимал. Особенно, когда в западных странах появились защитники негров, содомитов и педофилов. После этого Аламеда совершенно утратил всякую иллюзию в отношении здравомыслия современного социума. Математика была понятней, и в ней он чувствовал себя комфортно.
Сейчас у Аламеды была задача внедриться в этот местный социум, объективно существующий в этой России, поэтому он запретил себе копаться в базе данных, касающихся родной Испании, или не менее родного Уругвая. Всё это только отвлекает от цели. Он даже категорически запретил себе не думать о кухне Уругвая. Даже о бриллианте уругвайской кухни: "Асадо а ля парилья". Совсем не думать о металлической решётке, под которую подкладывают раскалённые угли. И про запах, вызывающий аппетит во время приготовления этого блюда. А соус сальмуэра? Даже не думать о нём. И не вспоминать. Чёрт. Чёрт! Не надо думать даже про аппетитные стейки средней прожарки, которые он так любил; и про хорошо прожаренные стейки тоже не надо думать.
Сейчас Аламеда пожевал бы, даже своими молочными зубами, миланесу....о которой он и думать не будет. Тонко нарезанная телятина, говядина или цыплёнок...каждый кусочек опускаем во взбитые яйца, заправленные солью и приправами, затем обваливаем в панировочных сухарях....и забываем...начисто забываем об этом блюде....и что потом эти заготовки жарим во фритюре тоже забываем. И слёзы вытираем. А сверху кладут яичницу-глазунью....всё очень вкусно...но, ничего этого не помним, всё забыли...на всё забили. И файну? Файну тоже забываем усилием нашей несгибаемой воли. Да и что там помнить: смесь кукурузного крахмала и молока....даже не будем представлять, как эта смесь запекается в духовке, точно так, как пицца. А бисквитный Postre Chaja тоже забыть? Ага! Приказываю себе забыть все эти коржи, которые пропитывают варёной сгущёнкой, а между ними кладут слой консервированных фруктов в креме....сила воли позволяет это всё забыть....даже....даже то, что всё это украшается огромным количеством белоснежного безе....ай держите меня семеро.
Аламеда понял, что ему срочно надо податься в мазохисты, пока не поздно, ибо все эти элементы уругвайской кухни точно сведут его с ума. А как отвлечься? Есть только один способ: слить все накопленные единички на кошку....нет, обойдётся....лучше на себя родного и отключиться от боли.
Умение "Лéкарство", оказалось, мощнейшей штукой с интуитивно понятным интерфейсом, а система поощряла использовать это умение на максимальном уровне. Несмотря на то, что пока Аламеда не знал русского языка, но, как математик он мог догадаться о значении многих графиков и диаграмм. Целая вкладка была посвящена истории использования умения. Сейчас в этой вкладке было всего три файла: на самого Аламеду, на сеньору кормилицу и на дворовую кошку. Здесь же он увидел, как именует система его, кормилицу и даже кошку. Аламеду система назвала русскими буквами: ВАСИЛИЙ АНДРЕЕВ; кормилицу - АННА ТИМОФЕЕВНА АНДРЕЕВА; а кошку система назвала просто МУРКА. В этих вкладках было учтено всё и даже давались в динамике графики по оптимальному лечению живого существа. В отдельном файле была вся история прокачки умения, даже со всеми бонусами. Здесь же приводились графики на сто последующих дней дальнейшей прокачки умения, при условии, если это будет вестись такими темпами. Здесь Аламеда увидел, что до 4-х единиц он будет двигаться 29 дней; до пятёрки - уже 23 дня; шесть единиц у него будет ещё через 18 дней; а семь единиц, ещё через 16 дней. Вот такие темпы. Видел Аламеда, что многие файлы умения пока не открывались, но обещали открыться, когда единиц в хранилище будет 10, 20, 30 и так далее. Но это всё красиво в теории, жизнь же преподносит постоянно сюрпризы, и, часто, сюрпризы эти негативные.
Вот и сегодня утром свалился на него нехороший сюрприз. Аламеда проснулся каким-то вялым, и его всего трясло, при этом болели дёсны. Явно у него была высокая температура. С трудом собравшись с силами, Аламеда включил диагностику своего состояния. Ого! Стоматит. Естественно с высокой температурой. Диагност требовал единицу на лечение, и ещё две единицы на очистку крови и лимфы. А где столько единиц взять, ведь он вчера вечером, перед сном, традиционно слил всё на лечение мозга. Сейчас бар заполнился только на одну несчастную единицу. Но делать было нечего, пришлось лишиться этой единицы, а потом валяться овощем. Больного Аламеду навещала только кошка Мурка, которая как-то умудрилась забраться в дом. Она тихо мяукала и лизала руку ребёнка. А ребёнок откровенно хотел есть. Он постоянно находился в состоянии сильного голода из-за потери энергии. Кормилица же, как-то не спешила кормить ребёнка, она считала, что он питается нормально для его лет. Откуда ей было знать, что организму Аламеде требовалось гораздо больше калорий.
Первый месяц, проведённый Аламедой в новом измерении, запомнился ему как месяц постоянной боли, голода, приступов апатии и постоянной перегрузки мозга изучением трудного и парадоксального для него языка. Но через месяц появился результат: теперь в хранилище красовалось четыре полновесные лечебные единицы; частично была приведена в норму кормилица; Аламеда уже мог садиться на пятую точку и уверенно держать в руке ложку; он знал уже хорошо все буквы русского алфавита, знал слога и мог понять значение нескольких десятков русских слов. Это всё у него получилось, когда он сливал лечебные единицы в ремонт своего мозга.
С процессом кормление ребёнка положение несколько улучшилось, когда Анна Тимофеевна вдруг осознала, что ребёнок может сам есть ложкой, причём аппетит у него зверский. Вон как наворачивает ложкой из котелка, в котором она сделала картофельное пюре из старой, и уже наполовину сгнившей картошки. Пюре было без масла, но ребёнка это не смущало. Попытка отставить от него котелок приводила к дикому визгу и слезам, зато, когда ребёнок наедался, он вёл себя очень хорошо, как взрослый воспитанный мальчик. Но накормить этого проглота было трудно. И куда только в него помещается? Приходилось Тимофеевне варить ему еду из всего, что попадётся под руку. Все запасы, что хранились в погребе, этот Василёк скоро смолотит, он даже, не моргнув глазом, ел то, что другой ребёнок есть не будет: варёную субстанцию из залежалой репки, свеклы и морковки. Ел он любой суп, сваренный из старых грибов, молодого щавеля, лебеды, старых капустных листьев. Пил литрами густой кисель из старых сухофруктов и засахаренного старого варенья, которое Тимофеевне от щедрот приносили соседи. Аламеду очень сильно спасал русский хлеб. В другом мире он практически не употреблял чистый ржаной или пшеничный хлеб, а здесь он пристрастился его есть в огромных количествах. О гастрономических особенностях дурного ребёнка вскоре узнали соседи. Он приходили поглядеть, как это блаженное дитё ест всё подряд, жалели Тимофеевну, ведь такого обжору разве можно прокормить. Удивлялись, что он тощий, как скелет, а жрёт будь здоров как. Соседи приносили Тимофеевне, что было не жалко: старую картошку, сухую рыбу, просроченное варенье, кукурузную муку, старое подсолнечное масло, корнеплоды, которые не жалко дать только курам или свиньям. Сама она заказывала в автолавке муку подешевле и макароны. Хорошо, что сейчас лето, а это значит, что Бог даст, будет урожай, и этого проглота как-нибудь зимой прокормим. Да и сама Тимофеевна в последнее время посвежела и много работала в огороде. Народ удивлялся: с чего это так, что еле живая старушка вдруг оклемалась и работает как трактор.
А у Тимофеевны выбора не было: надо было к зиме забить погреб под завязку, иначе убогого Василька не прокормить. Ещё надо было сбегать в соседний лес собрать ягоды и грибы. Грибы можно было засушить и продать на дороге городским, а на вырученные деньги купить муку, соль и сахар. У Тимофеевны была только одна радость, что несчастный Василёк совершенно не понимал, по своей ущербности, что он ест. Бывало, он с аппетитом съедал то, от чего и свинья бы нос воротила. Что поделаешь. У убогого одна радость в этой жизни: поесть, как следует, а что он ест, то уже не важно. В желудке всё перемешается и переварится.
Ещё через 23 дня Василёк отпраздновал появление в хранилище пятёрки полновесных единичек. В этот период он 2/3 единиц тратил на себя, а 1/3 на кормилицу, иначе она не сможет продуктивно работать. Результат был налицо: Василёк уже мог немного ходить, а сеньора-кормилица значительно прибавила в резвости. Следующие периоды состояли из 18 и 16 дней. Но их ещё надо было прожить. Аламеда стал уже всё чаще сам себя называть Васильком или Василием. В принципе, имя не плохое. Греческое. Означает царь, или басилевс на греческом языке. Его радовала и природа России. Явно он находился где-то на юге страны, ведь кругом он не наблюдал снега, который должен был лежать и летом в этой стране. Хорошо, что он не попал куда-нибудь в Сибирь. Он вспомнил Сибирь, и его передёрнуло от ужаса. Кругом снег, шастают голодные медведи и уголовники в полосатой одежде, до поселений людей сотни километров. Нет, вот там бы он точно погиб. А здесь пока ещё жить можно, даже медведь не пришёл. Скорее всего, медведи летом не голодные, вот и не охотятся на вкусных Васильков. Беда может быть к осени, когда они оголодают. Эх, скорее бы научиться хорошо говорить на этом языке. Первое, что Василёк тогда спросит у Тимофеевны, это где она хранит свой автомат Калашникова, и почему она его не чистит.