В красных лужах кровь не видна.
Дождевая вода стекает по лицу, ветер треплет одежду, забирается под воротник холодными, острыми иглами. Безлюдно. Я бреду по лабиринту кривых улиц, вдоль невысоких уродливых зданий. Жирные сардельки переулков безмолвно таращатся мутными бельмами проёмов. Сегодня лишь страх висит над этим кварталом удушающей, липкой, почти осязаемой, мутью. Хозяин Дождя прислал своего палача, и теперь тут только агония. Люблю агонию. Предсмертные дёрганья жертвы, гаснущие искры жизни в её глазах, кровь на грязной мостовой. В моём мире не было красных дождей.
Останавливаюсь на перекрёстке, потом сворачиваю направо. Я - приманка. Душесос поработал на славу - на улице я и страх. Тварь ненасытна и рискнёт. Голод раздирает изнутри. Насильники, убийцы, садисты. Она рискнёт...
Грохот мусорных баков привлекает внимание, пригибаюсь в боевую стойку, ощупывая холодную рукоять боевого дробовика, вглядываюсь в темноту переулка. Еле слышный шорох справа. Резко поворачиваюсь, выхватывая оружие, и всаживаю полную очередь в приближающуюся стройную фигуру. Двенадцать патронов в магазине - двенадцать горстей смертоносной 'гальки', что способна прошить насквозь, попутно вынося наружу кровавые ошмётки лёгких и сердца. Но тварь лишь пригибается ниже, миг, и нет её.
Холодные железные пальцы обхватывают мою шею сзади. Противный, чуть хрипловатый шёпот в правое ухо: "Ты боишься смерти?" Нет, не боюсь. Бью прикладом дробовика назад, над правым плечом. Оружие вырывает из рук, и вот уже оно, искореженное и бесполезное, валяется под ногами. Тварь разворачивает меня, впивается взглядом. Глаза без зрачков, мутная красная вода плещется за прозрачными стенками роговицы. Но взгляд давит, прожигает дорогу туда, где теплится огонёк души. Равномерно и неотвратимо. Равномерно... Неотвратимо... "Жри, мразь!" - сиплым хрипом выкатывается из глотки.
Пальцы твари крепче сдавливают мою шею. Трудно дышать, но я сопротивляюсь, пытаюсь оторвать лапищу от своего горла. Душесос игнорирует эти жалкие потуги. Лишь пристально смотрит мне в глаза. Наконец губы твари раздвигаются в насмешливой улыбке: 'Так ты боишься смерти? Моли. Моли о жизни. Обожаю ваши жалкие мольбы'. Я мотаю головой: "Жри, мразь!" Тварь качает головой в притворном сожалении. Его лицо раскрывается словно книга, щупальца обхватывают мою голову, впиваются в плоть. Боль, дикая, пронзает всё тело, но страшнее боли - ядовитая муть, что окутывает душу, поглощая живой огонёк внутри...
Её вопль рвёт уши, эхом отражается от бетонных стен. Тварь корчится на мокрой мостовой, серая плоть вздымается пузырями, дымится под красными каплями дождя, лопается, разбрызгивая кровь и сукровицу вокруг.
Искорёженное тело под красным дождём, мёртвая голова в красной луже. Ты была сильна, но не знала одного: моя душа - яд. Это мой дар: я - праведник.
Рубин? Гранат? Вишня? Я приседаю, пытаясь разглядеть цвет крови в сгустившихся сумерках, ощутить привычное возбуждение. Бесполезно.
В красных лужах кровь не видна.
До...
Я толкнул тяжёлую деревянную дверь в бар. Вослед ворвался ветер. Тёплый, влажный и солёный, словно свежая кровь. Отряхнул красные капли с плаща, огляделся - полутемно и пусто, лишь какой-то пьянчужка меланхолично надирался возле стойки, да один из столиков в углу занят. Серый неприметный человечек что-то лениво цедил из стакана. Я подошел, уселся напротив, молча сделал знак официантке. Тут же возник стакан с коричневым тягучим пойлом.
- Добрый вечер, Вара, - поздоровался, отхлебнул из стакана. Горло обожгло, приятное тепло разлилось по телу.
Серый чуть заметно кивнул:
- Добрый. У меня новости - мы уходим.
- Серьёзно?! - Я достал пачку, выщелкнул сигарету и закурил. - Столько работы - и все насмарку?
- Хозяин Дождя слишком силён, - Вара отхлебнул из стакана, поморщился и продолжил, - но осталось ещё одно дело. Самое последнее.
Серый засунул руку за пазуху и выложил на столик тёмную папку. Я молча её взял, перевернул обложку. Несколько фотографий. Иссохшие тела, словно выжатые досуха, рассыпающиеся в пыль. Положил папку на стол и вопросительно посмотрел на Вару.
- Всё так, - ответил на немой вопрос серый, - всё так. Душесос. Он теперь твой.
Я откинулся на спинку стула и закрыл глаза. Муторная волна подкатила к горлу, ударила и отступила, оставив лишь привкус рвоты во рту. Несколько глубоких вдохов. Посмотрел на Вару:
- Я могу отказаться?
Серый покачал головой:
- Нет. Не можешь.
- Тогда объясни мне, Вара, - я немного повысил голос, - зачем?
Вара отвёл взгляд, ответил глухо:
- Последний штрих. Прощальная оплеуха. Называй как хочешь. Мы не можем уйти прости так.
- Так убери её сам! - Почти крикнул, вернее всхлипнул я.
- Тихо. - Ладонь серого поднялась, и расслабляющая волна прошла по моему телу. - Я не могу. Это не мой дар, а твой.
Я снова закрыл глаза, спросил:
- Всегда хотел узнать, почему именно я?
- Ты не хочешь знать. Не задавай глупых вопросов.
- Ты ведь и сам не знаешь, Вара... - я открыл глаза, но напротив уже никого. Молча расплатился и вышел под дождь.
Раньше? ...
Я успел на последний поезд в пригороды. Внутри почти пусто, лишь парочка коматозных клерков дремала на скамейках.
Одиночество. Последнее время на меня накатывает всё чаще. Где-то там, среди бесчисленных нитей Полотна, тянется нить моего мира. Но мне не суждено туда вернуться.
Поезд промчался мимо трущоб, окружавших доки. Слева высились скелеты портовых кранов, густо покрытых ржавчиной. Справа - смесь деревянных домов, бетонных конструкций и стальных шпилей. Там живут миллионы. Живут, работают, спят, трахаются, молятся, воруют, убивают и умирают. Всё насмарку. Они твердолобы, упрямы и иррационально-фанатичны. Мы уходим, а на обломках наших надежд будет танцевать Хозяин Дождя. Смогу ли я уйти?
Поезд выехал на берег залива и начал подъем на скалы. Путь предстоял долгий, я откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза...
Она молилась, уютно устроившись в большом мягком кресле. Глаза закрыты, пухленькие губки беззвучно шевелятся. "Мы плоть твоя и омыты кровью твоей..." - тут же всплыло в памяти. Я знаю наизусть слова их молитв, но это не помогает. Мне заказан вход в Храмы Дождя.
Наконец, она закончила, подняла голову, улыбнулась:
- Привет.
Я открыл портфель и вытащил красиво обёрнутую коробку:
- Это конфеты. Тебе. - Положил сверток на стол. - Купил шоколадные. С коньяком.
Она нахмурилась, надула губки и строго посмотрела на меня:
- Значит, я должна думать о душе, когда рядом ты и стопка конфет?
- Что же делать? - произнес я в притворном сожалении, - нет в мире совершенства, кроме тебя.
Схватил её в объятия, притянул и крепко поцеловал. А потом мир ненадолго исчез.
- Если бы я уехал, - спросил чуть погодя, - ты поехала бы со мной?
- Куда? - сонно пробормотала она.
Куда? Я не знаю. Осторожно отодвинул от себя спящую девушку, встал с кровати. Подошел к окну, смотрел, как красноватая дождевая вода затекает в трещины на бетонном карнизе. Что же мне делать?
Между...
- Убийство двух сотрудников надзора и сопротивление аресту, - заявил, входя в комнату, следователь, давешний 'знакомец' - рыцарь. - И это далеко не всё, что мы можем вам предъявить.
Я промолчал. Болело все тело. Из-под бинта за правым ухом сочилась струйка крови, щекотала шею. Каменный мешок со стальная дверью и зарешеченным окошком. Камера видеонаблюдения в углу. Железный стол. Запястья и лодыжки скованы цепями через отверстия в полу. Можно лишь слегка поёрзать на стуле.
- Кто же вы? - спросил рыцарь, уставившись в папку - Шпион? Диверсант?
- Я? - притворно удивился я. - Просто обычный человек...
Договорить не успел. Удар пришелся в раненое ухо, голова резко дернулась в сторону. Вкус крови во рту, боль.
Я помотал головой, восстанавливая зрение. Посмотрел на мужчину напротив:
- Зря вы так.
- Вы не первый такой у нас, - рыцарь смотрел на меня в упор, не мигая.
Даже так. Не первый. Я покатал эту мысль в мозгу, посмотрел в глаза напротив:
- Говорите напрямик, что вам нужно?
- Что мне нужно? - переспросил он. Достал пачку сигарет. Выщелкнул одну для себя, вторую всунул мне между губ. Как-то долго, с некоторым сожалением посмотрел, убрал папку в сумку, поднялся, постучал в дверь.
- Мне от вас ничего не нужно. - Приподнял шляпу на прощание. - Мы с вами больше не увидимся. Прощайте.
Меня выводят в крытый проулок, длинный и темный. С краев крыши стеной стекает красная дождевая вода, еле пробивается дневной свет, серый и безрадостный.
Автоматная очередь над головой, её заглушает громкий треск. Шлёпаюсь на землю. Очередь захлебывается. Тихо. Поднимаю голову. На ближайшей крыше, под красными струями отплясывает джигу Хозяин Дождя.
- Я же тебе ясно приказал - немедленно уходи, - ворчит рядом знакомый голос.
- Вара..., - шепчу я и теряю сознание.
До...
Я отхлебываю кофе и медленно ставлю чашку на стол. Стук в дверь. Замираю. Стук повторяется. Не двигаюсь, и тогда кто-то начинает открывать дверь ключом.
Открываю дверь сам. Привратник. Рядом - мощный, плотный мужчина средних лет в тёмном мокром плаще - Рыцарь Дождя. Чуть позади топчутся трое надзирателей попроще.
- Чем обязан? - вежливо спрашиваю я, но мужчина не обращает внимания, отодвигает меня в сторону и все четверо проходят в квартиру. Удостоверение перед моим носом.
- Вы обвиняетесь в незарегистрированном сожительстве. Должны проехать с нами.
Я напрягаюсь. Что-то не так. Сожительство - это бред. Рыцари такими мелочами не занимаются.
- Я не понимаю, господа, - небрежно бросаю я, - в чем проблема? Зачем ехать с вами?
- Давайте без сопротивления аресту. Это так неудобно.
- Аресту? - переспрашиваю я, - О чем вы говорите? Что вообще происходит?
- Ладно, - тяжело вздыхает рыцарь, - не будем темнить. - Он наклоняется и продолжает тихим, доверительным голосом: - Кто вы? Надеюсь, вы сможете толково ответить на этот вопрос.
- Произошла какая-то ошибка, - громко заявляю я, - я ни в чем не виноват!
- Возможно. - Рыцарь кивает одному из надзирателей, тот достаёт наручники: - Но мы редко допускаем ошибки.