Кристина Высоцкая
Лиесса. Свет новой надежды
Книга первая
Возрастное ограничение: 16+
Редактор-корректор: Алексей Калинин
© Кристина Высоцкая, 2017
© Издание, оформление. Animedia Company, 2017
Пролог
Где-то в Междумирье
–Не отдам… не отдам, – спекшимися губами шептал он, силясь разорвать огненную цепь, больно впивавшуюся в истерзанное тело. Обвивая обожженные запястья в несколько витков, она прожигала до костей, оставляя в спертом воздухе вонь паленого мяса. Дыхание с кровью вырывалось из пересохшего горла, заставляя его мучительно кашлять и содрогаться в жестоких судорогах.
Ему показалось, что упрямая цепь начала поддаваться, когда за стеной его темницы раздались гулкие шаги, и прямо перед ним остановилась темная фигура в черном, как беззвездная ночь, плаще, с глубоким капюшоном, низко надвинутым на горящие алыми углями глаза.
– Ну что, братец, не передумал?
Он с рычанием рванулся в крепких цепях, едва не задев ненавистного врага, но тот, не отпрянув ни на шаг, гулко расхохотался:
– Значит, не передумал! Ну и ладно, – голос неизвестного звучал обманчиво благодушно. – Я все равно заберу его себе. Так даже интереснее. Хотел оставить твои игрушки в живых – кому не нужны рабы… Ах да, разве что тебе… Но теперь мне интереснее передавить их одного за другим, как жалких насекомых… Не переживай, я оставлю тебя в живых, чтобы ты наслаждался этим зрелищем, – насмешливо бросил он.
Обессиленный узник молчал, прожигая пришедшего поиздеваться над ним врага взглядом, полным яростной ненависти.
– Молчишь?.. Молчи. Тебе нечего сказать. А самое приятное, что ты бессилен мне помешать! Вот так-то, братец! – он презрительно сплюнул под ноги прикованного и, насвистывая, вышел из сырой темницы.
Дождавшись, когда шаги стихнут, узник едва слышно прошептал:
– Ошибаешься…
Запрокинув златовласую голову, он прибегнул к последнему средству. Рождаясь где-то глубоко внутри, звенящая струна силы закручивалась в тугую спираль, заставляя измученное тело выгибаться в диком напряжении. Обнаженная грудь с истончившейся кожей мягко засветилась изнутри, и этот свет с каждым мгновением становился все ярче и ярче, выжигая ребра и выворачивая наизнанку легкие. Наконец, когда узник нечеловеческим усилием сдерживал рвущийся от боли крик, его тело словно взорвалось, выпустив поток разбушевавшейся Стихии, бешеным вихрем метнувшийся прочь…
Ослепнув от яростной боли, вгрызавшейся в каждую клеточку его тела, он прошептал окровавленным ртом:
– Придет время, и она остановит тебя.
Торжествующе улыбнувшись в последний раз, молодой бог испустил последний мучительный вдох…
ЧАСТЬ 1
Глава 1
–Леся! Леська! Иди сюда, кому говорят! – злой голос Наташки, отражаясь от белесо-зеленых стен, метался по гулкому коридору. – Ну погоди у меня, попадешься еще! Лахудра!
Голос стал удаляться, а из темной каморки под лестницей, заваленной разным сломанным хламом, выползла маленькая щуплая фигурка. Леська затравленно огляделась по сторонам и метнулась подальше от грозной Наташки. Большие зеленые глаза, опушенные длинными чернющими ресницами, блестели от слез, оставлявших кривые дорожки на измазанных пылью щеках. Густые черные, вьющиеся крупными кольцами волосы девочки, сейчас сероватые от той же пыли, были собраны в длинную толстую косу. Серое платье, серые башмаки…
Спрятавшись в туалете, Леська отчаянно пыталась отряхнуть пыль с единственного пригодного платья. Их детский дом был далеко не лучшим. Все, что перепадало воспитанникам, – ненужные старые вещи да редкие пожертвования выслуживавшихся перед выборами депутатов. Впрочем, даже эти подачки не всегда добирались до воспитанников, оседая в бездонных сумках приютского персонала.
Кроме старой нянечки Варвары Михеевны, никто ребятишек не жалел, а тихая молчаливая Леська с первого дня стала ее любимицей. Нянечка совала ей украдкой редкие шоколадки, купленные с пенсии или в день скудной зарплаты, да подарила мерзнувшей все время девочке теплую пушистую шаль. Когда не было занятий или бесконечных дежурств, Леська приходила к Варваре Михеевне в маленькую комнатку, которую той выделили, когда женившийся сын выгнал ее из дома, забиралась с ногами в старенькое продавленное кресло, укрывалась теплым клетчатым пледом и слушала тихий перестук спиц в руках нянечки. Нередко она так и засыпала, вслушиваясь в привычные звуки и мечтая… Мечтая, что когда-нибудь она вырвется из непрекращавшегося кошмара последних лет, въедет в двухкомнатную квартиру, оставшуюся от родителей, и обязательно заберет с собой любимую нянечку.
Из своих шестнадцати лет Леська уже шесть провела в этом детском доме, попав сюда после гибели родителей. Девочке, выросшей в любящей семье, было тяжело привыкнуть к суровым законам, царившим в детском доме. Не умеющая за себя постоять, малышка постоянно терпела колкие насмешки и нередкие побои, все больше и больше замыкаясь в себе. И только Варвара Михеевна видела, что девочка не по годам развита, а ее сердечко полно доброты и сострадания. За эти шесть лет, отвыкшая доверять, Олеся так и не смогла найти друзей, а такие, как Наташка, видя ее безответность, все чаще издевались над девочкой, отбирая и без того скудные вещи. На память о родителях у Леси остался лишь небольшой, но тяжелый серебряный медальон, внутри которого были маленькие фотографии мамы и папы. В первый год каждый вечер перед сном, зажимая медальон в кулачке, Леська рыдала в подушку, умоляя родителей забрать ее к себе. Однако время шло и девочка почти смирилась.
Но, видимо, и у таких, как Леська, есть свой предел терпения. Вчера, вернувшись с вечернего дежурства по столовой, девушка наскоро умылась и нырнула в постель. Сунув руку в наволочку, куда перед дежурством спрятала медальон, она наткнулась на пустоту. Лихорадочно переворачивая постель, Леська отчаянно искала пропавшее украшение. Медальона нигде не было. В оцепенении девочка смотрела на разворошенную кровать, не в силах даже плакать. На смену растерянности внезапно хлынула злость. Злость на несправедливую судьбу, отнявшую родителей, на жестоких воспитателей, которым плевать на ребят, на этих самых ребят, неспособных любить и доверять, а больше всего – на Наташку. Это она украла медальон! Больше некому! Только она видела, куда Леська положила его, выходя из комнаты. А ведь она так тщательно прятала его все эти годы, боясь, что его отберут. Надо же было Наташке зачем-то заглянуть в комнату в тот момент!
Девушка вскочила и метнулась в соседнюю комнату, где на лучшем месте, недалеко от окна с широкой батареей, стояла Наташкина кровать.
– Отдай! – сжимая худенькие кулачки, отчаянно крикнула Леся. – Отдай, я знаю, это ты его украла!
– О чем ты, замарашка? – насмешливо выгнула рыжую бровь Ната. – У тебя и красть-то нечего, – и она с презрением отвернулась.
– Я знаю, что медальон у тебя! Отдай, это все, что у меня осталось от мамы, – уже не так уверенно проговорила девушка. – Пожалуйста…
– Да не брала я ничего, – возмутилась Наташка, дернув плечами. Ее крупное, какое-то обвисшее тело неприятно колыхнулось под застиранной ночнушкой. Рыжие волосы неопрятными прядями мазнули по плечам, открывая немытую шею.
– Вали отсюда, а то как накостыляю! – она угрожающе сжала внушительный кулак и погрозила застывшей Леське.
Закусив губу, чтобы не расплакаться, под громкий хохот Наташки и ее шестерок, Леся бросилась к себе. Кое-как застелив постель, девушка рухнула на нее и, зарывшись поглубже в подушку, разрыдалась. Успокоилась она только к полуночи. На цыпочках прокравшись к раковине, Леська умылась и, хмуро рассматривая распухший от слез нос и покрасневшие глаза, твердо пообещала себе, что вернет медальон, даже если Наташка потом убьет ее. С этой мыслью она и отправилась спать, зная, что в шесть утра прозвенит надоедливый коридорный звонок, поднимая воспитанников.
Утром не выспавшаяся Леська наскоро умылась прохладной водой, почистила зубы и заправила постель, нарочно замешкавшись, чтобы девочки, жившие с ней в комнате, успели уйти на завтрак. Убедившись, что ушли все, она вышла в коридор и, постоянно оглядываясь, скользнула в комнату, где жила Наташка. Здесь тоже было пусто. Кинувшись к Наташкиной кровати, Леся заглянула в стоявшую рядом тумбочку, пошарила под подушкой и, лишь приподняв матрац, нашла то, что искала. Схватив медальон, она нацепила его на шею и спрятала под платье. Длинная цепочка была почти не видна под одеждой, а сам медальон спускался ниже груди, потому Леська и не носила его все время – он болтался под свободным платьем и больно бил по ребрам, оставляя мелкие синяки.
Успокоившись, Леся помчалась в столовую, зная, что ей попадет за опоздание, но разве медальон не стоит любого наказания? Впрочем, оно не замедлило последовать, когда Леська попалась на глаза строгой Ларисе Павловне, надзиравшей сегодня за порядком. Вечером ей предстояло отмыть гору посуды, оставшуюся после ужина, и отскрести заляпанную жиром плиту…
Девушка уже домывала гору посуды, когда в коридоре раздался громкий Наташкин крик:
– Леська, гадина, убью! Будешь знать, как в моих вещах шарить!
Испуганно вжав голову в плечи, Леся спряталась за громоздкой кухонной плитой, забившись в небольшой просвет, куда как раз помещалась ее худенькая от недоедания фигурка.
– Вылезай, кому говорю! Все равно найду! Хуже будет! – Наташка надрывалась, обыскивая столовую. Понимая, что если Наташка ее найдет, то точно изобьет до полусмерти, Леська выбралась из-за плиты и на четвереньках поползла к задней двери, через которую вечно пьяные грузчики заносили продукты. Обычно она была заперта, но иногда баба Паша, утаскивая домой полные сумки, забывала ее закрыть. В этот раз Леське повезло – дверь открылась с тихим скрипом, выдавшем ее местонахождение, но девушка уже мчалась к крохотной каморке под лестницу, куда сталкивали разный хлам. Обычно там она была в безопасности. Среди сломанных стульев, старых метел и прочей рухляди стоял большой шкаф. Одна дверца была вырвана с корнем, открывая пыльные потрескавшиеся полки, забитые старыми журналами и пожелтевшими газетами, а за второй была пустая ниша, расчищенная Леськой пару лет назад. Там на дне была расстелена выцветшая рваная куртка, на которой и свернулась девочка, прячась от разозленной Наташки. По мгновенно запылившемуся личику текли слезы. Вздрагивая от каждого выкрика взбесившейся девчонки, Олеся молилась, чтобы та поскорее ушла. Наконец, голос стал стихать и она решилась вылезти из своего укрытия.
Спрятавшись в туалете, Леська умылась и попыталась отряхнуть пыль с одежды, но та, казалось, забила все, что могла забить. Безнадежно махнув рукой на испорченную одежду, девушка выглянула в коридор и, убедившись, что противная Наташка далеко, побежала в комнату к няне Варе, как ласково звала ее последние годы. Варвара Михеевна была у себя. Тепло улыбнувшись растрепанной девушке, она налила ей горячего чаю, добавив в него кусочек яблока, и подтолкнула поближе вазочку с печеньем:
– Ешь, внученька, нам с тобой пока хватит, а там и пенсия скоро.
– Спасибо, няня, но мне что-то не хочется. Я просто посижу с тобой немного.
Скинув башмаки, Леська забралась с ногами в любимое кресло, укрылась пледом и тихонько потягивала чай. В углу чуть слышно разговаривал телевизор. Его подарили Варваре Михеевне на 70-летие. Деньги на такой замечательный подарок в редком приступе щедрости выделила директриса. Няня Варя, сидя на диване, служившим одновременно кроватью, тихонько постукивала привычными спицами, вывязывая очередную пару носков, которые потом дарила младшим ребятишкам. Было уютно и спокойно.
– Нянюшка, расскажи мне сказку, – нарушила молчание Леся.
– Да ты что, ты же уже взрослая, чтобы в сказки верить, – улыбнулась Варвара Михеевна.
– Ну и что, что взрослая, расскажи… – девушка помолчала и тихо сказала: – Знаешь, я бы так хотела, чтобы ты была моей бабушкой. По-настоящему. Как у других. После смерти родителей у меня совсем-совсем никого не осталось. А я так хочу, чтобы меня любили.
– Глупышка, я ведь тебя и так люблю. Ну и что, что кровь не родная. А ближе тебя у меня и нет никого, – нянечка смахнула набежавшую слезу. – Так, ну-ка не кукситься! Что-то расклеились мы сегодня. Давай лучше и правда расскажу тебе сказку, раз ты у меня такая маленькая, – и она начала рассказывать сказки, услышанные в далеком детстве.
Под тихое журчание нянюшкиного голоса и скрип спиц Леська, уютно свернувшись в кресле, не заметила, как задремала.
Проснувшись, как от толчка, девушка обвела комнатку сонными глазами. Телевизор светился серой рябью, старенький будильник показывал половину третьего ночи, а няня так и уснула со спицами в руках, откинувшись на спинку дивана и склонив голову на плечо. Поднявшись, девушка подошла к Варваре Михеевне и тихонько потрясла ее за плечо. Обычно чуткая, та даже не шелохнулась. Еще ничего не понимая, Леся потрясла чуть сильнее. Из уже безжизненных рук выпали спицы, скатившийся клубок отскочил под кресло, разматываясь тоненькой синей нитью. Чувствуя, как отчаянье захлестывает с головой, Леська пыталась разбудить нянечку, уже понимая, что и та оставила ее навсегда. Худенькое тело сотрясали рыдания. Упав на пол и обнимая бабу Варю за колени, бедная девочка снова и снова шептала:
– Нет, нет, нет…
В безумном отчаяньи Леська запрокинула голову и закричала:
– Забери меня с собой, слышишь! Не оставляй меня!
Боль была так сильна, что девушка потеряла сознание…
Глава 2
…Просыпаться не хотелось. Было тепло и хорошо. Скоро мама придет ее будить, а пока можно еще немного поспать. Леся попыталась нащупать легкое одеяло, соскользнувшее с нее во сне, но не смогла, и неохотно открыла глаза. В то же мгновение остатки сна слетели с нее: вместо уютной спальни вокруг были неровные каменные стены пещеры, а мягкой постелью оказался растущий везде, куда падал взгляд, шелковистый мох.
Было достаточно светло, чтобы разглядеть очертания ближайших камней, – грибы ядовито-синего цвета, словно звездочки, разбросанные по потолку и стенам пещеры, испускали мягкое голубоватое сияние.
Прижавшись спиной к шершавому камню, Леська как-то отстраненно пыталась осмыслить увиденное. Вопреки здравому смыслу, она совсем не испугалась, оказавшись в этом странном незнакомом месте. Потрясенная неожиданной смертью нянюшки, девушка чувствовала лишь сонное безразличие и благодатное оцепенение. Лишь где-то глубоко проснулся отголосок любопытства, заставивший Лесю встать и осмотреться вокруг. Она медленно побрела прочь от того места, где очнулась.
Босые ступни мягко погружались в мох, оставляя глубокие следы, медленно затягивавшиеся за девушкой. Ее башмаки, видимо, так и остались лежать на полу нянюшкиной комнаты, но идти босиком было даже приятно. Мох был странно теплый, словно живой. Леська дотронулась кончиком пальца до светившегося гриба и отпрянула, получив слабый удар тока, едва ощутимый, но неожиданный. На коже осталась неярко мерцавшая пыльца.
Через некоторое время, пройдя практически через всю пещеру, девушка наткнулась на широкий тоннель выхода. Здесь было не так светло. Грибы не покрывали всю поверхность стен, а росли небольшими семейками, и их свечения едва-едва хватало лишь для того, чтобы чуть разогнать мрак. Мох тоже уже не устилал проход, истончаясь с каждым шагом. В босые ступни впивались мелкие камушки, заставляя Олесю морщиться от боли, но она упрямо шла вперед, борясь с желанием вернуться в пещеру. Прошло не менее получаса, когда ее лица коснулся прохладный ветерок…
Если бы не камешки, больно ранившие ноги, Леська бы побежала, а так ей приходилось осторожно брести, нащупывая каждый шаг. Проход постепенно расширялся, и вскоре перед девушкой оказалась… всего лишь еще одна пещера. Нет, скорее не пещера, а каменная чаша, на дне которой находилась Леська. Потолка не было. Вместо него раскинулось ночное небо с яркими светлячками звезд, соединявшихся в незнакомые созвездия. На темном бархате сияли две луны, отчего в чаше было достаточно светло.