Какого лешего?! - Шмигалев Николай


Немножко занудное предисловие, которое,

в общем-то, можно и пропустить

Прочитав название, у тебя, уважаемый читатель сразу возникнет куча вопросов, и первый из них: какого лешего?! А потом уже: о чем вообще эта книга? Что за детские сказочки? Где же тут взяться острому сюжету и замороченной интриге? Нет уж, небось скажешь ты, подавайте-ка мне бравую эпопею про угрюмых магов-ведьмаков, могучих героев-варваров, рыцарей без страха, упрека, стыда и совести, и других отважных покорителей великанов, потрошителей драконов, разрушителей мифов и расхитителей гробниц, на худой конец какую-нибудь сагу про эльфов, гоблинов, хоббитов и других фантастических тварей в местах их обитания.

Дело твое. Можешь вернуть книгу на полку и поискать себе что-нибудь более другое. Единственное, могу сказать, что без отважных богатырей и коварных чародеев наша история тоже не обойдется, только это все персонажи второго, а то и третьего плана.

Основными героями повести стали наши давние соседи, труженики невидимого «фронта»: домовые, гуменные, дворовые, банники, водяные, кикиморы, лешие само-собой, и многие другие представители этой многоликой да разношерстной братии, с их заботами, хлопотами, страстями и авантюрами, которых мы, люди, с чьей-то легкой руки, издревле называем обидным словом «нечисть».

Погодите кривить рот, дескать нашел же героев для повести, нынче они даже детишкам не интересны.

Э-э, не скажите! Любое загадочное создание наших родных просторов и весей, интересно уже тем, что оно в отличие от тех же «фантастических тварей» как минимум существовало, а скорее всего существует и сейчас, на самом деле. Наши предки, насколько трезвомыслящие люди были, а ведь верили в их существование и передавали из уст в уста рассказы про встречи с ними, описывали их внешность, нрав, особенности и повадки, знали, и передавали из поколения в поколение секреты того, как можно задобрить их или обвести вокруг пальца, избежать неприятностей с их стороны или получить помощь.

Однако мы сейчас не верим, считаем, все эти факты чепухой, выдумкой, мифами. А ведь если бы человек верил, то наверняка мог увидеть и услышать этих тайных существ, или ощутить их присутствие. Наверное, в процессе эволюции мы просто утратили пресловутое «шестое чувство» – связь с природой, с нашими корнями, покрылись коростой неверия и высокомерия, и эти существа стали недоступны для нашего зрения, слуха и ощущения.

Но может быть они сами стали еще более осторожнее, пугливее и недоверчивей. Ведь человек чересчур разумный возомнил себя укротителем природы, покорителем стихий, венцом эволюции, позабыв о своих незаметных глазу соседях (давайте так и будем их называть, «соседями», а то «нечисть» уж слишком обидно звучит), пусть и не всегда добрых, белых и пушистых. Наверное, своей забывчивостью вытеснили люди всех непонятных обитателей из нынешней жизни, отчего бытие наше стало чуточку скучнее и заурядней.

Ну, что же, если вам интересен такой сюжет, то милости просим окунуться в тайный мир явных сущностей.

Глава 1. Большой сход.

Ох, красота-то какая, лепота!

Действительно, чарующий вид открывается истомленному взору, когда оглядываешь живописные окрестности с самой высокой точки во всем княжестве.

Разумеется, всей красоты земной словами человеческими не передать, но давайте вместе приложим к этому усилия и призовем на помощь двух наших добрых друзей, ваш скромный и покорный слуга – свое художественное красноречие, вы – свое богатое воображение.

Итак, приступим…

Стольный град удельного княжества был возведен на просторном скалистом плато, у излучины широкой равнинной реки, плавный изгиб которой опоясывал возвышенность с трех сторон. Рубленный из вековых дубов детинец с укрытыми внутри него княжьим двором, боярскими усадьбами, срубами княжеских кметей и главной церквушкой, стоял на самом верху, у речного обрыва. Со стороны реки кремль был неприступен: по крутому, обрывистому склону пролегает лишь неширокая лестница, ступени которой вытесаны прямо в утесе. Лестница спускалась к самой реке. На другом пологом склоне холма раскинулись широкие, утопавшие в зелени, мощенные улицы окольного города, также обнесенного частоколом. Здесь располагались добротные дома торговцев средней руки, старшин ремесленных артелей, зажиточных мастеров, обслуги боярских и княжеских дворов. Ближе к лесу, на извилистых улочках посада ютились неприхотливые, но ухоженные домишки торгово-ремесленного люда, стояли складские бараки, пекарни, ремесленные мастерские. Именно там простой рабочий люд – мастера на все руки – ковали надежное оружие и доспехи для княжеских удальцов, изготавливали седла и сбрую, ладили снасти и ткали паруса, выпекали черный хлебушек, белые караваи и отменные калачи, плели простенькие корзины и люльки, мастерили изысканную утварь, резную мебель, музыкальные инструменты, ткали сукно и шили одежду, и делали еще много всего, что по достоинству ценилось во всех краях света. А на самой окраине города, у подошвы холма, за рвом и земляным валом в убогих шалашах, ютились нищие – калечные «христарадники», попрошайки, пьяницы и лежебоки. Дальше только бескрайнее зеленое море – рощи, дубравы, сосняки, ельники, кедрачи, таежные пущи – до самого окоема.

Изнуренный дневным зноем город засыпал: свечи и лучины задувались, огни в окнах гасли. В потемневшем небе как-то разом зажглись крохотные звезды. Полная луна величественно восходила из-за притихшего темного леса на усыпанный звездами небосклон. Лунная дорожка на речной глади бежала наискосок и утыкалась в пустую пристань, около которой качались на волнах рыбацкие челны и купеческие струги, привязанные к кнехтам причалов.

Ночь опустилась на землю.

Удельный князь, ещё довольно крепкий, внушительного вида, мужчина преклонных лет, стоял на смотровой башенке своего многоярусного терема, украшенного резными наличниками, расписными окнами, фигурными крышами-маковками. Князь задумчиво оглядывал окрестности, освещенные призрачным светом восходящей луны. Теплый ветер, приносивший смоляной дух от леса, развевал его легкую, отороченную горностаем, мантию, трепал густую окладистую бороду, охлаждая разгоряченное лицо. На суровом челе постепенно разглаживались глубокие морщины. Вечерняя прохлада немного освежала, но, тем не менее, князь чувствовал себя разбитым.

Сегодня был Большой сход – бояре, старшины и воеводы только недавно разошлись, – весь день решали насущные вопросы княжества, рассматривали серьезные тяжбы. Много спорили. Несмотря на то, что последнее слово оставалось всегда за князем, участники большого схода подолгу доказывали друг другу своё видение решений тех или иных проблем, приводили верные на их взгляд доводы, призывали князя поддержать их точку зрения. А вопросов за месяц накопилось немало…

Дождавшись, когда на сторожевых башнях детинца стражники зажгут огни, князь вдохнул полной грудью свежего воздуха и отправился в опочивальню. Несмотря на летнюю пору в полнолуние спал он с закрытыми окнами. Да и спал – громко сказано. Смеживал очи в полусне. Если загодя не уснуть крепким сном, то начиная где-то с полуночи сторожевые собаки начинали либо выть на луну, как на покойника, либо скулить, забившись в будки, не давая спать всему честному народу.

Вскоре в княжьем тереме установилась полная, как говорится, мертвая тишина: не скрипнет половица под ногой ключницы, ни звякнет посуда в стряпушной, не бряцнет кольчужка доброго молодца, почивающего в гриднице.

Таинственный лунный кот, дальний родственник солнечных зайчиков, проникнув сквозь витражные окна совещательной залы, внутри которой пахло свежим тёсом, скользнул по дощатому полу и выхватил из полумрака украшенное искусной резьбой кедровое седалище – княжеский престол. С него сполз на дубовые скамьи, расставленные по бокам от престола, в два ряда с каждой стороны (передние ряды для бояр и воевод, а задние – для дьяков с писарями). Лунный волокита мягко прыгнул на широкие полки с разложенными на них счетами, цифирными таблицами, рукописными книгами с уложениями и летописями, свитками, чернильницами, шкатулками с принадлежностями для письма. Серебряными искрами отразился в песчаных часах, стоявших на краю одной из полок. Песок в них уже давно весь ссыпался. Часы стоят, ожидают очередного переворота. Если сию же минуту перевернуть их, то кажется, можно будет услышать шелест падающих в них песчинок… такое безмолвие висит в воздухе.

Именно такая тишина им и нужна.

Из лесной чащи донеслось глухое уханье совы-полуночницы. Значит наступила середка ночи. Вторя ей заунывно завыла собака на чьем-то подворье. Её вой подхватили другие псы.

Чу! В дальнем углу совещательной залы, самом темном, вдруг возникло какое-то неясное копошение.

Мыши что ли?!

Ан нет!

Косматые мужички, в щеголеватых зипунах, с причесанными бородищами, росточком пядь с кувырком, толкаясь и ворча, стали протискиваться сквозь узкие – тощий таракан не пролезет – щели, и степенно рассаживаться на скамьях первого ряда. Это пожаловали домовые боярских усадеб, воеводских подворий, купеческих домов. Потом потянулись домовые посадских изб. Одеты скромнее, но аккуратно. За ними, соблюдая очередность, просочились сквозь щели и домовые-мастеровые – хранители и блюстители порядка мастерских, сукновален, кузниц и других ремесленных цехов. Кто в фартуках рабочих, кто в простых холщовых рубахах.

Сквозь дырку от сучка в половице в горницу забрались лизуны, гуменные, хлевники и банники. Рост вершковый, да характер бедовый – про таких говорят. Осмотрелись вновь прибывшие, покивали знакомцам среди домовых и расположились на лавке подле стены. Подальше от начальства. В отличие от всех остальных банники голышом явились – они везде так ходят, им разрешено – хорошо хоть бороды у них до колен, причинные места покрывают. Правда те, кто по моложе из них, с бородами лишь до пупа, благоразумно додумались вениками березовыми прикрыться. Как никак на публику вылезли из своих лоханок, да из предбанников.

Через приоткрытое оконце ветром задуло ворох соломинок, травинок, листков, стебельков и веточек, которые упав на подоконник обернулись кто во что горазд: кто сусликом в сапожках на босы ножки, кто хомячком опоясанным ремешком, кто кротом с лисьим хвостом, кто ещё в какую зверушку, а кто и вовсе шишкой, али желудем с ножками и ручонками прикинулся – это прибыли луговые и полевые, а с ними, попутным ветром, подколодники, листотрясы, скакунки-хороводники, моховые и дупловики. Луговые и полевые чуть поодаль отсели, на полочках, чтобы их с мелюзгой не спутали. А «шишки-желуди» расселись тут же на подоконнике и сразу зашептались меж собой, хихикают. Беззаботные. А чего им волноваться, они сошки мелкие, с них спроса мало.

Чу! Из камина, спустившись по дымоходу, вывалились гурьбой запечные кикиморы. Все в копоти, неопрятные старушки с кулачок величиной, в лохмотьях, длинные волосы спутаны так, что и лиц толком не разглядеть. Чихают от копоти дымоходной, что тебе комарики попискивают.

Почти сразу, следом за ними и зеленошёрстные злыдни пожаловали. От горшка в пол вершка, они со своими вытянутыми мордочками, красными глазенками и длинными голыми хвостами уж больно на крыс смахивали. Ежели бы не пестрые, цветастые штаны и рубахи – любят злыдни ярко выглядеть – можно было запросто спутать бедовых с грызунами. Коли с людьми сравнивать, то больше всего на лихих конокрадов они походили.

Злыдни знали, что собравшиеся здесь соседи их недолюбливали, хотя все понимали, что и без них тоже никак, и что лямку свою они тянули пусть и без явного удовольствия, зато по-честному, по всем установленным правилам. Поэтому злыдни платили почти всем собравшимся той же монетой, в смысле тоже остальных недолюбливали. Не из вредности, нет, а ответно. Однако, несмотря ни на что, на сход злыдни никогда не опаздывали и вели себя вполне пристойно. Не с падшим пьянчугой человеком поди дело имели, со своим братом полуночником.

В то же самое приоткрытое оконце, куда совсем недавно занесло ветром целый ворох луговчан и лесавок, протиснулось несколько жаб и лягушек. Это наконец-то по отвесной бревенчатой стене терема добрались водяные до совещательной залы (собаки окрестных дворов именно в это время едва с цепи не срывались, хотя в основном прятались по будкам, выли и поскуливали, чувствуя неладное). Со всех окрестных рек и озер водяные пришлепали. В отличии от остальных соседей они на суше плохо могли чудить, и чувствовали себя более-менее сносно только в жабьем обличье, хотя обычно, в своей стихии, они выглядели вполне себе прилично, почти как обычные люди, только сильно уменьшенные, а еще в чешуе и с перепонками между пальцами.

Мокрые от тяжелого подъема водяные, растолкав мелкую шелупень, раздувая щеки уселись на втором ряду скамей – отдуваются после тяжелого подъема. Вода с них едва ли не ручьем льется.

Лешие дружной артелью явились, как и подобает существам их статуса через входную дверь. Вернее, под дверью. Несмотря на то, что среди прочих собратьев, явившихся на Большой сход, они были наиболее твердыми в своих, скажем так, убеждениях, но и им не составило труда, проскользнуть в щель. В отличии от других собравшихся лешие смотрелись молодцами. Хоть росток с локоток, а все как на подбор: поджарые, крепкие как узловатые березовые чурбачки, светлые как береста, в лапоточках липовых и щеголяют в нарядных тужурках, вязаных из медвежьей шерсти. Вот кто-кто, а лешие меньше всего (даже, наверное, меньше водяных) радовались участию в Большом сходе. Они сами по себе были сущностями нелюдимыми, даже промеж собой особо не общались, да к тому же и самыми, наверное, работящими из всех.

Легко сказать, целый лес на одном лешем держится. Под сотню квадратных поприщ. И всюду надо поспеть, за всем уследить. А тут ещё этот Большой сход. Значит опять придется оставлять подсобное хозяйство без присмотру, тащится за тридевять земель в этот душный город, полный людей и собак, слушать умные речи нелюдей вельмож, оправдываться, обещать исправиться. А с их характером так сложно не вспылить…

Уже спустя час после полуночи совещательная зала была полнешенька собравшимся полуночным народцем. Почти все пришли, не было только болотника. Ему было дозволено не посещать Большой сход. Одно болото на все княжество и ничего там интересного не происходит. Так что без него обойдутся. А то ведь раньше бывало, когда болотный на сходы приходил, светлый князь по утру жаловался, что весь терем тиной воняет. Да и опосля, по нескольку дней дух болотника держался, несмотря на настежь открытые окна. А так как никто из челяди толково объяснить не мог в чем дело, то князь уже собрался было волхвов призывать, чтобы разобрались, что за напасть такая и откуда. Посему тайным народцем коллегиально решено было не искушать судьбу.

Итак, все на месте, за исключением болотного, можно приглашать и теремного.

Теремной, суть тот же домовой, только хранитель княжеских чертогов, по статусу высокому для все братии полуночной являлся непрекословным начальником. Испокон веков так повелось. Почему, никто толком не знал, да и вопрос такой себе даже не задавал. Люди же не спрашивали у самих себя, что это князь нами всеми командует. Так вот и нелюди, тоже лишних вопросов не задавали, слушали теремного как того требовали стародавние правила, установленные, по заверениям ещё первых теремных, самим стариком Родом.

Слушали и слушались.

Звали-величали теремного Поставец. Не потому что он поставлен был над всеми (хотя и такое объяснение имело право на существование), а просто так назвали его в честь практичного шкафчика для разной полезной утвари с припасами и заначками, которые имелись в каждом уважающем себя доме. Как и его резной тезка, теремной Поставец, уже в бытность свою молодым домовенком, проявлял себя запасливым хозяином, а ещё недюжинную домовитость и деловитость. В общем полностью оправдывал свое звучное прозвище.

В начальственной головушке Поставца, как и в одноименном шкафу, всегда было тесно: мысли о судьбе его подданных – тайном народе, да печали о человеческом роде, там роились как те пчелки в улье.

В отличии от остальных домовых, даже домовых боярских усадеб, практически в одиночку тащивших хозяйство, у теремного было достаточно помощников: сундучники, чашники, стряпуны, постельничий, которому в свою очередь помогали спальники, держальники, захребетники, привратные, ливрейные, поглядные и наушные.

Дальше