– Прости меня, Мика, – прошептала она.
Она выпрямилась в полный рост и направилась туда, где лежал связанный Асиль. Душекожа свободно свисала с одного её плеча, испачканная сажей и забрызганная кровью, немного мешковатая для её исхудалого тела. Когда девушка-змеерод освободила лапы белозмея, развязав кожаную верёвку, Асиль испустил долгий жалобный стон и поднялся.
Фракия отбросила болас в сторону и взяла своё родокопьё. Асиль изогнул шею и приблизил голову к своему змеероду. Его ноздри раздувались.
Она вся пропиталась духом змееловов, запахом того, с кем лежала тогда; и всё же…
Жёлтые глаза Асиля вглядывались в лицо Фракии. Её губы приоткрылись, и из горла поднялся мягкий шум, похожий на шелест сухих листьев на ветру.
Этот змеелов помогал ей, защищал её, как мог; любил её всем сердцем, и всё же…
Челюсти Асиля разжались, и раздались лёгкие щелчки, похожие на треск веток; из ноздрей поползли струйки дыма.
Когда он нашёл её там, у озера, спящей в объятиях змеелова, он решил, что Фракия потеряна для него; что она снова пойдёт дорогой змеелова. Он пытался забыть её, но её запах, хоть и потеснённый духом змеелова, никогда не покидал его; именно этот запах, несмотря ни на что, и привёл его к ней сюда, на этот заснеженный склон.
Она была потеряна для него; и всё же…
Белозмей раскрыл пасть и выдохнул, выпустив густое облако белого дыма. Мика чувствовал его жар, вдыхал его сладкий аромат. У него на глазах Фракию окутывало дымом, он становился всё плотнее и плотнее, пока совсем не поглотил её. Затем Асиль отстранился, и, когда дым немного рассеялся, Мика снова увидел Фракию.
Душекожа опять стала белой и блестящей; она снова плотно прилегала к телу девушки. Волосы больше не были непослушными и всклокоченными: прямые и блестящие, они вновь обрели свой пепельно-золотой блеск. А её тёмные глаза…
Мика смотрел в них, не отрываясь. Вернулась та сила, которая с самого начала влекла его к ней, та дикость, которая волновала и пугала.
– Фракия?.. – неуверенно произнёс он. – Фракия?
Белозмей отвернулся и смотрел в небо, где собирались тёмные тучи с жёлтым отливом.
Фракия сжала своё родокопьё и через плечо бросила взгляд на Мику. Какое красивое у неё было лицо – бледное, но при этом сияющее; солнечный свет блестел на её мягких губах, на высоких скулах, в струящихся волосах. В уголке тёмного глаза сверкнула слеза; она скатилась по щеке уже ничего не выражающего лица.
Асиль качнул головой вверх и вниз. Фракия, повернувшись к змею, ухватилась за край крыла и запрыгнула к нему на плечи. Она обвила его шею ногами и откинулась назад, удобно устроившись между ключицами белозмея.
Асиль поднял свои великолепные крылья и начал взмахивать ими, взметая непримятый снег; с тихим урчанием он оттолкнулся задними лапами и взмыл в воздух. Девушка-змеерод обернулась и бросила взгляд на змеелова в потрёпанной нижней рубахе, стоявшего на коленях в поднятом Асилем снежном вихре. Медленно, уверенно она протянула руку и набросила капюшон из душекожи на голову; тень от него скрыла её лицо.
Белозмей и его наездница поднимались в зимнее небо, удары крыльев становились всё чаще. Затем, широко расправив крылья, змей поймал поток поднимающегося воздуха и взмыл над туманными вершинами гор.
Вскоре змей и змеерод на фоне тёмных облаков виднелись лишь белым пятнышком, которое всё уменьшалось и бледнело, а потом и вовсе исчезло.
Мика оставался неподвижен; его взгляд был прикован к тому месту, где они растворились в темнеющем небе.
– Лучше оденься, парень.
Мика уставился на скалолаза невидящим взглядом.
Илай стоял над ним, прижимая к груди одежду и сапоги юноши. Он положил их на снег, взял руку Мики и просунул её в рукав рубахи, затем принялся за другую. Илай присел на корточки и стал застёгивать пуговицы, точь-в-точь как отец, одевающий маленького сынишку.
Мика передёрнул плечами и опустил голову.
– Я могу сам, – сказал он, отталкивая руки Илая и поднимаясь на ноги.
Он застегнул толстую нижнюю рубаху до воротника, и от тёплого прикосновения мягкой материи почувствовал, насколько он замёрз. Затем надел штаны, носки, ботинки и жилет и начал оглядываться в поисках своей плотной кожаной куртки, но, видимо, она осталась в укрытии. Подняв глаза, Мика увидел Илая, стоявшего у входа.
За ледяным туннелем виднелись чёрные от копоти стены; укрытие было наполнено дымом. Скалолаз покачал головой.
– Граната со змеемаслом, – сказал он. – Кельд спалил нас дотла. Там нечего спасать, Мика. Одежда. Припасы. Инструменты. Всё пропало. И само укрытие – в нём больше не найти защиты…
Мика тупо кивал, едва понимая смысл слов: в глазах стоял образ Фракии в блестящей душекоже. Высоко в небе солнце едва проглядывало сквозь желтовато-серые тучи.
– Что нам теперь делать? – спросил Мика ровным голосом без тени надежды.
Ясные голубые глаза Илая сосредоточенно глядели на Мику.
– Мы найдём себе новое место, сынок, – просто сказал он. – Или погибнем.
Глава двенадцатая
Сильный мускусный запах пронизывал воздух. Казалось, он пропитал даже мягкий жёлто-серый камень рифлёных колонн и исцарапанных когтями стен в заброшенных галереях. Насыщенный, островатый, кисло-сладкий – это был запах белозмеев, когда-то населявших эти галереи.
Именно он и привел их сюда.
Аза первым его учуял; запах своих сородичей – слабый, но явственный, принесённый колючим зимним ветром. И Хепцибар, его змеерод, прильнув всем телом к спине Азы, чтобы согреться, почувствовала его волнение. Они кружили в вышине, порывы ветра со снегом трепали крылья Азы. Затем, выгнув спину, напрягая шею и руля хвостом, Аза нырнул вниз.
Однако, когда они приземлились и огляделись, вокруг не оказалось ни одного белозмея.
И всё же они остались там, юный белозмей с жемчужно-белой кожей и восьмилетняя девочка, с которой он породнился. Они с благодарностью заняли это убежище.
Середина зимы близилась к концу, когда они сбежали из отвратительной подземной кухни Редмирты, ведьмы-кельда. Сидя на привязи в этом ужасном месте, Хепцибар была напугана и одинока, пока рядом не появился Аза, молодой змеёныш. Он обвился вокруг неё своим белым телом, тихо посапывая в темноте, и от этого девочке стало спокойнее. Потом отец пришёл спасти её, вместе с остальными. Там были мальчик, мужчина, а ещё девушка-змеерод, Фракия. Они освободили Хеппи и убили Редмирту. Но старая ведьма успела всадить топор в грудь её отца. Он умер на руках у Хепцибар.
Позже Фракия отвела их в сторонку. Она объяснила им тайны родства. И когда Аза сбросил первую кожу, Фракия помогла Хепцибар её надеть. И Аза дышал на неё, обдавая тёплыми струями дыма, пока шкура змея не окутала её тело, защищая, как вторая кожа.
Душекожа.
– Аза позаботится о тебе по законам родства, – говорила Фракия, когда они стояли на заснеженном каменном уступе возле логова Редмирты. – Вы встретите и других, они обучат вас. Но прежде всего вам следует научиться самим заботиться о себе.
И она отпустила их в чарующую необъятность Змеиной пустоши.
Первые морозные ночи они провели вместе на подветренной стороне скал, которые обрамляли высокие озёра; Аза обвивал Хепцибар своим телом, согревая и оберегая. Но когда вода замёрзла и ловить рыбу стало невозможно, им пришлось продолжить путь.
Они останавливались на высоких пиках в тепле горячих расщелин, но еды там было не найти, и они отправлялись дальше. Рылись в заброшенных гнёздах краснокрылов на высоких равнинах и выкапывали личинок стрекоз в замёрзших речных ложбинах. Но сугробы становились всё выше, и добывать пищу было всё труднее и труднее; к тому времени, когда ветер наконец донёс до них запах великих белозмеев, и Аза, и его змеерод были совсем истощены и голодны.
Хепцибар оторвала взгляд от потрескивающего в огне терновника и подняла голову. Аза обвился вокруг одной из колонн, его лапы, хвост и извилистая шея обнимали грубый камень, и девочка заметила, что очертания его тела идеально подходили рельефу колонны. Аза потёрся об неё, двигаясь вверх-вниз с мягким настойчивым звуком, втирая в рифлёную колонну свой солоновато-мускусный аромат, как это делали многие поколения белозмеев.
Где они теперь, думала Хепцибар, белозмеи, населявшие когда-то это место?
Здесь было дерево для растопки – под укрытием утёса бурно разрослись терновник и другие кустарники; воды от растаявшего снега тоже было вдоволь. Бродя по лабиринтам древних пещер, они находили высокие углубления с насыпями, пылевыми ваннами и уступами, устланными, как гнёзда. Аза и Хепцибар выбрали пещеру в центре змеиной галереи, тёплую, тихую и безопасную. Лишь жуткий плач ветра напоминал, что за пределами галереи пустошь всё ещё страдала в муках настоящей зимы.
Продвинувшись вглубь, девочка и змей нашли холодные пещеры с низкими потолками: глубоко в их стенах были выцарапаны продолговатые углубления. Они скрывали целые кучи высушенных на огне личинок и икринок, а в ямах с соляным раствором, вырытых в полу пещеры, хранились личинки стрекоз и сладкие корнеплоды. Еды здесь хватило бы, чтобы прокормить тысячу змеев в долгие месяцы обледенения и голода.
И всё же змеи покинули это жилище.
Хепцибар посмотрела вниз и перевернула личинки стрекоз, которые, дымясь, шипели в огне, заглушая, перебивая своей острой сладостью ароматный змеиный мускус в каменной комнате. Аза удобно устроился вокруг колонны и замер; теперь он глядел на девочку, шевеля ноздрями. Его глаза расширились, усики задрожали; он раскрыл пасть и издал убаюкивающий звук, который тихонько клокотал в глубине его горла и с шипением вырывался из-за зубов, словно ветер, вздыхающий в высокой траве.
Хепцибар кивнула. Она приоткрыла рот и тихо выдохнула слова, двигая кончиком языка:
– Обед готов.
Аза с благодарностью замурлыкал, размотался от рифлёной колонны и приблизился к огню, сонно волоча крылья. Хепцибар сняла с огня две шпажки с насаженными на них личинками и протянула одну Азе – тот взял её когтями и принялся осторожно покусывать шипящие личинки. Затем выдохнул и сбросил подгоревшую шелуху.
– Вкусно. – Из чешуйчатой пасти на секунду показался чёрный язык, который слизнул маслянистый сок с губ; Аза издал воркующий звук, и Хепцибар заметила, как повеселели его глаза. – Намного лучше, чем объедки из гнезда краснокрылов.
Хепцибар улыбнулась и надкусила поджаренную личинку. Та оказалась сочной, с ореховым привкусом, хоть и немного солоноватой от рассола.
– Ещё? – спросила она, заметив, что Аза съел все личинки со шпажки.
– Да, Хеп, ещё, – ответил белозмей; его яркие жёлтые глаза загорелись.
Хепцибар сняла с огня ещё одну шпажку и протянула Азе. Взяла и себе порцию.
– Аза, – девочка нахмурилась, – с нами всё будет хорошо, правда ведь?
Произнеся это, она заметила, как Аза вздрогнул: значит, он тоже не уверен в этом. Хепцибар отложила шпажку в сторону, поднялась на ноги и направилась к белозмею. Обняв его за шею, она тихо прошептала ему на ухо:
– У меня есть ты.
Аза склонил голову.
– У тебя есть я. И у меня есть ты…
– Мы есть друг у друга.
Аза замурлыкал, и Хепцибар улыбнулась, крепче обняв его. Простые слова подействовали, как и всегда, когда она чувствовала страх или неуверенность, – когда замёрзли озёра, когда на высоких пиках голод сводил их обоих с ума, когда зимние ветра преследовали и гнали их по набухшим снегом небесам…
Она выпустила Азу из объятий и присела на корточки, собираясь закинуть в огонь пропитанные жиром личинок шпажки, когда услышала у себя за спиной странный шум.
Она обернулась и увидела бледного мальчишку с красными волосами, прислонившегося к столбу чуть поодаль. С первого взгляда она определила, что он старше её; и, хоть его кости и выпирали из-под белой обтягивавшей его душекожи, мальчишка смотрелся выше и сильнее, чем она. В руке он держал чёрное копьё, направленное на Хепцибар, и когда заговорил, голос его прозвучал как гортанное рычание из глубины горла.
– Откуда вы взялись?
Глава тринадцатая
– Говорю, разве я не прав, Мика?
– Д-д… да, – неуверенно отозвался Мика, почесав за ухом. – А что? Я…
– Мика! – прикрикнул на него Илай, взяв за плечи и придвинувшись к нему лицом к лицу. – Тебе надо из этого выбираться.
Мика попробовал было отстраниться, но скалолаз держал его крепко. Его большие пальцы впились Мике в плечи.
– Ты змеелов, парень. Фракия – змеерод. Это ясно? Считай, тебе её только одолжили на время, а теперь Асиль вернулся и забрал своё. Вот и всё. Всё кончено. Она вернулась туда, где ей место, и если ты испытываешь к ней настоящие чувства, то должен радоваться за неё…
– Если! Илай, как вы можете в этом сомневаться?!
Скалолаз ослабил хватку и пристально посмотрел Мике в глаза.
– Тогда отпусти её, Мика, – прозвучал голос Илая уже мягче. – С благодарностью. Жизнь в зимнем укрытии была вообще не жизнью для Фракии. Ты и сам это видел.
Мика, склонив голову, изучал свои ботинки. Лицо у него пылало, кожа зудела.
– Теперь, – продолжал Илай, – под защитой своего белозмея Фракия будет в полном порядке. А вот мы нет, Мика. Совсем не в порядке. Если мы хотим дожить до оттепели, тебе придётся за уши вытянуть себя из этого уныния. Я не могу тащить тебя мёртвым грузом – не сейчас, когда нам предстоит такой путь. Как только мы выдвинемся, нам нельзя будет останавливаться – иначе мы погибнем. А я вовсе не собираюсь умирать… – Он замолчал; его бледно-голубые глаза сверлили Мику. – Ты понял, что я говорю?
Мика кивнул. Ещё несколько мгновений Илай смотрел на него, затем кивком указал на рюкзак кельда.
– Как я уже сказал, мы потеряли свои припасы. Но, по крайней мере, мы не пойдём совсем уж с пустыми руками.
Мика уставился на полупустой рюкзак, валявшийся между ними. Снег уже припорошил складки на змеиной коже. Мика поморщился.
– Сейчас не время брезговать, парень. Ему это всё уже без надобности.
Мика, присев, следил за тем, как Илай шарит рукой в рюкзаке кельда.
– Это пригодится. – Скалолаз выложил моток верёвки. – И это. Каменные шипы всегда нужны. И… – Тут он замер.
Мика уставился на рогатку, которую скалолаз сжимал в мозолистой руке, – рогатку, над которой он корпел столько долгих часов, вырезая её из кости-вилочки. Илай положил её на снег рядом со всем остальным. Затем – закупоренный сосуд с огненным маслом. Медный котелок. Измятую подзорную трубу Илая и пару его лучших ножей, а за ними – нож Мики. Илай усмехнулся.
– Похоже, этот кельд покопался в наших вещах раньше, чем мы – в его.
Скалолаз извлёк что-то, завёрнутое в вощеную бумагу. Затем ещё один свёрток и ещё. Там было мясо. Илай с мрачиным лицом положил свёртки на снег. За ними последовали другие вещи кельда. Бутылка кровавого мёда. Ловушки и удавки. Скрученная шкура серозмея…
– Думаю, это всё, – сказал Илай, выпрямляясь и вытряхивая рюкзак.
Что-то выпало из него с тихим стуком; Мика и Илай уставились на овальный медальон на короткой серебряной цепочке, лежавший в пыли свежего снега. Илай поднял его и неловко щёлкнул по застёжке ногтем. Крышка медальона откинулась. Внутри лежала косичка, заплетённая из трёх прядей, срезанных с разных голов. Одна прядь была чёрной и прямой, другая – рыжей и вьющейся, а третья, тоненькая и светлая, точно принадлежала ребёнку.
Мика уставился на тонкую косичку. На равнинах была такая традиция: родители переплетали свои волосы с прядью волос ребёнка в его первый день рождения.
– Интересно, у какого бедолаги он это отобрал. – Илай закрыл крышку, перевернул медальон и всмотрелся в витиеватые буквы, вырезанные на обратной стороне. – Хирам. Аня. Дарий, – он пожал плечами и надел цепочку себе на шею, – кто знает, может, удастся обменять его на что-то стоящее. Теперь давай соберём всё это, парень. Нам предстоит идти до захода солнца.
Илай принялся собирать снаряжение и запасы для их путешествия, складывая их обратно в рюкзак кельда. У Мики урчало в животе, и он, не задумываясь, поднял и развернул один из свёртков. Взял кусок вяленого мяса и поднёс было ко рту, но тут рука Илая выбила его прямо у Мики из-под носа.