Одно спасение у побежденных – не надеяться ни на какое спасение.
(Вергилий М. Публий )
Глава 1
Дороги – они как реки. А реки – они же как? То текут себе спокойно и мирно, величаво и полноводно, ну, или там – струятся проселками, едва слышно журчат тропинками. А то – застынут ледяным монолитом, а потом – как разольются, затапливая все обочины и луга окрест. Значит – весна. Значит, припекло, и сорвались все куда-то, очертя голову. А потом, когда уже совсем жарко станет, пересыхают реки. Некому течь по ним. Кто мог – утек, а кто не успел – высох, превратился в невидимый пар, дорога которому одна – в высокое и беспощадное небо.
1
Дорога была запружена стадом. Это его рев, звон колокольчиков, крики пастухов, слившиеся в единый поток звуков, слышали, бредя через снежную целину Ратомир с Бен-Салехом. И, услышав, радостно направились туда, устав пробираться через заснеженное бездорожье.
Коровы медленно и безучастно брели по дороге, подгоняемые криками и щелканьем длинных кнутов. В глазах их была печаль и нехорошие предчувствия. И, правда, что могло их ждать где-то там, вдали от теплого хлева, откуда их зачем-то выгнали ни свет, ни заря. И привязанные к шее ботала своим невеселым звоном говорили за них все, что, умей они говорить, сказали бы сами.
– Куда это они, в такую рань?
Бен-Салех промолчал. Во-первых, он не знал, во-вторых – не такая уж и рань, просто – зима. А зимой всегда долго не рассветает. А в-третьих, Бен-Салех устал. Сколько они уже на ногах?.. Прилечь бы. Перекусить и прилечь. Ну, ничего, теперь, когда вышли, наконец, на дорогу, уж как-нибудь добредут до постоялого двора. А там… Бен-Салех чувствовал, что может проспать сутки, хотя и понимал, что, скорее всего, заблуждается. Ну, какие сутки?..
– А нам в какую сторону идти-то? – Не унимался Ратомир.
Вопрос, кстати, был не праздный. Бен-Салех задумался, мысленно рисуя карту окрестностей и тот путь, что они по этим окрестностям проделали.
– Направо.
***
Как выяснилось, там, где кончалось стадо, там начинались люди. Людей было много, причем шли они, почему-то все в сторону, противоположную той, что наметил Бен-Салех. И, когда они с Ратомиром ступили, наконец, на твердое, утоптанное покрытие, идти им пришлось против течения. А течение несло мимо них повозки и телеги, тележки, толкаемые вручную и просто сгорбленные под тяжестью навьюченного на собственные спины барахла, фигуры. Как будто смытая бурным половодьем деревня плыла им навстречу, бесстыдно выставляя наружу интимные детали и подробности своего скромного быта.
Попытки завязать разговор с кем-нибудь из этого потока не увенчались успехом. От них просто отмахивались, кто раздраженно, кто устало. Многие просто не реагировали никак, продолжая по-коровьи тупо смотреть куда-то перед собой, куда-то вперед, куда-то в ту сторону, где, скорее всего, их никто не ждет, и где им вряд ли будут рады.
– Ладно, – махнул рукой Бен-Салех, – на постоялом дворе узнаем, что там такое…
Первый попавшийся им на дороге постоялый двор встретил их широко распахнутыми воротами во двор и зарытой дверью в дом, в которую обычно входили те, кто пришел пешком. Из ворот как раз выезжала до верха загруженная подвода, а дверь доской заколачивал какой-то мужик. Они подошли к нему.
– Закрываетесь? – Спросил Бен-Салех.
Мужик держал в губах гвозди и только кивнул, продолжая стучать молотком. Ратомир и Бен-Салех переглянулись и пошли к воротам. Во дворе оказалось сущее столпотворение. Из дома вытаскивали лавки и грузили на одну из подвод. Стояли еще не погруженные бочки, вероятно с пивом. На одной из них сидел человек. Он не бегал, не суетился, он молча смолил самокрутку, сплевывая на землю, и поглядывал по сторонам. Кажется, с ним можно было поговорить.
– День добрый, – сказал Бен-Салех, подходя к сидящему, – вы тут хозяин?
– Ну, я.
– Ну, тогда еще раз здравствуйте. Шли вот мы, шли, устали, ноги сбили, проголодались, думали у вас тут остановимся, отдохнем, перекусим. Ваше же заведение славится своим гостеприимством. Люди нам советовали. Да… Похоже, не выйдет, а?
– Да, куды ж тут… Вот же ж, какие дела. Съезжаем мы, видите. Вот сейчас последнее загрузим, да и того…
– А чего ж так? Конкуренты, что ли?
– Да какие конкуренты?! – Воскликнул хозяин. – Конкуренты! Попробовал бы кто!.. Живо бы ноги-то повыдергивали. Конкуренты… Тут не до конкуренции сейчас, живым бы остаться.
– Так что случилось-то, уважаемый?
– Вы что, не местные, что ли?
– Да говорю же, идем мы, издалека. Народ чего-то на дороге, правда… Что, случилось чего?
– Случилось. Войско идет. Не знаю – правда, нет, а говорят с ним сам царь. Идут и грабят. Все подчистую выметают, гады. Вот народ и того… спасается, кто как может. Постоялые дворы, говорят, по бревнышку разносят. Мало, говорят, что харчи все заготовленные забирают, так еще, говорят, и жгут. А то и вовсе жизни лишают. Народ, вообще, такие страхи рассказывает, не знаешь, верить, нет. Так что…
– А царь-то при чем? Он-то что там делает? Врут, поди…
– Да, может, и врут, только как дворец-то у него сгорел, то и куда ж ему деваться? Вот он, говорят, и бродит.
– Как – дворец? – Встрепенулся Ратомир.
– Да так, вы что?.. Совсем?.. Где это вас носило, что ничегошеньки не знаете. Сгорел дворец. И Миранда сгорела, чтоб ей… Так что и оттуда людишки разбегаются.
– Да-а, дела!.. – Протянул Бен-Салех, – а мы-то, как раз туда идем. Ну, может, у вас тут хоть полчасика посидеть где можно? Передохнуть, а?.. Пока грузитесь. Да и хоть чего-нибудь поесть, хоть в сухомятку. Деньги у нас есть, заплатили бы.
– Ладно, пошли.
Хозяин встал и потянулся.
Следом за ним они прошли через пустую кухню в зал без столов и лавок, и по скрипучей лестнице поднялись на антресоли, где были жилые комнаты для проезжающих. В одной из них и устроились на одной из двух, лишенных матрасов, кроватей. Хозяин спустился вниз и принес откуда-то, видать из дорожных припасов, завернутый в холстину окорок, каравай хлеба и кувшин пива. Бен-Салех достал ножик, и приступили к трапезе, к которой как-то само собой присоединился и хозяин. Так и сидели, жуя жесткое мясо и запивая пивом прямо из кувшина, пуская его по кругу.
Голодные гости насыщались молча, хозяин же ухитрялся при этом рассуждать.
– Конец, видать, Амирану пришел, – говорил он, – По всему – конец. Вон уже и горцы наши, хамадийцы, суки, зашевелились. Чуют, сволочи, что государству каюк. Их только слухи о войске останавливает, а то сейчас по всему тракту резня пошла бы. Хуремский эмират, слышно, уже войска собирает. Как снег сойдет, так они и полезут. И кто что сделает? А под эмиром жить – дураков нет. Уходить надо.
– А куда идти-то? – Поинтересовался Бен-Салех.
– Я лично на запад подамся, – ответил хозяин, – если уж все равно судьба кем-то завоеванным быть, пусть меня лучше арбокорцы завоюют, или Ледерландия – милое дело! Не то, что эти, из эмирата, ну их в задницу! Или еще из Ахалдакии черти узкоглазые. Не-е, я – на запад!
***
Когда они вышли, простившись с гостеприимным хозяином, уже совсем рассвело. Стоял чудный зимний день. Вернее, утро. Солнце еще карабкалось в зенит, но на небе не было ни облачка, все облака раздуло, размело ночным ветром, и на душе было бы совсем хорошо, если бы не было так погано.
– Вот же, скотина! – Ратомир вздохнул и глянул окрест. По дороге все так же тянулась вереница беженцев, выглядящих еще печальнее и безнадежнее в безразлично-веселом утреннем свете.
– Кто? – Не понял Бен-Салех.
– Хозяин, кто…
– А что такое? Тебе не понравился окорок? Вообще-то, правда, жестковат.
– Да причем тут!.. Как он спокойно говорил про этих, арбокорцев. Или ледерландцев. Все равно ему. Плевать, что… Я же говорю, скотина, предатель.
– Ух ты, раскипятился, – усмехнулся Бен-Салех, – подумаешь! Я, например, за свою жизнь знаешь, сколько стран поменял? И ничего. Человеку, знаешь ли, по большому счету абсолютно все равно, как называется то место, где он живет. Главное, чтобы жить давали. Ну, правда, возникает языковая проблема, но, если не лениться, за достаточно короткое время можно выучить любой язык. Хотя тебя я тоже понимаю. Лично тебе нигде не будет так хорошо, как было в родном дворце. Но дворец – ты же слышал, сгорел.
– Ладно, – прекратил дискуссию Ратомир, – пошли. Раз отец, как говорят, сам идет сюда, скоро мы его найдем.
Несмотря на свое высокое происхождение, Ратомир был всего лишь человек, а человеку свойственно ошибаться.
***
Этим же утром, и совсем недалеко отсюда, при выезде на тот же тракт, по которому сейчас шли Ратомир с Бен-Салехом, и вдоль которого, только им навстречу неторопливо двигалось воинство Бенедикта, остановился маленький обоз, в котором ехало семейство крайсов. Клавдий, всю ночь правивший передним фургоном, спал. Юма, его старшая жена, слезла на землю и пошла разведать обстановку. Обилие всякого транспорта, и даже идущих пешком, насторожило ее. Никогда такого не было. Тракт, конечно, оживленный, но это значит, что в полчаса три телеги туда-сюда проедут. А тут…
Крайсы народ особый, не чета нам, прочим всяким. То, что не получилось у Бен-Салеха, Юме было раз плюнуть. И скоро она знала все. Все, включая такие подробности, какие ни один очевидец не расскажет, а расскажет тот, кто слышал от тех, кто лично знает этого самого очевидца.
Юма вернулась и, растолкав недовольного Клавдия, стала толковать ему, что туда, куда они направлялись, ехать никак нельзя. Оттуда наоборот все удирают. Там идет огромное войско, пожирающее все на своем пути, словно туча саранчи – помнишь саранчу? Клавдий помнил саранчу. А те, оказывается, еще и людей едят – вот это уже вообще страх! А Миранда сгорела, совсем сгорела, одни головешки от столицы остались. И царский дворец сгорел. А царя эти, которые идут, захватили, и сейчас он у них, вроде как в плену. А зачем он им нужен – это ты уж у них сам спроси. Спроси, спроси, когда встретишь! А Миранду поджег страшный дракон. Все говорят, его там все видели. А если не бывает, значит и Миранда цела, и дворец, и царь на месте, и по дороге никто никуда не бежит. А ты сходи, сам посмотри, а потом и будешь говорить – не бывает!..
По всему выходило, что планы надо менять. Выезжать на тракт и толкаться там в общем потоке не хотелось. Подгорное, которое еще вчера проезжали, было, точно, не спокойно. Но и бежать никто там никуда не бежал. Так что, наверное, имело смысл развернуть оглобли, да и вернуться туда, а там уже и посмотреть, что дальше делать. У Клавдия возникла мысль пропустить мимо ту страшную саранчу, а потом боковыми дорогами, которые он хорошо знал, зайти ей в тыл, да пошарить хорошо в поспешно брошенных селениях. При такой панике все с собой не захватишь. Так что, если не быть дураком и не пугаться всяких бабьих сказок, можно очень неплохо поживиться. И без всякого вреда для здоровья.
А вообще, – думал Клавдий, – времена, похоже, наступают суровые. Сейчас народу не до ярмарок будет. Придется каким-то другим способом себе пищу добывать. Да и милостыню, когда такая кутерьма, кто подает? Так что, пожалуй, эта ночная находка станет бесполезной нахлебницей.
Ладно, сейчас-то он ее не выгонит, конечно, а вот в Подгорном, в Подгорном ее придется оставить. Пусть уж сама. Может, выживет…
2
Регентский совет Арбокорского королевства, образованный сразу после трагической гибели Его Величества Шварцебаппера, и правящий от имени его семилетнего наследника Альфреда, собрался, как это было заведено, в пятницу, в четыре часа пополудни в Малом зале собраний королевского дворца. Как всегда начало заседания почтил своим присутствием сам малолетний король в сопровождении королевы-матери Софронеи.
Взобравшийся с помощью специальных малозаметных ступенек в свое высокое кресло, стоящее в торце длинного стола, Альфред махнул ручкой, разрешая собравшимся сесть, и сел сам. Кресло его матери стояло тоже в торце, только противоположном. Кроме них в зале присутствовали: Первый Министр, господин Ханс Прюкенторф, Военный министр – маршал Газгольдер, Министр внутренних дел Карел Девони, Министр финансов Захариас, Начальник Собственной Его Величества канцелярии – Франк Бомм, Министр иностранных дел Зевс Моргалис, шеф информационного бюро, имени которого никто не знал по причине секретности, и отзывавшийся, когда его называли «господин Зет», и седой и сгорбленный девяностопятилетний Министр двора Фабрициус, переживший уже пятерых монархов, и приглашаемый на заседания в качестве некоего символа верности традициям. Фабрициус был почти глух, но, в то же время, исключительно вежлив, как и полагается человеку, отвечающему за церемониал. По причине глухоты он не слышал, о чем шла речь, вежливость же мешала ему переспрашивать. Поэтому он обычно сидел смирно, и о том, что все кончено и решено догадывался по тому, что все вставали и начинали расходиться.
Дождавшись, когда все усядутся и сделают соответствующие моменту выражения лиц, Прюкенторф встал и, с поклоном, обратился к государю:
– Ваше Величество, позвольте считать заседание Совета открытым.
Король милостиво кивнул.
– Ваше Величество, спешу сообщить, что ваше высочайшее повеление относительно покупки нового пони выполнено. Пони в конюшне и ждет вас. Это замечательное животное носит имя Ветерок. Я надеюсь, прогулки на нем доставят вам удовольствие.
У короля заблестели глаза, и он осчастливил собравшихся довольной улыбкой. От того, чтобы кричать и хлопать в ладоши от радости, его уже успели отучить. Поэтому он вел себя сдержанно, хотя и видно было, как не терпится ему убежать из этого унылого зала в манеж.
А Прюкенторф уже повернулся в другую сторону.
– Ваше Величество, – теперь он обращался к Софронее, – согласно вашему распоряжению мы отыскали мага и чудотворца Архимодуса. К глубокому нашему прискорбию выяснилось, что он недавно скончался. По совету ваших медиков и лекарей мы выписали из Ледерландии знаменитого травника по имени Каллистрат Омелик. Говорят, он творит чудеса, причем берет за них гораздо меньше, чем покойный Архимодус. Сэкономленные средства наш совет решил передать вам на обновление гардероба.
Королева поднялась. Невооруженным глазом видно было, как трудно ей это далось. Королева давно болела, но она была королева, и стоически несла свое тяжкое бремя. Она встала, и, оглядев присутствующих, произнесла:
– Благодарю. А теперь, с вашего позволения мы с Его Величеством вас покинем.
***
Ушла, грузно влача свое большое нездоровое тело, королева, ушел, четко печатая шаг по каменным плитам, юный король. Теперь можно было заняться государственными делами.
– Итак, – откашлявшись начал господин Первый Министр, – вы все, разумеется, помните, на чем мы расстались прошлый раз. Вы обещали подумать, подсобрать информации, проконсультироваться и сегодня высказать свое мнение. С этого и начнем. Может быть, кто-то хочет?..
Он помолчал, прислушиваясь к молчанию.
– Тогда, господин Захариас, попрошу. Финансы – первое дело. Поэтому, вам и первое слово.
– Ну, что же, – тщедушный Захариас отодвинул стул, но вставать не стал, а уселся свободнее. Здесь, в своем узком кругу, можно было вести себя достаточно раскованно. – Если не вдаваться в детали, и говорить на всем понятном языке, то, я думаю, положение в финансовой сфере, и так известно каждому. Я только напомню, что наш внешний долг приближается к шестистам миллионам, что почти вдвое превышает наш принятый годовой бюджет. Три четверти долга приходятся на Эрогению…
– Минутку! – Перебил его Министр иностранных дел. – Как это… У нас же…