– Почему ты приютил нас? – спросил тогда Беленир у хозяина.
– Заставили, мрази, – ответил злобно Бодин. – Домов-то в деревне толком не осталось: сплошь одна гниль да развалины. Никто не мог вас взять, и они заставили меня.
Тут где-то в другой комнате простонал Брисинор:
– Воды! Воды мне!
– Сейчас! – злобно рявкнул Бодин.
Беленир закрыл глаза, немного передохнул, а затем спросил у Всесвятлира, буйно стучавшего ногой по полу, видно от негодования:
– Чудище мертво? Повергли ли мы Горб Мосальный?
– Да! – с тяжестью в голосе ответствовал Всесвятлир, глядя в окно косящатое. – Мы одолели его, но Брисинор чуть от того не погиб… Да и самый богатый в селении дом мы развалили! – и гордый витязь усмехнулся. – Они сейчас пекутся больше о том доме, чем о павших товарищах. Их бедность сжирает их души. Но будь они побогаче, было бы и того хуже: золото в их руках бы зачерствело, и они умерли бы на золотом троне от голода, боясь потратить и полушки!
– Думаю, ты говоришь лишнее! – молвил Беленир. – Будь у них богатство, они бы его или растранжирили, или же просто жили бы так, как живут сейчас – мелочно и жадно, только в более богатый деревне с более богатыми домами.
Тут вошел Бодин, он странно посмотрел на двух витязей и посмеялся себе в бороду: на его лице была видна злая ухмылка. Но Беленир не хотел больше бороться с этим глупцом словами, потому ничего не сказал ему. Всесвятлир после того, как Бодин ушёл, посмеялся над его нечёсаной бородой и тупыми речами.
– Этот Бодин вдвое глупее всех остальных, – заметил Беленир. – Если те, как ты говоришь, пекутся о разрушенном доме, то этот горюет над новым счастьем. Пусть и омрачено оно смертями, но это счастье. Раньше они отдавали людей чуду на съедение и, как видно, не горевали, а теперь, когда кто-то погиб в битве, этот дурак недоволен.
– Пожалуй, лучше было бы для этих дураков-рыбарей, если они покинули бы это проклятое место, – сказал Всесвятлир. – Но слишком долго они жили здесь, пока запах протухшей рыбы не въелся в их души. Теперь они никчёмны! Глупцы слишком привыкли к этим хижинам и этому берегу, что не смогли бы оставить эти дома, даже если бы явился сюда Вадир-князь или благородный Митрапирн и сказал бы что даст каждому по новому дому в своих землях.
Спустя пару недель жизни в весьма негостеприимном доме, путники попросили у селян, чтобы те доставили их в Брегокрай. К тому времени Беленир оправился от борьбы с чудищем, а Брисинор уже почти выздоровел после ушибов и ран, полученных от чудища и от рухнувшего дома. Рыбаки, уже науськанные Бодиным, над ними посмеялись и лишь некоторые, видя, какой подвиг совершили витязи, им в этом не отказали. Ведь даже среди такого захудалого и видом, и духом народа находятся хорошие люди.
Такие добрые люди в благодарность за победу над чудищем и избавление их от кровавой дани, и решили доставить витязей туда, куда им надобно – в Брегокрай. Вскоре был снаряжён и корабль: ладья из крепкого дуба. Главой на ней стал один из рыбарей – Судак, человек бывалый, с загорелым лицом и мозолистыми руками.
Наконец настал день отплытия. До этого дня, скажу честно, Белениру и его друзьям жилось не очень хорошо. Их постоянно осыпали насмешками и недовольными речами, бранили и один раз даже собрались побить, но Всесвятлир всех разогнал своим мечом, а Судак топором. Как потом догадался Беленир, этим рыбакам заплатил Бодин, отдав им пару возов с рыбой. Ведь на следующий день несколько бочек исчезло с его двора. Кроме того, некоторых Бодин даже убедил, что чудище было посланником Государя Волн и наказывало за грехи, щадя праведных, и потому витязи совершили не подвиг, а богохульство.
Так вот, в день отплытия, когда корабль был готов, удальцы и добрые рыбаки, что были с ними, спустились на пляж. Тёплые волны достигли их ног и с отливом укатились в белопенное море. Тем временем на горизонте алом под крики чаек разгоралась заря и с запада веял бриз. Беленир, увидав этим утром морские красоты, почувствовал непреодолимую тягу к странствиям, захотел, чтобы ветер дул ему в лицо, чтобы шторм хлестал воду молниями прямо перед носом их корабля, чтобы в ладью бил град и чтобы его сердце упивалось грозой. Но затем он ощутил, что скоро удалится от земель родных, от своего дома и затосковал по своему краю. С небосвода горошинами полились капли: заморосил крупенистый дождь. Витязь оглянулся назад и увидел холмы крутые, на вышине которых, на травянистых лугах, стояла полуразрушенная деревня рыбаков – ее витязи уже успели возненавидеть. Справа и слева от деревни тянулись вниз крутые спуски к пляжу. То были поросшие мхом и кустарником дорожки из камней серых. Кое-где камни были так огромны, что для того, чтобы спуститься, надо было с них прыгать. Пляж же, к которому эти дорожки вели, распростирался длинной жёлто-золотистой полосой на север и юг, оканчиваясь где-то там, далеко-далеко. Эти места, пусть и жило здесь много глупых людей, были отчизной для витязей: эта была их земля.
– Пора в путь! – сказал, наконец, Всесвятлир Белениру, зазевавшемуся на пляже.
– Сейчас! – ответил Беленир. – Подожди, мы ведь уходим с родной земли!
Беленир еще некоторое время постоял на берегу, прощаясь с родиной, то глядя вдаль, то потупив взор в землю. Затем он вместе с Всесвятлиром и Брисинором взошел на судно, и корабль отбыл от берега.
Ладья была не очень большая: семь саженей в длину; но внушала своим видом доверие, ибо была крепка и прочна. На единственной мачте раздувался парус, наполненный могучим ветром. На нём не было никаких рисунков и узоров, какие бывают на боевых ладьях, ведь эта ладья ныне была рыбацкой.
– В прежние времена, – начал вдруг Судак, – этот корабль был боевым. И мне довелось даже быть в походе на нём. Ух, и славен был поход… Вон – в этом шлеме и с этим мечом я и побывал в нем, – и рыбак указал на шлем, лежавший на борту и меч, покоившийся в ножнах у него на поясе. – Сейчас уже ладью приспособили под рыбацкое ремесло. Но глядите: она осталась также стройна! Ух! Словно лебедь белокрылый рассекает она волны, взмучивает морскую пучину. Ух!
– Она и впрямь была боевой, – согласился Всесвятлир, знавший кое-какой толк в ладьях.
– Да, – согласился Беленир. – Вон и палатка осталась.
Вправду около мачты была сооружена палатка небольшая – такие в ту пору бывали только на боевых ладьях, ибо на ней были изображены сцены из жизни морских воинов и вольных рыбарей, а также смелых охотников. Все эти рисунки некогда были золотыми, но сейчас нити вышивки поблекли и уже не радовали взор. Беленир оглядел её и тут же заметил, что в ней кто-то есть.
– Бодин! – воскликнул он. – Он пробрался на корабль!
Судак и рыбаки выволокли спящего Бодина из палатки и разбудили его.
– Какого чёрта ты сюда явился, прохвост? – спросил его Судак.
– Не твоё дело, – ответил Бодин.
– Мы уже далековато от берега и возвращаться не будем, – молвил тогда Судак. – Выкинем его в море. Пусть идёт на корм подводным жителям!
– Нет, – прервал его Беленир. – Не стоит. Как никак, он нас приютил недавно. И может от него будет какой толк, – Бодин ухмыльнулся. – Но, если ты, пройдоха, что-то вычудишь, я тебя сам брошу в море и не пожалею об этом! – ухмылка сама собой исчезла, и толстяк замолк.
Ладья, тем временем, плыла на север. Навстречу дул суровый ветер, поэтому парус пришлось опустить и плыть на веслах. Тут рыбакам славным хорошо помогли Всесвятлир и Беленир (Брисинор ещё не совсем окреп после боя): они подналегли на весла длинные, когда некоторые из гребцов утомились. Бодин же вс ёвремя мешал кому-нибудь: донимал горемычных рыбарей или витязей, отчего получал от них пинков. Сам же он почти ничего не делал и отлёживался в палатке больше других. Всесвятлир подозревал, что он что-то задумал и постоянно за ним следил. Ему казалось к тому же, что этот рыбак сошёл с ума.
Ну а море было всё так же изменчиво, как его и описывают бывалые моряки: ветра дважды меняли свое направление, и приходилось то опускать парус, то поднимать его. Так прошло несколько дней, и каждый вечер витязи созерцали пляску бликов на водной глади, а вздымавшиеся волны светили им в очи золотистыми гребнями. Ночью же море белопенное было ещё красивее, чем во время царствования солнца: оно отражало мириады небесных звёзд, и иные отражения, казалось, разгорались ярче, чем их двойники на небе. Порой и серебряная луна смотрела вниз с вышины, освещая волны своим бледным сиянием. Утром же путников приветствовал новый рассвет, и порой Беленир даже вставал раньше обычного, чтобы его увидеть. Любовь к свету тогда была велика в народе Заповедья – арихейцы считали Солнце огнём Сварговита, небесного божества.
Берег песчаный был всё ещё виден. Ведь им не надо было отплывать очень далеко – они просто плыли вдоль знакомых земель до края берегинов. К тому же в те годы мореходы из Заповедного Края не решались ходить слишком далеко от берега, боясь потерять из глаз свою родину. Но им это можно простить, ибо они были не столь искусны, а их плавания обычно заканчивались простой рыбалкой. Иной народ был берегины, вот они плавали далеко и торговали даже с такими странами, о которых Беленир никогда даже не знавал. Но вернемся к путешествию.
В один день облака седые заволокли небо и случилась ужасная гроза. Ни с того ни с сего молнии разрезали воздух, послышался могучий гром. Беленир встал на носу ладьи и упоённо стал глядеть вдаль: как это было ни странно, он желал грозы. Крупный град раздернул воздух, стал бить по воде, тревожа морские волны. Белениру попало прямо по голове, и его сковала боль. Тотчас для него вокруг всё смолкло на несколько мгновений, и он увидел, как молния чуть не угодила в нос ладьи, ударивши в воду впереди корабля. Голова вскоре перестала болеть, и вместе с болью из неё ушла и охота до грозы.
– Ух, не выдержит ладья, развалится негодная! – вскрикнул Судак, держа в руке весло рулевое, тут в весло угодила градина и разбила его в щепки – давно не было такого крупного града. – Весло сломано! – добавил Судак. – Подгнило наверно. Несите запасное!
Мореходы побежали за запасным рулевым веслом, но не нашли его.
– Нет весла!
– Как нет? – удивился Судак, надев свой шлем. – Поищите ещё.
– Нету!
Судак глянул на Бодина: тот корчил из себя невинного. Видно, он и выбросил запасное весло.
– Теперь мы не можем управлять ладьей! – воскликнул Судак, в замешательстве позабыв, что судно можно развернуть без рулевого весла. – Точно разобьёмся!
Воины, с трудом противясь буйному ветру, прошли к палатке, взмокшей от дождя и порванной кое-где градом, и вошли в неё – в ней лежали их шлемы и их они как раз и надели, чтобы уберечь головы. Было слышно, как сильно бьются три сердца. Ведь страх подогревал души воинов. А куда без страха? Неужто, вы думали, что витязи бесстрашны?
– Что будем делать? – спросил Всесвятлир. – Мы утонем, если будем сидеть сложа руки!
– Надо прыгать в море и самим плыть к берегу! – пробормотал Брисинор. – Иного выхода нет!
– Всегда есть иной выход! – сказал Беленир. – Надо снять паруси на веслах идти к земле.
– Но рулевое весло сломано, – напомнил Всесвятлир. – Мы не сможем развернуть корабль.
– Тогда нужен другой выход! – изрёк Беленир. – Иначе зачем мы шли в путь, если погибнем в волнах, даже не раздобыв коня?
– Хотя можно попробовать развернуть судно без рулевого весла! – догадался, наконец, Всесвятлир. – Надо просто ослабить греблю с правого борта. Пойду скажу Судаку. Странно, что он сам не додумался.
Буря, тем временем, заметно усилилась и свистала так, что уши глохли. Молнии и зарницы стали сверкать так часто, что в глазах всё вокруг блекло. И ветер сдувал людей к бортам, будто пытаясь сбросить их с корабля и накормить бушующую пучину, а волны широкошумными валами набрасывались на судно, и оно колебалось под их натиском, словно утлая лодка. Три вала один за другим накатились на ладью, словно грозные кони морского царя, едва не опрокинув ее в пучину. Судак по совету Всесвятлира меж тем уже пытался развернуть судно к земле без рулевого весла – скал на берегу как раз не было. Но пока это плохо получалось из-за страха и путаницы, что царили на корабле, и из-за неумелости рыбаков. Бодин же бегал по судну и выкрикивал:
– Это из-за них мы погибнем, море жаждет их крови, сбросим их в воду, тогда буря утихнет! – но никто не обращал на него внимания – видно, он и вправду тронулся умом. – Государь Волн заберет нас всех на дно! За то, что они убили его сына!
Когда же буря стала завывать самым отчаянным воем, Бодин взял молот, бывший на судне, и стал пробивать им дно ладьи. Удар за ударом он приближался к своей цели, и никто этого не видел. Но вот заметил это Всесвятлир и прыгнул с разбега, и сшиб его с ног. Завязалась драка, которую в смятении никто не увидел, и Бодин, как оказалось, был весьма силен, пусть и толст. Он почти одолел Всесвятлира и уже стал душить его своими короткими жирными пальцами. Ветер выл, и дождь хлестал, молнии кричали в поднебесье. Но вот гордый удалец собрал все свои силы и одним могучим ударом вырубил Бодина и сбросил с себя его грузное тело.
Но паршивец успел пробить дно, немного, но успел. Вода неспешным потоком стала затекать в судно. Рыбаки совсем растерялись и перестали слушать голос Судака, который пытался направить ладью к берегу. Все стали затыкать дырку чем попало, но не получалось. Воды затекало всё больше и больше. Так быи погибли люди в глубоком море, в пучине безмерной, но Беленир придумал кое-что. Пока он думал, ладья наполнилась водой по щиколотки, а его соратники почти потеряли надежду. И вот Беленир с важным видом провозгласил:
– Несите хлеб добротный, мните его и заткните им дыру! – это странное решение было пока единственным, что могло спасти тонущий корабль.
Рыбаки рванули к мешкам с хлебом и стали мять его, что было довольно трудно. Ведь ветер могучий всё дул, а буря свистала, и молнии сверкающими копьями обрушивались то в море, то на берег, смутно видневшийся вдали на востоке. И, хотя град прекратился, но даже без него дело это было не из легких. Но люди справились со своим заданием: они размяли хлеб ржаной и вручили его Белениру. Корабль меж тем ещё более наполнился водою. Но славный Беленир всё равно смог заткнуть пробоину куском размятого хлеба, что тоже было не так-то и просто. Вода, наконец, перестала затекать. Молодцы щитами и шлемами вычерпали воду, бывшую на судне, и радостно вздохнули. Так и был спасён корабль. Но буря продолжалась, все более и более она усиливалась, и никто не знал, как можно с ней совладать. И взмолился Судак:
– Ух! Боже морской, хозяин приливов и отливов, государь под водой, и ты, Стриор, владыка молний, небесный ковач, богатырь рыжебородый! Помогите нам: умерьте гнев грозы и бури, спасите нашу ладью крепкодубовую!
Беленир же лишь надеялся. Век живи – век надейся, как говорит пословица. И надежда никогда не затухала в сердце Беленира. Он не молился сейчас. «Это не поможет», – думал он, вспоминая о своём крае, о доме, даже об отце, которого никогда не знал и который сгинул в морской пучине и о многом другом. И так много было мыслей в его голове, что он сам потом не смог все их вспомнить. Однако, никакие воспоминания, никакие мысли не вогнали его в отчаяние.
После мольбы Судака ничего не произошло, и дикая буря мотала корабль по шумным волнам ещё несколько часов. Но он не разбился, не потонул. Судак же, как ни старался заставить рыбаков налечь на вёсла, ничего не смог сделать. Ведь половина рыбаков валялась побитая градом, слава богам, что не насмерть, а другие обессилели да и страх сковал их умы. Так что на вёсла пришлось налечь самому Судаку и витязям: град не повредил их головы. Им-то и удалось направить ладью на верный путь. Однако, после буря утихла, а ветер умерил свой пыл. Потухли огненные стрелы молний, умолкли раскаты грома. И сердца Беленира и всех, бывших на корабле, тоже умерили свой бой. И как только гроза совсем утихла, все легли спать: так утомились наши мореходы. Лишь немногие остались следить за берегом, от которого их отнесло: мало ли ладья удалиться от него; и за беспамятным Бодином: мало ли опять учудит что-нибудь.
Беленир спал как будто впервые за всю жизнь или будто хотел выспаться за всё будущее житьё. Во сне он ничего не слышали не ощущал, даже того, как уже проснувшиеся рыбари ходили около палатки, во весь голос сетуя на побитые головы и спины. Зато, пока витязь спал, он видел чудесные сновидения. Виделось ему, будто он встретился с богами. И они говорили с ним: рекли мудрость из своих уст сладкоречивых, голос их при этом был так прекрасен и велик, что проникал в самое сердце. Как мелодичные звуки срываются со златых струн арфы и образуют музыку, так слова слетали с языка богов и соединялись, сплетались невообразимыми предложениями в единую и цельную песнь. Но во сне Беленир не понимал, что они поют или не хотел понимать. Для него важна была лишь красота. Но вместе с услышанными во сне звуками и песнями в сердце его влилось много того, чего там прежде не было или что улетучилось оттуда со временем. Он понял, что ему ни к чему золото Митрапирна за свои труды, что награда его гораздо выше – спасение народа, долгая слава и сила в своём сердце, настоящая сила, а не глупости, какие обычно выдумывают. Такая сила, которая делает труса отважным, а витязя великим, которая словно ручей чистый бьёт изнутри и освежает душу, которая возносит человека. И вдруг Беленир почувствовал жжение у себя в груди, словно сердце переполнилось до краев, и тут он проснулся.