Мила закричала. Если бы не присутствие посторонних – неизвестно, чем бы все закончилось. Полицейские скрутили и увели буяна. Старший инспектор скинул на сервер отделения видеозапись инцидента, что немедленно запустило судебный процесс.
Рихард пришел в сознание, но пребывал в ступоре, оглядывая окружающих странным взглядом. В момент, когда он открыл глаза и увидел над собой плачущую Милу, на его лице отразились испуг, а следом непонимание, затем все поглотила маска безразличия. Такого выражения на лице Рихарда она ни разу не видела, и ей сделалось страшно.
Спустя несколько минут прилетела авиетка с медицинской бригадой. Рихард по-прежнему не реагировал на окружающее – смотрел в потолок и молчал. Врач проверил реакцию зрачков на свет и спросил: «Как ваше имя?» Рихард перевел на него тусклый взгляд, губы разомкнулись: «Айййв…» – Едва различимый звук слился с выдохом.
– Ему больно! – всхлипнула Мила. – Его зовут Рихард. Рихард Сваровски.
В больнице констатировали сотрясение мозга. Рихард остался лежать в палате, прикрыв глаза, безучастный ко всему. Когда закончилось время посещений, Милу вежливо попросили покинуть отделение и предложили прийти завтра.
Она прилетела домой, вышла из авиетки и, ломая пальцы, долго стояла посреди лужайки, борясь с желанием вернуться в больницу.
На следующее утро Мила тихо рыдала на кухне, грызя носовой платок и проклиная Дэна. Термопакет с маковыми рулетами лежал перед ней на столе. Мила испекла их для Рихарда.
Только одно согревало ей душу: Дэн схлопотал срок. Миле с трудом верилось, что исправительные работы его образумят, но ее защитили власти, и это для нее оказалось важным.
Наплакавшись вдоволь, Мила встала из-за стола, сходила в ванную, привела себя в порядок и сказала:
– Экс-Ти, соедини с Рихардом.
Но Рихард не отвечал. Его миником сообщил, что «абонент наложил запрет на все вызовы». Что это могло означать?
Мила немедленно связалась с отделением больницы. Приятный женский голос сообщил ей, что Рихард Сваровски выписан еще вчера, и тут же отключился.
Вчера?
Мила заходила по комнате. Последние четыре с половиной месяца Рихард жил у нее и даже часть вещей перевез из своей маленькой квартирки в многоэтажном доме в центре, включая все самое необходимое. Почему он поздно вечером отправился к себе вместо того, чтобы позвонить ей и сообщить, что его выписали? Разве он мог так быстро выздороветь? Нет, что-то здесь не так!
«Мерзавец Дэн», – думала Мила. Да и сама она хороша. Почему все это время молчала, не рассказала Рихарду, что бывший муж ее по-прежнему преследует? Что же теперь делать?
Миником в квартире Рихарда тоже не отвечал. Можно было бы позвонить на работу, но Мила не знала номера. В Никте столько фирм по обеспечению спутниковой связи, что искать наугад было просто бессмысленно.
День она провела в тревоге, и постепенно напряжение, в котором находилась Мила, стало переходить в отчаяние.
Она попыталась поработать в цветнике, но, сломав две орхидеи, расплакалась и, зашвырнув лопатку и перчатки в ящик с инструментами, вернулась в дом. Приняв душ, Мила легла на кровать, включила головид и под его бормотание забылась беспокойным сном, а, когда проснулась, было пять часов вечера, и солнце било в окно.
На экране мелькала улыбающаяся физиономия Ремо. Он вскидывал руки, и зал вторил ему:
– Экс-Ти, шторы, – скомандовала Мила. Голос от слез и сна охрип, и программа не распознала его, поэтому команду пришлось повторить еще раз.
Поднявшись, Мила побрела на кухню, приготовила ужин, зажгла свечи, включила тихую музыку и занялась своим туалетом. «Рихард придет, – сказала она себе. – После работы он мог задержаться, снова слетать в больницу, например».
Мила уселась в кресло. В груди постепенно образовывался холодный ком, от которого было трудно дышать. Время текло медленно, стало невероятно вязким. Ужин давно остыл, свечи оплыли, а Мила сидела и смотрела на входную дверь.
Далеко за полночь дверь, будто бы вняв ее молитвам, распахнулась. Рихард вошел и мрачно посмотрел на Милу. Она поднялась ему навстречу, хотела заговорить, но слова застряли в горле.
Мужчина, стоявший перед ней, казался чужим. Он закрыл входную дверь и быстрым шагом приблизился. Внутри у Милы похолодело. Рот Рихарда был плотно сжат, скулы заострились, глаза смотрели презрительно. Рихард неторопливо запустил пальцы в ее волосы, крепко захватил их в кулак, приблизил ее лицо к своему.
– Ненавижу тебя, тварь! Если бы не твоя волчья тоска я был бы уже за тысячу километров от этого проклятого города.
Мила была потрясена и не верила своим ушам и глазам. Лицо вчерашнего любимого искажала злоба.
– Я не понимаю, Рихард, что происходит? – столбенея от ужаса, прошептала она.
– Я не Рихард! – прорычал он прямо ей в ухо. – Меня зовут Айвен Смит.
– Н-не понимаю… – Милу затрясло как в лихорадке.
– В наших черепках биосиверы! Вот, что происходит, тупая идиотка! Мы настроены друг на друга.
– Какие биосиверы? – Она попыталась вырваться, но крепкая рука Смита еще сильней вцепилась в волосы. – Я не ставила никаких биосиверов…
Смит швырнул женщину на пол и присел перед ней на корточки. Он долго, не мигая, смотрел на нее и, наконец, сказал:
– У меня деловое предложение, подружка. Мне не следует светиться, иначе бы я непременно тебя прирезал. Ты забудешь о существовании Рихарда Сваровски. Ты никогда не станешь мечтать о его возвращении, как делала сегодня.
– Не понимаю… – снова прошептала Мила и тут же получила пощечину, от которой зазвенело в ушах.
Схватившись за щеку, женщина попыталась отползти подальше от ненормального.
– Ты спятил! – закричала она. – Я сейчас же вызову полицию!
– Ах ты, маленькая развратная дрянь! – Цепкие пальцы схватили ее за запястье. Вмиг лже-Рихард оказался сверху, опрокинув Милу на лопатки и прижав ее так, что она едва могла пошевелиться.
– Пусти… – задыхаясь, простонала она.
– Если ты попытаешься вызвать полицию, мне придется взять тебя в заложницы. Тогда твоя дальнейшая судьба будет зависеть только от случайности.
Мила хотела что-то сказать, но из груди вырвались только бессильные рыдания.
– Заткнись, – спокойно сказал он. – Или я снова ударю.
– Не надо… – Она прикусила губу. – Я не буду… Я только хочу уточнить… Насчет биосиверов…
Лже-Рихард подержал Милу еще с минуту, внимательно изучая ее чужим, холодным взглядом, от которого хотелось выть.
– Что ты хочешь знать? – наконец спросил он, отстраняясь.
Мила тут же забилась в дальний угол, схватила с пола пуфик и, прикрывшись им для надежности, проговорила:
– По возможности… все. Что именно произошло?
Лицо лже-Рихарда вновь перекосилось от ненависти, и Мила вся сжалась.
– Счастливая семья. – Смит встал, пересел в кресло.
– Что? – не поняла Мила.
– Центр «Счастливая семья». Помнишь его? – Смит закинул ногу на ногу, достал из кармана рубашки пачку сигарет, закурил.
– Ты ведь не куришь, – пробормотала Мила.
– Это твой Рихард не курил, – отозвался Смит. – Мой биосивер вот здесь. – Он постучал себя пальцем по лбу. – А о твоем мне мало что известно, кроме того, что он существует.
Первый шок Милы прошел, и она начала соображать лучше.
– Это началось после того, как ты ударился головой?
– Сообразительная. – Смит затушил сигарету о подлокотник кресла и сплюнул на пол.
Он посидел еще несколько секунд, словно размышляя, не лучше ли будет ее все-таки прикончить. Потом поднялся, погрозил пальцем, приложил его к губам, призывая к молчанию, и вдруг резким движением провел по горлу. Вышел он также быстро, как и вошел.
Мила некоторое время сидела на полу в обнимку с пуфиком. Ей все еще не верилось, что это не сон.
– Экс-Ти, запереть двери! – вскрикнула она, выйдя из оцепенения.
Бессмысленное действо, ведь Смит ушел. Он хотел уйти, уехать, исчезнуть из ее жизни, а она каким-то образом ему мешала.
– Проклятье! – прошептала Мила. – Как я вляпалась в это дерьмо?
Рухнула идиллия, как карточный домик. Такая красивая любовь просто не могла быть настоящей, такое понимание, предвосхищение желаний – просто считывание мыслей. Дорогое удовольствие, предоставленное даром… За какие спрашивается заслуги? Ох, нет, надо после обо всем этом подумать. Сейчас она просто посидит здесь и порыдает. А если этот дурацкий биосивер снова заработает и Смиту придется возвратиться? Тогда он непременно ее прикончит.
Мила откинула пуфик, осторожно ощупала голову. Затем поднялась с пола, направилась к зеркалу.
– Экс-Ти! Звукоизоляцию на максимум! – на ходу сказала она. – Чтоб ты сдох, Смит! Чтоб тебя!.. Чтоб!..
Можно было пройтись и на свой счет: «Дура! Идиотка! Понесло тебя личную жизнь устраивать!» Но поругать себя она еще успеет, а за пережитый испуг причиталось этому Смиту. Да кто он вообще такой?! И куда более неприятный вопрос: «Почему он такой?» О вариантах ответа не хотелось даже думать.
Мила остановилась возле зеркала и, подобрав волосы, долго изучала свою голову и бормотала: «Не делала я ничего такого, не может этого быть». Звонок прервал это занятие, и ледяная волна ужаса вновь пробежала по телу.
– Выключить свет, – прошептала она. – Сделать входную дверь прозрачной.
Представшая картина не предвещала ничего хорошего. Смит еле стоял на подгибающихся, дрожащих ногах, упершись лбом в дверь и, не переставая, трезвонил.
– Отключить звукоизоляцию, – приказала Мила. – Я все тебе выскажу, засранец, через закрытую дверь.
Уверенным шагом приблизившись к разделявшей их преграде, Мила ощутила, что сама готова убить самозванца, и, расправившись с ним, отправиться крушить здание центра «Счастливая семья».
– Чего тебе?!
– Н-не д-думал, что так выйдет. Задыхаюсь…
– Какого черта ты вернулся?
– Я не смог уйти.
– Что ты мелешь? Ты собирался меня убить пять минут назад!
– Не знаю, что произошло… Короткое замыкание… Что-то там не так, в голове. Я хотел просто припугнуть тебя и уехать, но… М-м-м… Не могу дышать…
– Даже если у тебя случится сердечный приступ, я не открою, – предупредила Мила. – Мне психопаты в доме не нужны.
Мужчина бледнел на глазах. Что-то в нем напомнило того прежнего Рихарда, которого она когда-то встретила на лестнице «Счастливой семьи».
«Такое ведь не сыграешь», – подумала Мила. Действительно, зачем бы ему возвращаться? Поколебавшись немного, она снизошла до жалости к страдальцу, который вдруг лишился чувств. Мила с недоверием посмотрела на распростертое тело.
– Экс-Ти, просканируй посетителя, – сказала она.
– Необходима срочная медицинская помощь, – мгновенно отрапортовала машина. – Вызвать бригаду медиков?
– Нет! Стоп! Отменить! Я сама окажу ему помощь.
Мила с опаской приоткрыла дверь. Смит лежал неподвижно, и казалось, не дышал.
– Горе-маньяк, – прошипела она раздосадовано. Мила нагнулась и, схватив Смита за рубашку, с трудом заволокла его в дом.
Что же теперь? Не долго думая, она принесла несколько простыней и связала бывшего любовника. Удостоверившись, что вырваться Смиту будет непросто, Мила сходила за аптечкой, достала нашатырь и сунула ему под нос.
Мужчина дернулся всем телом, открыл глаза, обвел помещение безумным взглядом и уставился на нее.
– Полицию вызвала? – хрипло осведомился он.
– Нет.
– Почему?
– Ты дорог мне, как память. – Мила улыбнулась.
– И что? Сделаешь из меня мумию?
– Размышляю над этим. – Она смаковала каждое слово, стараясь показать, что теперь настала ее очередь «восседать сверху» и уповая на то, что храбрость – это всего лишь умение бояться так, чтобы этого никто не заметил.
– Мне надо в туалет…
– Твои проблемы.
– Твой ковер, – Смит пожал плечами, насколько позволяли путы.
Мила не подала вида, что ее что-то беспокоит. На самом деле, она не знала, как поступить и не понимала, почему не вызвала полицию.
– Так мы ни к чему не придем. Ответь мне на один вопрос… Ты преступник?
Смит ухмыльнулся.
– Стало быть, ты связала меня для того, чтобы поглумиться? Меня этим не проймешь. Я ко всякому привык.
– Отвечай на мой вопрос! Ты преступник?
Он отрицательно мотнул головой:
– Нет, я не преступник. Я хочу уйти от тебя, но что-то не пускает. Ноги подкашиваются.
Мила недоверчиво фыркнула.
– Экс-Ти, датчики нервных импульсов, – сказала она.
– Какого же черта спрашиваешь, если мой ответ тебя не интересует, – проворчал Смит.
– И вывести диаграмму на экран. Ты уж не обессудь, Айвен Смит, – или как там тебя? Оборудование у меня устаревшее, но работает исправно.
Мила закрепила датчики.
Смит покачал головой:
– Докатились. Теперь у них камера для допросов в каждом доме.
Мила удивленно подняла брови.
– Ты говоришь странные вещи, но, потратив немного сил и времени, мы во всем разберемся. Вот теперь побеседуем.
Смит больше не пугал ее. Она удобно устроилась на диване, приготовившись извлечь всю правду из человека, замотанного в простыни. Итак, первый вопрос.
– Кто такой Айвен Смит, и откуда он взялся?
– Это два вопроса. Айвен Смит – это я, и мне нужно в туалет.
– Я давно собиралась избавиться от этого ковра, он мне поднадоел. – Мила положила ногу на ногу и скрестила на груди руки.
– Не знал, что ты профессиональный палач, – заметил Айвен.
– Спасибо. А теперь жду ответа на заданные вопросы.
Айвен понаблюдал за покачиванием ее ноги и опустил глаза.
Многое припоминалось отчетливо, но в большинстве случаев картинки проступали неполными и какими-то смазанными. Искусственная память вносила искажения.
Шла вторая земная неделя вынужденного пребывания «Картхорс» на орбите Терры-два. Причину задержки так толком и не объяснили. Подполковник Аткинсон, исполняющий обязанности командира, время от времени переругивался с местными властями, грозясь сбросить груз, предназначенный для Терры-два, в открытый космос и отчалить, во избежание нарушения сроков поставок другим адресатам.
– Не выношу бездействия! – ярился он. – Лучше бы и не выходил из криосна!
Только на третьей неделе ситуация прояснилась. Объявленный карантин внес разнообразие в их монотонную жизнь, но положение быстро перестало забавлять членов команды, которых увешали датчиками. Медики в полной защитной экипировке каждые трое суток исправно появлялись на борту и брали всевозможные анализы. Неудивительно, что команда начала роптать.
Бактерия, как говорили, родилась на Земле. Там уже вовсю бушевала эпидемия. Сотни кораблей, успевших зачерпнуть смертельной заразы, разносили ее по космическому пространству, грозя инфицировать Терры. Ученые не знали, как справиться с бактерией. Судьбы землян теперь зависели от силы их собственных организмов и резолюции, которую должна была вынести ООН по отношению к зараженным. Все с напряжением следили за новостями.
Первым на «Картхорс» умер Корнелий Холаскас. Тот день ничем не отличался от предыдущих, которые они бесплодно просиживали на орбите, но именно он положил начало череде страшных смертей. Команды медиков теперь непрерывно дежурили на борту, сменяя одна другую, но их уколы и снадобья не приносили ни облегчения, ни, тем более, исцеления. Липкими, холодными лапами ужас охватил души и сердца людей, запертых в смертельной ловушке. Тони Портмен покончил жизнь самоубийством, насмотревшись на муки умиравших товарищей и не желая испытывать подобное на собственной шкуре. Две трети экипажа в течение четырех дней ушли в небытие. Оставшиеся понимали, что их ожидает та же участь. Люди больше не устраивали истерик, не требовали выпустить их из камеры смерти, в которую превратился корабль. Все пребывали в состоянии отупения и заторможенности, вероятно, от количества принимаемых лекарств. Устав от бунтов, медики наверняка стали применять лошадиные дозы транквилизаторов. Остатки некогда дружного экипажа сидели в кают-компании и ждали своего последнего гостя – смерти. У людей не было ни сил, ни желания расходиться по каютам, где их встречали молчаливым укором осиротевшие койки их недавних товарищей.