– Каждый Охотник Желает Знать, Где Сидит Фламинго – Черная Грудка – Розовая Спинка… Как красиво!
Грудная клетка Ивана вздымалась, вдыхая свежайший горный воздух, ноги сорвались с места, не в силах сопротивляться одолевшим чувствам.
– Эге-гей-го! Хорошо-то как!
Полный неведомых доселе сил, он помчался по ромашковому полю, срывая по пути пушистые цветы с желтыми серединками и белыми лапками.
– Любит – не любит, – загадочно размышлял он, отрывая на бегу лепесточки и игриво покусывая стебельки. В голове его при этом вставал образ жены Марьи – тонкой, словно тростиночка, в купальнике с двумя веревочками вместо метрового куска ткани, с непристойным сиянием в некогда оленьих, а ныне свинячьих глазках. Внезапно он чувствовал себя таким влюбленным! Ведь была же она когда-то красавицей, да еще и такой сексапильной! И так, размышляя о внезапно свалившемся на него счастье, Иван на полном ходу врезался лбом в дуб. Скукин упал, повертел головой, потер ладонью шишку. Двойное изображение в глазах начало понемногу сходиться, и многовековой сказочный дуб с цепью и ученым котом трансформировался в толстую плохо пахнущую ногу Огнеблюя. Сложив руки, Змей наблюдал за гостем с любопытством, поочередно склоняя то одну, то другую голову. Стайка карликов – оглоедов, раскрыв рот от изумления, уставилась на Ивана. Женщины прикрывали руками глаза детей, но те вставали на цыпочки и выглядывали через крохотные оглоедовые ладошки.
Слесарь осмотрел себя. Из ладоней на него с непередаваемым ужасом взирали уродливые серые колючки, которые лишь молчаливо моргали, пока Иван вытаскивал изо рта одну из них, больно отдирая ее из неба. Вряд ли кто-то трогал этих «красавиц» за всю их злобную цветочную жизнь. С отвращением он выбросил «букетик» на землю, но одна колючка прочно впилась в ладонь, все еще отказываясь верить, что все-таки гадалка окончилась на «не любит».
– Што шдешь проишходит?! – то ли от зелья, то ли от укола ядовитых колючек язык Ивана распух и упорно сопротивлялся четкой артикуляции.
– Мда, нельзя тебе пить, – покачалась Правая Голова, задумчиво жуя хворостинку, которая, если присмотреться, была не хворостинкой вовсе, а молодой березкой. Ну совсем как Алексей Николаевич с зубочисткой.
– Дело не во мне, а в шелье, – возмутился Иван, – говорил ше нельшя мне пить.
– Бегал тут два часа, как ошпаренный, рвал колючки, откусывал их головки и орал «любит – не любит», – неодобрительно фыркнула Центральная Голова и тут же добавила в сторону хихикающих оглоедов, – а ну брысь!
– Два чаша?! – не поверил своим ушам Иван, ведь по его ощущениям эйфория длилась не более пяти минут. – Огнеблюй, а не поделишья решептом?
***
Час спустя Иван уютно расположился под деревом и вел мирную беседу сразу с тремя головами Огнеблюя, каждой из которой уже успел составить психологический портрет. Все они наглядно демонстрировали двуличную натуру его начальника плюс одна скрытая, самая мрачная сущность, известная далеко не всем. Первая, Правая Голова оказалась редкостной тупицей и поклонницей всякого рода веселья. Из тех, что заманит тебя в душевную беседу, а потом попросит объяснить своей подруге, что этот бюстгальтер принадлежит твоей жене и совершенно случайно оказался в ящике начальника. А дальше все по одной схеме:
«Как попал? Неизвестно. Ну да каюсь, приводил горячо любимую супругу… Размер маловат? Ну может и не супругу… Что значит, позвонишь супруге?! Алексей Николаевич, выручай!»
«Ага, набедокурил, а я его выручай!» – и, взяв возлюбленную под руку, такой тип отправится прочь, громко перефыркиваясь с ней, мол, как можно быть столь бездушной тварью? Жена ему двух детей родила, да молодость отдала, а он с молодухой в его, начальника, кабинете резвится! Хорошо, что он, Алексей Николаевич, совсем не такой.
Средняя (Центральная) Голова постоянно включала режим «начальника»: я главная и знаю все лучше всех. Не прекращая, развешивала оплеухи то Правой, то Левой башке и ратовала за справедливость. Хотя эта самая пресловутая справедливость была в ее понимании весьма специфической и абсолютно ненужной, если не приносила пользу самому Огнеблюю.
Левая Голова была просто подлой и вредной: она не хотела работать и оставаться крайней левой головой. И все-таки оставалась, за что, не переставая, получала по той самой голове от «начальника» – Центральной Башки.
– Ну и что там у вас, Иван, с экономикой? – головы уже порядочно подвыпили и многие слова растягивали нараспев.
– Плохо с экономикой. Цены на нефть растут, а вместе с ними и на продукты, и на недвижимость, и на носки, – сокрушался слесарь.
– Иди ты? – искренне изумился Правый. – А как же обратно пропорциональный закон «нефть – носки»? Каждый дурак у нас в школе проходит. Вторая глава после закона «Сброс рождает извержение».
– Ты хотел сказать, «спрос рождает предложение»? – тактично поправил Иван.
– И откуда вы, умники такие, беретесь? – раздраженно зашипел Центральный. – И ежу понятно: сбросит ведьма в кратер мусор, и вулкан сразу извергается. Самоочищается, так сказать. Чтобы свалку не разводили, и баланс экологический сохранялся.
– А у меня все страна – большая свалка, – вздохнул Иван, – у нас такой закон не действует. У нас вообще никакие законы не действуют.
– Мракобесие какое, – сочувственно выдавила Центральная Голова, – нельзя тебе обратно. Оставайся здесь, где царит закон и порядок. А кто у вас там главный?
– Да лет уж 20 как один и тот же.
– Ну хоть какая-то стабильность, – похвалил Огнеблюй.
– Вот только не хочу я здесь оставаться, – спохватился Иван, – у меня дома…
И вправду, что? Толстая жена и двое невыносимых детей? Дочь тычет без конца в телефон и мечтает стать в будущем звездой Инстаграмма. Сын в свои шесть лет уже причислил себя к хиппи: перестал мыться и объявил бойкот родителям. Отныне, де, он не будет есть, ложиться спать, чистить зубы и прибираться в своей комнате по их, родителей, указанию. Да и вообще не будет. Не потому что он, их сын, плохой, а потому, что он хиппи. Значит, так надо. Примите и смиритесь.
Ко всему прочему добавляется ненавистная работа, ипотека под 13% (и как Иван умудрился взять кредит на свою двухкомнатную хрущевку под такой огромный процент?), сварливая теща, по габаритам превышающая его необъятную супругу в два раза, и, ко всему прочему, аллергия на серого жирного кота, который периодически гадит в его, Ивана, тапки, и строит при этом такую невинную морду, словно это дело рук (или чего другого) самого хозяина.
– Тошно мне без родины, – признался Иван и в изумлении зажал рот руками. Вот так новость! Всю жизнь он мечтал вырваться из этого болота, даже чуть не утопился в луже. И вдруг тошно ему! Видано ли дело?! Может быть, в нем все еще играет сказочное зелье?
– А с медициной у вас как там? – не унимался зловонный Змей.
– Если не болеешь – то отлично! – похвалился Иван.
– А с образованием?
– Учимся потихонечку…
– А в космос-то хотя бы летаете?
– Разве что во сне… – Иван понурил голову.
– А у нас каждая приличная ведьма летает на шабаш именно на Марс. Там им, видишь ли, колдовать удобнее: в красном свете все выглядит мрачнее. Привозят потом друзьям в качестве сувениров марсиан. Наплодились уже, свою колонию создали. Жуть! Видишь, Ванька, далеко вам до наших технологий.
– Зато у нас люди добрые! И поля бескрайные, и реки широченные. А какая там рыба водится! А какие у нас ездят трамваи: стрекочут, машут тебе усами, опять же, кондукторы приветливые. Эх, не понять тебе, Огнеблюй, загадочной русской души. Да и очередной платеж ипотечный скоро…
Иван махнул рукой. Дальнейший спор был бесполезен: как объяснить существу с другого мира то, что он и сам-то толком не понимает?! Но, на удивление, Змей сдался. Немного пошептавшись между собой, в процессе чего Правая Голова два раза укусила Левую, за что обе получили оплеухи от Центральной, Огнеблюй торжественно объявил:
– Раз так, иди!
И Змей расправил свои огромные крылья («У него еще и крылья есть!» – ужаснулся Иван).
– Стой!!! Да если бы я знал, как…
– Какие вы все иноземные несамостоятельные, – закатил глаза Огнеблюй. – Ладно, садись ко мне на спину.
– Ты отвезешь меня домой? – обрадовался Иван.
– Нет, к Битумбе.
– Она отвезет меня домой? – все еще не терял надежду Иван.
– Нет, она подскажет, как попасть к Дабдзеку.
– А этот… Бабзека отвезет меня домой? – грустно понурил голову Иван.
– Дабдзек, – строго поправил его Огнеблюй, – я же имя твоего правителя не коверкаю. Да почем мне знать? Его и спросишь. А теперь садись на спину, да сиди ровно. Я щекотки боюсь. Если что не понравится – сброшу, так и знай. Да шучу, шучу, – и Огнеблюй с хохотом потрепал Ивана по щеке. Ну совсем как Алексей Николаевич.
***
Несмотря на всю абсурдность ситуации, Иван с любопытством взирал на бескрайние просторы Сказочной страны. С высоты змеиного полета открывались интереснейшие пейзажи. По правую руку простирался океан с розовой водой и кривой линией горизонта. На удивленные расспросы Ивана Огнеблюй лишь покачал головой, так что слесарь едва не соскользнул со слизкой шеи.
– Земля имеет форму кристалла. И как можно быть таким неучем?
Отныне Иван не задавал вопросов. Он просто удивлялся зеленым, синим и оранжевым лесам, пролетающим мимо существам всех возможных габаритов и мастей и проплывающим внизу, на первый взгляд, нелепым постройкам.
Наконец, Змей приступил к снижению. Перед прощанием он торжественно вручил Ивану кусок бересты с рецептом зелья. На удивленные расспросы, почему на нем ничего не написано, Огнеблюй раздраженно ответил, что нельзя быть таким тупицей и взмыл в воздух. Слесарь не успел ни поблагодарить его, ни спросить, а что же делать дальше. Все-таки, несмотря на все недостатки, трехголовый Змей оказался неплохим существом. Совсем как Алексей Николаевич.
3. Иван становится звездой
Иван оглянулся, затем ужаснулся: он оказался посреди дремучего леса. Для солнца стало непреодолимым испытанием пробиться сквозь густую листву чащи, поэтому на опушке воцарилась вечная тьма. Слесарю мерещилось, словно многовековые дубы тянут к нему свои ветвистые пальцы, чтобы схватить за горловину полосатого свитера, затащить в глубокое дупло и растерзать на тысячи кусочков.
Иваном овладела паника, и он бросился бежать, куда глаза глядят. Остановился. Прислушался. До его слуха донесся вой вперемешку с бранными словами. Кто-то ядовито захихикал совсем недалеко. Заухала сова. Где-то хрустнули ветки. Заскрипели стволы деревьев.
– К-к-кто здесь? – едва дыша, прошептал Иван.
Все вновь погрузилось в смертельную тишину. По спине Скукина бежали мурашки. Еще никогда в жизни ему не доводилось испытывать подобного страха. И все-таки заманил его злодей – Огнеблюй – начальник на верную гибель! Впервые за долгие годы Скукин сделал одну вещь. Уверенный, что его никто не видит – да и как можно что-то разглядеть в столь непроглядной тьме – Иван заплакал. Слезы катились по небритым щекам, капая на сырую землю. Он громко всхлипывал и утирал рукавом пузыри под носом. Обуреваемый жалостью к самому себе, слесарь даже принялся причитать.
– Может, пожалеть его? – вдруг донеся до его уха толстый бас. Иван прислушался, едва дыша.
– Да ну на фиг! Давно так не веселились! – зашептал кто-то в ответ.
– Сейчас еще здесь от страха дуба даст! – на эти слова вдруг послышался дружный басистый хохот, словно тысячи голосов стройного войска солдат.
– Что здесь смешного? – Иван так возмутился, что даже забыл испугаться.
– «Ду – ду – дуба даст!» – едва переводя дыхание, загоготал басистый голос. Хохот усилился, но теперь уже звучал не так стройно, а по принципу «кто в лес, кто по дрова».
– А ну хватит, башка твоя дубовая! – заорал сердито Иван, чем еще больше повысил градус всеобщего веселья.
– Ха-ха-ха! Ба-башка ду-дубовая! – незнакомец принялся икать от хохота, не в силах остановиться.
– Да вы что все здесь с дуба рухнули? – обиженно закричал Иван, опять близкий к слезам, но уже не от страха, а от едкого чувства несправедливости: человеку плохо, а эти здесь животы от смеха надрывают!
Тут началось невообразимое. Кажется, что весь лес трясся от безумного приступа хохота. Кто-то хрюкал, кто-то икал, кто-то рыдал от смеха. Вся эта вакханалия длилась не менее получаса. Наконец, выдохнувшись, они – кто бы это ни был – начали постепенно успокаиваться.
– Ох и развлек ты нас, мужик! Давно так не смеялись!
– Ага! – вторили незнакомцу тысячи голосов так, что Иван едва не оглох от раскатистого баса.
– Да кто вы такие?
– Кто-кто? Дубы, конечно! – также дружно объявил хор. По крайней мере, до Ивана начал доходить смысл происходящего.
– Скучно нам тут веками стоять, вот и пошутили немного, – пояснил голос. – Ты вообще сам что здесь потерял?
– Я ищу Битумбу! – отважился Иван. Будь что будет. В конце концов, это всего лишь деревья, хотя и напрочь лишенные чувства такта.
– А оно тебе надо? – насторожено спросил голос. Внезапно стало светло, и на поляну заструился солнечный свет так, что Иван схватился руками за лицо – словно тысячи игл одновременно впились в его глаза. Немного привыкнув к свету, Скукин потихоньку раскрыл веки. Лес показался ему не таким уж и дремучим после того, как Дубы-шутники подобрали свои увесистые ветки.
– А что не так с Битумбой? Она может причинить мне вред?
– А тебе знакомо такое слово? – и Дубы принялись сначала тихо, а затем все больше наращивая громкость, шелестеть листвой:
– Тещщщщщщщща…
– У меня тоже есть теща! – заявил Иван. – Женщина, конечно, на редкость коварная и вредная. Но если знать, как с ней правильно обходится, то такой борщ сварит – закачаешься!
– Закачаешься! – завороженно вторили ему изумленные слушатели.
– А какие она пироги печет! С грибами и картошкой! Мммм! А еще квас ставит сама, на хлебе! Вот это я понимаю – настоящая окрошка! А уж как заболею я, так толсто намажет мне грудь скипидаром, что аж до нутра все прощиплет. Зато на утро – как новенький! – распевал Иван дифирамбы, внезапно наполнившись безграничной любовью к, как ему казалось, самому ненавистному существу на свете. В ответ послышалось лишь восхищенное молчание Дубов.
– Вот, бывает, пилит меня жена…
– Ох! – воскликнули в унисон на слово «пилит» впечатлительные Дубы. Они реагировали на рассказ Ивана, как на остросюжетный триллер.
– А тещенька моя золотая ей и говорит: «Ты, Машка, оставь мужа в покое. Ты, прямо скажем, уж далеко не красавица и другого такого идиота вряд ли сыщешь. Не подруби на корню свое везение».
– А! – в ужасе воскликнули Дубы.
– Любовь нужно беречь, ухаживать за ней, да подкармливать, – разошелся не на шутку Иван, погрузившись в драматической образ, – поливать, как молоденький дубок.
– Оооо! – растроганы застонали Дубы.
– И тогда он расправит ветки и зазеленеет, полный сил и благодарности! – торжественно закончил Иван. Последовал шквал аплодисментов, восторженные крики «Браво», особенно растроганные Дубы прослезились.
– Иван, отныне ты – наш кумир! – ответственно заявил Дуб, судя по всему, самый главный из этого многочисленного войска, и все деревья почтительно раздвинули ветки, показывая слесарю дорогу.
Словно знаменитость Голливуда по красной дорожке, маршировал Скукин по пушистой листве с гордо поднятой головой. Правда периодически кто-то хватал его ветками за руку или ногу так, что он спотыкался и падал: каждому хотелось прикоснуться к новоиспеченной звезде. Наконец, впереди показалась деревянная избушка на лягушачьих лапках, и оживленная беседа Дубов осталась позади.
4. Битумба и первая встреча с Марусей
Иван переминался с ноги на ногу, разглядывая снизу-вверх странное сооружение. Дом выглядел прочным и был сделан из дерева. Ни окон, ни дверей в нем не наблюдалось, ровно, как и печной трубы. Нет, конечно, Скукин читал в сказках про избушки на курьих ножках. Но, во-первых, он совершенно не чувствовал себя так, словно в сказку попал, а во-вторых, лягушачьи лапки – это отнюдь не куриные ножки и как обращаться с ними, Ивану было неизвестно.