Берестяное лукошко с ягодами, удобно крепящееся сейчас к седлу, дала ей какая-то старуха с изрезанным морщинами смуглым лицом и длинными седыми косами. Она чуть ли не бросилась лошади под копыта, чтобы только «юная царевна Димира» заметила её. «Царевна» заметила, даже с преогромным удовольствием ударила хлыстом солдата, бросившегося оттаскивать дерзкую простолюдинку. Остановившись, Лусиль ласково заговорила, и женщина, заливаясь слезами, стала проклинать царя. Два сына этой крестьянки то ли восстали против него и были казнены, то ли ушли по рекрутской повинности и погибли, подавляя какой-то бунт. В общем, что-то с ними произошло. Нет, первым подобным историям Лусиль искренне внимала, старалась запоминать, но вскоре они невозможно смешались в голове. Послушать народ Острары, – так за время правления чернокровца, Сыча, Гнилого каждая вторая семья настрадалась. Забавно, с виду-то всё было неплохо: города не в запустении, дороги терпимые, поля возделаны. Гостей встречали щедро, а сколько роскоши оказалось в храмах… Есть на что посмотреть, есть что прихватить. И начать можно с малого, вот с таких подарочков хотя бы. А что? Нельзя же не брать. Так что «царевна» милостиво приняла благословение и лукошко, а в ответ осенила женщину солнечным знаком. Внутренне она при этом передёрнулась: сама была лунной по вероисповеданию, на службы ходила ночью, на груди носила, конечно же, не солярис. Но такая она была светлая и златовласая, что люди тянулись к ней и тянули детей. Многие были убеждены: она лишь прячет истинную веру, прикрываясь верой приютивших её союзников. Лусиль никому не мешала заблуждаться на свой счёт, давно поняла, что в большом деле – в политике, к примеру, – от этого только польза.
На развилке большой дороги королевский полк стал соединяться с основной армией – той, что покинула город ещё накануне и обосновалась в предместьях, дабы не смущать народ слишком уж помпезным выездом. Лусиль кивала командующим, скользя праздным взглядом по лицам. То и дело мелькали и тени из-под облаков: железнокрылые тоже явились вовремя. Интересно, они вили себе на ночь гнёзда? Ха.
Задрав голову, Лусиль в который раз не смогла оторвать взор от сложной брони этих воинов. Лёгкие пластины сверкали даже издали, слепили. Когда очередной крылатый силуэт взрезал воздух и, сверкнув наплечником, умчался, Лусиль раздражённо прикрыла один глаз. Она в который раз задалась довольно важным, как ей казалось, вопросом – уже не о гнёздах и даже не о том, есть ли у замечательных соседей Осфолата привычка гадить на людей с неба, свойственная обычным птицам.
– Что мы будем делать, если союзнички проголодаются и нападут? Или выжрут целый город, и тогда нас убьют мои будущие подданные? Зачем было брать таких друзей?
Она спросила вслух, не оборачиваясь, но без труда узнавая поступь коня, на котором её догоняли, и получила незамедлительный ответ:
– Ты же не можешь, о солнечная царица, придерживаться пагубных заблуждений?
Лусиль наконец соизволила глянуть через плечо. К ней действительно спешил королевич Влади – как всегда, опрятный, ровно улыбающийся, но трогательно сонный. Она широко ухмыльнулась вместо приветствия и простёрла навстречу руку. Поравнявшись, Влади её пожал, а потом и поцеловал. Лусиль неотрывно смотрела на него: слегка исподлобья, покусывая губы, как ему всегда нравилось. Когда её пальцы, высвободившись, игриво пробежались по его запястью, Влади быстро отвёл глаза. Он знал – её взгляд говорит: «Я скучала». Ответный говорил то же, но менее распутно.
Сивиллус, король-отец, звал Влади и Лусиль близнецами, так повелось с детства. Они действительно были неуловимо схожи нежными чертами лиц, как если бы приходились роднёй. Волосы у Влади были, как и у Лусиль, белокурые и длинные, только не вились и оттенком напоминали не солнечные лучи, а холодное сияние луны. «Лунными» были и глаза – серые, почти белые, очень блёклые в сравнении с голубыми глазами королевны. Зато одно сходство было, по мнению Лусиль, несомненным: Влади, несмотря на высокий рост, тоже напоминал хорошенькую девушку. Об этом она ему иногда и сообщала, подстрекая к долгим перепалкам.
Но сейчас перепалку явно собирался начать он сам.
– О мой королевич… – пропела Лусиль, – как вам ночевалось в стогу сена?
Тонкие брови Влади приподнялись.
– С чего ты взяла, что я спал в стогу сена?
– Ты же только об этом и говорил, когда мы собирались в поход. Романтика интервенции. Мытьё в речке, еда на костре, сон в стогу сена…
– Кажется, мы с тобой уже удостоверились, что сено забивается в разные места. Я спал в шатре, как и всегда. И мне было грустно. А ты наверняка без меня пировала… – Он укоризненно покосился на ягоды. – Что ты там опять лопаешь?
– Угощайся. – Улыбнувшись уже миролюбивее, Лусиль отщипнула виноградину от верхней лежавшей в лукошке грозди. – Народное подношение.
Влади задумчиво прищурился, склонил голову набок – тонкая прядь упала на высокий бледный лоб.
– А кто-нибудь их проверил?
– Проверил, конечно. Я.
– О, Лусиль, вечно ты…
Только воспитание не дало ему закатить глаза. Лусиль терпеливо пояснила:
– По местным обычаям, если тебя угощают союзники или хозяева дома, где ты остановился, лучше не давать пробовать слугам. Доверие… здесь всё на доверии.
Влади продолжал смотреть с укором, но наконец сдавшись, вздохнул.
– Давай. – Он немного наклонился. – Я же не хочу, чтобы ты умерла одна. Если это случится, я всё равно не выберусь из этой дыры живым.
Лусиль самодовольно кивнула и, вновь глядя тем самым взглядом, поднесла ягоду к его тонким губам. Влади забрал её, коснувшись пальцев поцелуем. Взгляд на него действовал, кто бы сомневался, а от ощущения – губы задели кожу на подушечках – побежала по спине приятная дрожь и разлилась теплом ниже. Не нужно было расставаться на ночь – в который раз мелькнула досадливая мысль. Да, конечно, Влади и дисциплина в войске – вещи, которые неплохо друг с другом ладят, но всё же… когда теперь армия нормально заночует?
– Острара – не дыра, – всё-таки напомнила она, отвлекаясь от вопросов без ответов и поругивая себя за совершенно ненужные сейчас плотские фантазии. – Это вроде бы моя родина. И будущие владения Осфолата. Твои. Наши.
– Давай ещё, – потребовал Влади, поглядывая на лукошко.
Лусиль скормила ему вторую ягоду, получила второй мимолётный поцелуй и продолжила:
– Возможно, твой отец даже прав и я действительно родом из этих мест. Знаешь, мне чем-то нравится здесь. Так дико… бесприютно. Будто всё спит. Спит, а я бужу.
– О, я-то знаю, как ты любишь всех будить, особенно в дни, когда можно и поспать.
Несмотря на шутливость тона, Влади не смеялся. Конечно, он внимательно выслушал и принял слова всерьёз. Он всегда принимал всерьёз ее слова – с того самого дня, как, охотясь с псарями и двором отца, случайно нашёл в королевских угодьях испуганную, забывшую своё имя – да и почти всё прочее – девочку. Девочку в изодранной одежде, стоптанных туфельках и дорогих золотых серьгах с подвесками-солнцами. Её он, вместо трофеев, и привёз в летнюю резиденцию к Сивиллусу. Он же вскоре дал ей новое имя – Лусиль, от «лусс» – «найдёныш» и «иль» – «прекрасная». Удивительно… несколько лет спустя он признался, что прекрасной она показалась ему уже в ту минуту, когда, испуганная выстрелами, налетела на него в чаще и, приняв за разбойника, попыталась задушить. У неё были тогда совсем слабые руки, не то, что сейчас. Влади повезло. Впрочем, Лусиль смутно помнила встречу и сомневалась, что действительно хотела отнять жизнь у мальчика, который так светло ей улыбался, так ясно глядел и так ласково хрипел под хваткой её дрожащих пальцев: «Не бойся… успокойся… я же тебя не обижу…»
– Возвращаясь к людоедам. – Влади хмыкнул. – Давай-ка вспомним всё, что нам нужно помнить, чтобы не бояться поворачиваться к ним спиной. Итак, людоеды…
– На самом деле едят людей только на два своих больших праздника, в конце и середине года, – послушно повторила Лусиль. – И едят убитых врагов, если враги достойно с ними бились. Потому что…
– …верят, что так заберут их силу, – подтвердил Влади. – А детей…
– Детей они не едят вообще, дети бесполезны. А мы с тобой считаемся детьми? Ммм…
Им едва сравнялось по семнадцать. Король Сивиллус, отправляя их дурить народ Острары, называл амбициозный поход не иначе как детским. Только цель детской не была.
Влади озадаченно потёр свою изящную переносицу.
– Давай для общего успокоения пока верить, что да. Дальше. Крылья у людоедов…
Тень пронеслась над самыми их головами, лязгнула броня. Оба пригнулись; потоки воздуха нагло хлестнули по лицам. В следующий миг тень, снизившись, оказалась рядом с пугливо прянувшей лошадью Лусиль. Новоприбывший без труда удерживался на месте и явно собирался задержаться. Тяжёлые крылья молотили воздух с гулким назойливым шумом, похожим на шум мельничных лопастей. Лусиль, выпрямляясь и приглаживая волосы, быстро растянула губы в улыбке, хотя улыбка наверняка подрагивала. Зато голос не подвёл, прозвучал вполне буднично:
– Крылья у людо… железнокрылых… не железные. Это серое оперение. Прямо сейчас, глядя на многоуважаемого командующего Цу, мы можем в который раз в этом убедиться, даже потыкать его пальцем, но не будем. Здравствуйте, командующий.
– Мое почтение, королевна, – прохрипели ей в ответ.
Командующий – высокий, плечистый, но весь какой-то угловатый – полетел рядом, сверкая и гремя доспехами. Лусиль, внутренне взбешённая, продолжала приветливо улыбаться. Влади раздражение скрывал чуть хуже: он сильнее выпрямил и без того прямую спину и поджал губы. Ему-то почтения не выразили, да и не спешили.
– Не будет ли поручений, королевна? И…
За «и» последовало промедление, дерзкое по любым церемониалам. Но Влади, не поддавшись, только снисходительно хмыкнул и отвёл за ухо белую прядь.
– И королевич, – наконец напомнил он не поворачиваясь. – Так называются птенцы коронованных особ. Подзабыли?
Его ответ явно оценили. Хорошо или плохо, но оценили: железнокрылый наконец склонил голову, изображая ленивое подобие вассального поклона.
– О нет, что вы, нисколько. У меня отличная память.
Он всё ещё смотрел только на Лусиль. Она отлично это ощущала.
Командующему Цу было по виду около сорока. Его смуглая кожа отливала золотом; золотистыми были и глаза с длинными искривлёнными зрачками, неизменными для племени, ютившегося в княжестве Гнездорн, в северных горах Вестримонской долины. Глаза и крылья, а ещё жёсткие тёмные волосы более всего выделяли этих существ. Свирепостью они не уступали своей богине – краснопёрой Камэш, Деве-Птице с лицом праведницы и когтями, способными вырвать позвоночник. Дева глядела с нагрудников и плащей воинов Гнездорна; её именем они проливали кровь. И хотя большинство «сказок о людоедах» являлись лишь сказками, Лусиль было жутко находиться с жителями Гнездорна бок о бок. Зато сражались они умело – за это Сивиллус и многие Луноликие до него привечали железнокрылых.
«Ну вот и шёл бы отец сам в поход, и целовался бы с этим типом, и всё было бы славно!» На этой раздражённой мысли Лусиль окончательно собралась и покачала головой.
– Ничего не нужно. Разве что как обычно. Следите, чтобы ваши никого не съели.
Она грубила сознательно. Она часто грубила Цу, а он всё пропускал мимо ушей. Как бы мерзко ни было общение с ним, осознание того, что это свирепое существо не смеет ей возразить, и даже не потому, что она королевна и главнокомандующая, – льстило. Вот и сейчас командующий безмятежно улыбнулся уголком узкого сухого рта. Улыбка у него была даже приятная: хоть без оскала.
– Мы не голодны. Настоящей крови пока не пролилось, остальная пресна.
– Вот и славно. А это хотите? – Лусиль ловко сунула ему в рот виноградину, в этот раз быстро: чтобы, не дай бог, не попытался откусить или, того хуже, поцеловать пальцы. – А теперь извините, командующий, я крайне занята беседой с моим возлюбленным супругом.
Ей показалось, она услышала, как на последних словах мелкие острые зубы командующего впились в виноградную кожицу. Но заговорил Цу ровно:
– Благодарю вас.
– О, не стоит.
– Моя жена вообще очень щедра, – впервые подал голос Влади.
На него ожидаемо не взглянули. Лусиль продолжала стоически терпеть золото этих птичьих глаз. Ну что ещё надо проклятому…
– А не хотите ли посмотреть на свою великую армию сверху, королевна? – наконец предложил Цу. – Я смог бы поднять вас к небу, если только захотите.
Поднять к небу. Как многозначительно. Лусиль заметила, что Влади слегка дёрнулся, но сама даже не повела бровью, а лишь сунула в руку командующему целую гроздь винограда.
– Поешьте-ка лучше ягодок. Я вынуждена повторить: у меня предостаточно дел. И ещё я побаиваюсь высоты. Да и птиц. Да и вас, что скрывать.
Командующий учтиво рассмеялся. Горящие глаза его остались прохладными.
– Как угодно. Шлите за мной, если от меня или воинов что-то потребуется.
– Непременно.
Особенно тяжело и мощно махнув крыльями, Цу взмыл в небо. Лусиль проводила его взглядом и повернулась к Влади.
– Молодец, – тихо сказала она и, протянув руку, погладила его скулу. – Ты будущий король, тебе и не таких придётся терпеть. Пусть ухлёстывает. Вернее будет.
– А если выкрадет тебя и улетит?
Лусиль ухмыльнулась и, отстранившись, запустила руку под воротник. Из брони на ней были сейчас только нагрудник и наплечники, так что она без труда извлекла на свет лунницу на плотном кожаном шнурке. Вся внутренняя поверхность и кончики были заточены как нож.
– Пусть рискнёт. Воткну ему это в глотку, а когда упадёт, сама уж постараюсь шлёпнуться сверху. Да и вряд ли, Влади. Это всё ерунда. Главное, чтобы ты не ревновал.
– К птице? – усмехнулся он. – К людоеду?
– Ещё раз повторим друг другу все заблуждения об их народе?
– А что если он ещё раз прилетит? – серьёзно уточнил королевич. – Вспомнишь…
Оба рассмеялись. Лусиль протянула Влади ещё виноградину и села прямо, с удовольствием подставляя лицо тёплому ветру. Судя по карте, вскоре с теплом предстояло попрощаться. Оставалось только насладиться последними каплями.
Она радовалась, что поход наконец продолжился. Остановка в Анкленне – гостеприимном и сразу сдавшемся городе – по мнению Лусиль, затянулась. Командующие оправдали её необходимостью восстановить силы и последними вестями: судя по перехваченному письму, со свежими частями у Дома Солнца не ладилось, людей не хватало, взять их было неоткуда. Столицу защищали только порядком уставшие, потрёпанные полки Хинсдро, едва спасшиеся в последних битвах. Это значило, что можно не спешить. Лусиль же, напротив, поспешить хотела и уже не раз ссорилась с командующими, многие из которых погрязли в пьянстве, обжорстве и лени. Её очень тревожил их излишне самонадеянный настрой.
– А всегда бы так, – вдруг снова заговорил Влади задумчиво.
Лусиль с интересом повернулась к нему.
– Что именно?
– Открытые ворота. Ягоды. И смотрели люди на тебя как…
– Мечтай, – буркнула Лусиль.
Поход не был лёгким и ровным, лишь казался таким в эту мирную, напитанную солнцем и свободой минуту. На деле Острара напоминала те диковинные пески, которые, по рассказам путешественников, стелились за государствами Шёлковых земель: вот ты идёшь по надёжной поверхности, а вот уже провалился по колено в раскалённое месиво, вот по пояс, по грудь – и нет тебя. Так и тут: один город встречал хлебом и вином, а другой, расположенный в паре часов езды, обрушивал снаряды, пылающие стрелы, кипящую смолу – чем располагал. Почти невозможно было предсказать, где упадут ниц, а где будут драться до последней крови. И, к слову, Лусиль скорее нравилась такая непредсказуемость, чем нет.
– Влади, – назидательно подняла палец она, – я бы разочаровалась, если бы все они были такими глупыми.
– А если глупая – ты?
Взгляды снова встретились. Влади смотрел серьёзно. Лусиль показала ему язык и быстро кинула себе в рот ещё пару виноградин. Но это не успокоило.