– Всё уходим.– Принял решения Фрэнос, подтягивая Мандарина к себе.
– Ты не понимаешь, это глас народа. Высокое единение людских масс на ниве всеобщей любви к родному краю. Это, то, что нас сплачивает, давая прочувствовать каждой отдельно взятой личности свою непосредственную сопричастность к единому Великому целому! Это поистине прекрасно!– Мандарина явно понесло разглагольствовать.
Фред в свою очередь тянул на выход упирающегося друга, цедя сквозь зубы тихие ругательства. « Не мог найти другого места, что ли для своих философствований».
– Сэм, ты уж прости моего друга. Выпил он малёха сегодня. А, когда он пьян, сам знаешь, мелет языком, что ни – попадя.– Оправдываясь, тащил на выход он упиравшегося Мандарина, который резко протестовал против такого наговора, как он считал, в свой адрес.
– Вовсе я не пьян! Я, понимаешь ли…
Тычок в спину заставил его умолкнуть. Нойс, быстренько расплатившись с Пузо, увлёк Мандарина прочь из пылающего, словно огонь в печи, патриотизмом трактира.
– Куда ты меня ведёшь?– не унимался, расчувствовавшийся Мандарин.– Я к людям, к народным массам хочу…
– В последнюю нашу встречу, помнится, ты не привечал, эту самую массу,– напомнил ему Фред, – отзываясь о ней, мягко говоря, неблагоприятно. Особенно, когда один синор имел неосторожность назвать тебя сибаритом…
– Ты, имеешь в виду того щеголя с вьющимися, как у синоры волосами? Что тогда хвастался мастерским владением шпаги?
– Да, он самый.
– Ха!– развеселился Мандарин.– На следующий день стражники нашли в его пожитках нектар из дурь-травы. Вот была потеха. В каталажке теперь он банкует…
– Твоя работа с травой?– поинтересовался Фрэнос, по-прежнему удерживая его.
– Я не понимаю, о чём ты говоришь?– невинное выражение, лица, что в совершенстве умел принимать Мандарин, не ввело в заблуждение Фреда, он слишком хорошо знал своего друга, чтобы не попасться на его уловки.
– Я предчувствовал, что ты старый пройдоха, не спустишь ему это оскорбление просто так.
Дверь за их спинами вновь распахнулась, выпуская четвёрку бухов. Хмурые, сосредоточенные, они не останавливаясь, направились к конюшне и принялись отвязывать лошадей. Улучив момент, Мандарин освободился от опеки друга и, размахивая рукой, прокричал.
– Синоры, как вам понравились пьяные колбаски, не правда ли они изумительны? А, что вы можете сказать, о скрутиловке? Не находите её выше всех похвал? Приезжайте к нам почаще, только у нас всегда в изобилии и то и другое. Пьянтуз столица развлечений и удовольствий, ваши денежки наше гостеприимство! Гип-гип ура! Нет веселее и лучше Пьянтуза во всём королевстве!
– Пьянам тоже, хоть изредка не мешало посещать столицу набраться хоть немного культуры, а то от постоянных пьянок и лобызаний с варварами они скоро совсем одичают.– Соизволил ответить один из четвёрки носивший щеголеватые длинные усы, подкрученные вверх.
– Ничего вы не понимаете в культурном обмене между дружественными народами, столичный снобизм не даёт взглянуть вам дальше своего носа.– Встал на защиту родного края уязвлённый таким пренебрежением Мандарин.– Будущее за такими городами, как Пьянтуз,– горячо заговорил он,– они движущая сила прогресса, именно здесь зарождается новая эпоха и бракосочетание двух самых влиятельных людей в королевстве тому яркое подтверждение. Кто его знает, возможно, скоро столица сюда переедет, а Бухантус превратится в жалкий провинциальный городишко. Верно, я говорю?– обратился на этот раз Мандарин к Нойсу. Последний не зная, что ему ответить, лишь пожал плечами молча. Мандарин хлопнул его по плечу чувственно промолвив,– вижу, ты со мной согласен…
Фред хотел было возразить, сказав, что вовсе не это имел в виду, но самый старший из четвёрки, по всей видимости, являвшийся лидером, не дал ему этого сделать, жестким тоном отчеканив. – Вижу, в Пьянтузе развелось изрядное количество болтунов сеющих смуту и раздор в королевстве. Это должно быть от злоупотребления спиртного происходит, в столице известны методы лечения подобной хвори – плети, и каторга как никакая другая микстура помогут здесь!
Остальные его сопровожатые одобрительно загудели, недружелюбно взирая на Нойса и Мандарина.
– Какие ан-ти-на-род-ные методы!– выказал свое полное несогласие Мандарин, еще больше раззадорившись.– Воистину столица стала логовом напыщенных плебеев и обманчивых декорумов!
– Попридержи язык гаер! Ты забываешь ничтожество, что тоже являешься подданным его Пресветлого Величества!– гневно воскликнул Усатый.
– Премного благодарен, что напомнили.– Мандарин склонился в насмешливом реверансе.– Я крайне горд и рад сему обстоятельству! Лишь одно меня водит в уныние, что столь неотёсанные и пещерные болваны, как вы позорят честь и славу короны!
– Ты сам напросился на неприятности червяк!
Сказав это, буханец машинально потянулся к поясу за шпагой, но к счастью в Пьянтузе строго соблюдали правила не ношения оружия. В особенности, после нашумевшего происшествия, когда у группы заезжих варваров после многодневной беспробудной пьянки не случилась белая горячка, и они не порубали друг друга на мелкие куски в приступе бешенства.
Фрэнос, дотоле мирно наблюдавший за происходившим диспутом, чуть в сторонке, напрягся. Над головой Мандарина, впрочем, как и над его в том числе, начали грозно сгущаться тучи. Вот только похоже создавшаяся ситуация его друга только забавляла. Будь он трезв, они бы без особых проблем справились в рукопашной с бухами, но в данной конкретной ситуации – дело пахло жаренным.
– Синоры вы выбрали для ссоры не подходящее место и неподходящее время.
Обладателя низкого бархатного баритона Нойс узнал сразу, и, наверное, впервые обрадовался, услышав его. Со стороны конюшни проступили контуры высокого сухопарого человека. В руках он держал короткий массивный жезл. Символ власти и закона. Бухи явно не рассчитывавшие на столь внезапное появление дознавателя, сразу как-то сникли смутившись. Один лишь старшой пытался выказать полное хладнокровие происходящему, но нервно поддёргивающая левая бровь говорила не в его пользу.
Каждый в королевстве, знал, что шутить или не дай бог спорить с дознавателями, было себе дороже. Служители закона, облачённые в чёрное и носящие жезлы власти пользовались обширными полномочиями в королевстве имея права арестовывать даже дворянина.
– Я вижу здесь, что-то не поделили благородные синоры? Или мне так показалось?– мрачно обводя пристальным взглядом каждого, сурово поинтересовался он.
– Вам показалось синор Луциус, мы просто обменивались тут мнениями о наших городах, я имею в виду Пьянтуз и Бухантус.– Попытался спасти ситуацию Фред, моля, чтобы у Мандарина хватило ума, и выдержки не встревать со своим неуместными комментариями. За бухов он не переживал, видя, что они не горят желанием раздувать конфликт.
– Это так?– обратился дознаватель к четвёрке.
– Да, мы действительно обменялись мнениями о наших традициях и культуре.– Степенно ответил старший, его сопроважатые согласно закивали головами.
– Ну, и как вам наши традиции? Наш уклад жизни?– не преминул полюбопытствовать у них Луциус.
– Традиции, как традиции,– вновь отвечая за всех пожал плечами бух.– Мы недавно в городе, поэтому судить о них сложно пока что…
– Я думаю, у вас синоры ещё будет время поближе ознакомиться с ними и возможно даже проникнуться к ним уважением.– Подытожил короткий разговор дознаватель, напоследок добавив. – Что ж в таком случае не смею вас более задерживать.
Бухи скоренько откланявшись, вскочили на лошадей и поспешной рысью отправились в сторону площади. Нойс, тоже не заставил себя долго ждать, подхватив под руку друга, он засобирался вслед за удаляющимися всадниками, но властный голос Луциуса незримым заграждением встал перед его носом.
– Фредерик де ля Нойс, подожди.
– Что-то случилось?– не оборачиваясь, поинтересовался наемник.
– Может, ты для начала соизволишь повернуться ко мне лицом, тебя разве не учили, что не вежливо обращаться спиной к собеседнику?
– Прошу простить меня синор Луциус.
Фред медленно повернулся и оправдываясь заговорил, – видите ли, мой приятель, сегодня немного перебрал, я спешу отвести его домой.
Мандарин фыркнул на его последнюю фразу, правда, сдержался, промолчав.
– Похвально заботиться о своих друзьях. Сам Мирус завещал нам не бросать ближнего своего в беде.– Покачивая жезлом, произнес Луциус.
– Стараюсь по возможности соблюдать святые наставления,– кротко заметил наемник.– Вот собираюсь на днях сходить в храм, поставить свечку…
Дознаватель вплотную приблизился к стоявшим в обнимку друзьям. Он по очереди обвел взглядом каждого, слегка поморщился, когда Мандарин пустил слюну и остановился на Фрэносе. Наёмника всегда смущал этот тяжёлый взор, из- под нахмуренных кустистых бровей, стремящийся нет, не заглянуть – проломить внутреннюю преграду от всего остального мира и вытряхнуть наружу всю подноготную души.
Капитан Луциус Драгон, следственный дознаватель, гроза всего преступного мира города славился своей крайней педантичностью в достижении поставленной цели. Обладал звериным чутьём на всякого рода уловки мошенников, он шёл на нюх, не сбиваясь, точно взявшая след ищейка. И подобно питбулю ухвативши пастью жертву, не отпускал её покуда, та не сломается, не заскулит, прося о пощаде. Не в зависимости от времён года, будь то изнуряющее лето или зимняя стужа, он всегда носил неизменно одну и ту же одежду: длинный широкополый плащ чёрного цвета, высокие кожаные ботфорты, чья подошва не скрипела, каблук не цокал, делая походку своего хозяина мягкой, бесшумной, кошачьей. Голову дознавателя украшала также всесезонная тёмная шляпа с низкой до самых глаз тульей. Несмотря, что ему давно перевалило за сорок, выглядел он довольно молодо, а о его феноменальной выносливости ходили легенды.
– Фред, ты в последнее время никуда не отлучался из города?– не сводя с него изучающего взгляда, задал вопрос Драгон.
– На речку ездил, порыбачить.– Как можно беззаботнее ответил Нойс, чувствуя, как холодок заскользил змейкой вдоль позвоночного столба.
– Мимо замка Жирдяя случаем, твоя дорога не пролегала?
Глаза дознавателя пристально буравили наёмника, силясь отыскать хотя бы маленькую брешь неуверенности. Фрэнос на этот известный трюк не поддался, прекрасно зная манеру и методы работы Луциуса. Он и бровью не повёл, хотя один Мирус знает, чего это ему стоило на самом деле.
– Я был в другой стороне, на «Каменных выступах».
– И конечно один? И никого поблизости, тоже не было?– не переставая «давить» тяжелым взглядом продолжал допытываться Драгон.
– Совершено, верно. Не люблю, знаете ли, конкурентов.– Как можно не принужденней ответил Фред.– А, к чему вы спрашиваете, тоже на рыбалку собрались?
– Мне больше по нраву охота.– Зловеще рявкнул дознаватель, вцепившись в свой витой жезл, с наконечником в виде оскаленной пасти льва на конце. И подумав немного, добавил, – в особенности на таких изворотливых и хитрых зверей, как ты Фрэнос…
– Простите, капитан не понимаю, о чём вы говорите? И о ком…
В мгновении ока, Луциус преобразился. Тёмные глаза вспыхнули холодной яростью, лицо перекосила гримаса ненависти. Приблизившись вплотную к лицу наемника, он злобно прошипел.
– Ты всё равно, когда-нибудь оступишься, совершив ошибку. Всё равно где-нибудь наследишь, и тогда, клянусь прахом своих предков, я буду рядом и не успокоюсь, пока не увижу тебя закованным в кандалы. Я достану тебя везде. Я стану твоим кошмаром. Твоим роком и приговором! Помни, я всегда стою в шаге от тебя…
– Мне, конечно, очень лестно ощущать, столь пристальное внимание к своей скромной персоне, от столь многоуважаемого синора как вы капитан Луциус Драгон! Но, честно говоря, я никак не возьму в толк, о чём Вы, собственно говоря, толкуете. Уж простите великодушно, мне мою несмышленость.
– Пьянтуз может спать спокойно, пока на страже закона стоит бесстрашный капитан Луциус Драгон!– Впервые подал голос Мандарин, процитировав стишок из фривольной песенки, что успела сложить народная молва о главе дознавателей. На большее его не хватило и, обмякнув, он повис на Фреде.
Дознаватель брезгливо окинул взглядом пускающего слюни Мандарина, словно пред ним находился вывалившийся в грязи и помоях хряк. Столько презрения и ненависти читалось в нём.
– И твоего дружка упеку, если конечно он до той поры сам не подохнет от пойла.– Процедил он сквозь зубы.– А теперь проваливай прочь с глаз моих!
Резко развернувшись, разгневанный Луциус прямиком направился в трактир. Хотя на присутствия ветерка и намёка не было, полы его плаща развевались, точно паруса судна, поймавшего мощный воздушный поток. Миг спустя он скрылся внутри заведения Пузо, после чего все звуки, долетавшие сквозь раскрытые окна, смолкли разом. Драгон умел «скрасить» компанию.
Фред, тяжело переведя дух, покрепче перехватив, совсем обессиленного друга, потянул его скорее прочь отсюда. Он всегда невольно нервничал, когда поблизости вошкались дознаватели в особенности Луциус Драгон самый опасный и беспощадный из них. Приподнятое настроение от проведённого вечера в компании старого друга улетучилось в одночасье. Не то, чтобы он был напуган, скорее слова дознавателя большей мерой озадачили, чем испугали.
Когда они обогнули угол улицы Мандарин, медленно, но настойчиво отстранился, сухо откашлялся и тихо, как ни в чём не бывало, произнес.– Похоже у тебя большие проблемы дружище…
***
Устало, поскрипывая, телега подымала за собой клубочки серо-буроватой пыли, которая нехотя с ленцой оседала обратно на раскалённую пышущую жаром дорогу. Запряжённый в давно знавшие лучшие времена упряжь гнедой мерин понуро перебирал истёртыми копытами сухую, хорошо утрамбованную землю просёлочной дороги, тащась вслед клонящемуся за горизонт солнцу. Изредка, он взмахивал косматой нечёсаной гривой отгоняя надоедливую мошкару, привлечённую выступившей испариной на огрубевшей от прожитых лет кожи.
Горячий, раскалённый, как в духовке за день воздух смаривал, делая, неспешным, заторможенным весь окружающий мир. Медленно проплывающие по обе стороны деревья, казались застывшими в сладкой дреме истуканами, ленящимися пошевелить, даже самым мелким листочком. Ни переливов соловья, ни трели канареек, ни возни в траве насекомых, полный штиль, живой мир замер, словно в литургическом сне.
Тени острых крон едва, хватало, чтобы перекрыть треть дороги. Поэтому, правивший телегой бортник держался у самой обочины. Правда, тенёк ни давал никакой ощутимой пользы, создавая лишь иллюзию прохлады. Но за не именем ничего другого приходилось довольствоваться малым.
Сзади него, усевшись на бочку и свесив ноги вниз, ехал дородного вида священнослужитель. На нём была одета коричневая ряса, свидетельствующая, о том, что обладатель ее принял обет странствий, проповеднического служения. С могучей шеи свисала толстая серебряная цепь с продетым в неё символом веры и святости Мируса пятиконечная звезда. Время от времени он проводил огромной лапищей по низкому лбу, смахивая выступивший пот, и подносил ко рту, что прятался в густых зарослях тёмной бороды припасенную фляжку. Было видно, как тяжело он переносил жару, и только, не иначе как, истинная вера придавала ему сил продолжать свой тернистый поход праведности.
– Преподобный брат Унцио, правду ли молва ходит, что адская жара это наказание людям за грехи их? За деяния не добрые?– обратился скучающий бортник к своему почётному пассажиру.
– Ничего Рони не происходит без участия Светлоликого Мируса!– зычным голосом ответил ему монах, отгоняя при этом свободной рукой назойливо кружащую перед фляжкой муху.– Его длань распростёрта над всей обитаемой и не обитаемой землёй. Бог насылает нам грешным испытания, дабы мы, исстрадавшись, пришли к истинной вере!
– Но, ведь и добропорядочные люди вынуждены страдать. Причём они здесь? Почему такая несправедливость?
Хлебнувши из фляжки ещё, Унцио пустился в более глубокие объяснения.– Праведные люди, на то и праведные, что постоянно страдают. Ты разве не знаешь, что страдания вминаются им за благо? Через лишения и невзгоды на них сходит благодать господня. Это великая радость испытать её в полной мере на себе. За это можно отдать э…– монах немного сбился с мысли, не зная сам, что можно отдать взамен, поэтому в итоге решил отвертеться дежурным.