Навклер Виал 6: Обязанности верных - Егоров Алексей 2 стр.


Колонисты не только богаты, но и умеют защищать сбережения.

Покупатели выкрикивали ставки, постепенно отсеиваясь. Люди не расходились, ведь итог аукциона должен стать событием! Выявить, кто из граждан самый богатый и успешный.

Зрители заключали пари – кому достанется рабыня.

Из пяти фаворитов гонки осталось трое, а потом сражение велось между двумя гражданами.

Неожиданно Хенельга испытала гордость, ведь ее оценили высоко. Как многие варвары, она спокойно относилась к рабскому статусу. Сегодня ты раб, а завтра займешь царский престол. На все воля богов.

Это граждане Обитаемых земель трясутся над статусом. Бесчестья боятся больше смерти.

Может быть, в этом причина их успеха.

Хенельга мало что понимала из выкриков покупателей и продавца. Говорили они вроде как на данайском, используя местный диалект. Хенельга не успела с ним познакомиться, а тут еще жаргон торговцев.

Лишь названную стоимость понимала Хенельга. В Циралисе она смогла бы на эти деньги открыть книжную лавку да нанять переписчиков. Год бы точно протянула.

К сожалению, деньги перекочевали в кошелек продавца. Товар был передан на руки гражданину. На взгляд Хенельги этот человек мало чем отличался от других мужчин. Такой же бородатый, смуглый с обветренным лицом. По местным обычаям он носил серый плащ, под которым была такая же серая туника. Цыплячьи ноги торчали из-под края одежды. Штаны он не носил из уважения к Закону.

Лишь обувь отличала человека.

Закрытые сапожки вещь дорогая и статусная. Остальные носили сыромятные башмаки на толстом шерстяном носке.

Передав пленницу, продавец взял расписку у гражданина и ушел в базилику. В колонии большинство договоров оформлялось такими вот записками. Простые граждане почти не видели серебряную монету. В ходу только бронза или медь, да и то импортные. Саганис не считал нужным выпускать собственную монету.

Покупатель обменивался фразами с согражданами. Те хвалили его за удачную покупку, старались примазаться к его успеху. Кто-то наверняка рассчитывал, что его пригласят на вечерний пир. Удачную покупку следовало зафиксировать во время попойки, боги предпочитают радоваться успеху вместе с людьми.

Эти традиции передались колонистам из метрополии. В основном потому, что всегда хочется расслабиться после тяжелого дня.

Хозяин – а теперь его следовало звать именно так, – не спешил приглашать сограждан на пир. Он принимал поздравления с видимым безразличием, а потом взял покупку за руку и повел в сторону малой базилики.

Там гражданин нашел магистрата, который за «долговую» расписку оформил покупку. Раб не просто вещь, а все же человек. Он может уйти, сбежать. А потом начнет утверждать, что является свободным. Найдется другой хозяин, дойдет дело до суда. Продавец подтвердил право владения гражданина.

Магистрат занес в табличку описание внешности рабыни, отметил ее имя. Хозяин назвал ее Фризой. По имени соседей варваров. Истинное происхождение не волновало данаев.

Закончив с формальностями, граждане наконец-то смогли заняться любимым делом. Устать от болтовни они не могли. Хенельга понимала немногое из услышанного. Проклятый диалект, к нему сложно привыкнуть.

Оказавшись на улице, хозяин остановился и спросил у рабыни:

– Тебя как звать?

Хенельга удивилась. Она прекрасно знакома с повадками данаев. Им проще дать рабу кличку, чем запоминать имя.

– Хенельга, – представилась она.

– А меня Аристогитон сын Фелиста. Ты будешь служить моей жене Вилитресте.

– Да, господин.

– Тебя что-то удивляет?

Хенельга задумалась, но потом покачала головой. Пусть этот данай пытается казаться хорошим. На самом деле он всего лишь хитрый торговец. Виал поступил бы так же. Зачем взращивать ненависть в своем доме, если можно внушить рабу, что он не просто говорящее орудие.

– Раз нет, – сказал Аристогитон, отпуская руку Хенельги, – пойдем ко мне домой.

Он пошел по улице, даже не оглядываясь.

Это выглядело странным, даже удивительным. Хенельга понимала, что ей-то деваться некуда. Ее просто вернут хозяину, где она получит в подарок кандалы и плеть. Так зачем портить себе жизнь?

К тому же, это хорошая возможность, чтобы познакомиться с Саганисом и его гражданами.

Хенельга пошла следом за хозяином.

Впечатления не обманули Хенельгу: хозяин состоятельный человек. Он жил в особняке на тихой улочке к югу от акрополя. Достаточно далеко от рынков, кварталов ремесленников, но в шаговой доступности от них. Двухэтажный дом, окруженный стеной, которая скрывала от сторонних взглядов все, происходящее внутри.

Строение из дерева, зато с черепичной крышей. Только сараи во дворе крыты соломой, но их не видно за высокими деревьями. Рядом с хозяйственными постройками разбиты огородики, на которых дозревали овощи. Большую часть урожая уже убрали. Засыхающие душистые травы одинокими кустами росли на голой земле.

Скотины здесь не держали. Чем занимается Аристогитон, Хенельга не смогла понять. Вообще, чем живут данаи, она знать не могла. Хозяин мог быть торговцем, а может, владел землей за стенами города. Спросить напрямую страшно.

Такое любопытство наказуемо.

В дом они вошли через боковую дверцу, что вела на кухню. Здесь никого не оказалось. Из очага выгребли золу и угли. От печей шел жар, в них совсем недавно готовили пищу. Рядом с кухней находился вход в подвал, где хранились припасы. Рядом комнатка ключницы – женщины в годах, которая еще помнила Аристогитона ребенком. Ей-то хозяин передал новую рабыню.

– Объяснишь обязанности. Покажешь дом. Завтра начинает.

Он уточнил насчет ужина. На вечер Аристогитон пригласил друзей, почти ни один вечер у данаев не обходится без пирушки. Ты либо ходишь в гости, либо приглашаешь к себе. С заходом солнца общественная жизнь не затихает. Редкий человек предпочитает уединение, закрываясь от соседей за высокими стенами.

Хенельга стояла в стороне и не особо прислушивалась. Имена, что упоминал Аристогитон, ей ни о чем не говорили. Из разговора невозможно понять, чем занимаются приглашенные на пир.

В самом доме проживало не больше десятка рабов. Большего для поддержания особняка не требовалось. Покупка еще одной рабыни стало просто блажью хозяина. Потому обязанности Хенельги не были сильно уж напряженными.

Ей приходилось вставать рано, чтобы сходить за водой. Ближайший фонтан располагался в ста шагах от особняка. Район обеспечивался водой, что отличало его от бедняцких кварталов.

У источника уже толпились женщины из домашних рабов. На новенькую обратили внимание, но не спешили знакомиться. Набрав воды, женщины шли обратно.

Требовалось приготовить завтрак, кто-то занимался утренним туалетом хозяек. Другие сидели с детьми или занимались шитьем.

От Хенельги требовалось лишь помогать на кухне, да убираться в доме. Шить она не умела, а свои резчицкие навыки скрывала до поры. Хозяйка дома не обратила внимания на новенькую – хозяйке хватало двух рабынь, что постоянно находились рядом. Детей в доме не было. Хенельга не смогла понять, то ли это бездетная пара, то ли их дети уже выросли и покинули отчий дом.

Хозяин возвращался домой вечером, а после почти сразу уходил на пирушку к друзьям. Новая рабыня почти не пересекалась с ним, лишь мельком видела, когда Аристогитон возвращался.

Дом для зажиточного даная место, где он проводит ночь. Вся жизнь снаружи. И что это за жизнь, Хенельга едва ли знала. Ей редко доводилось выходить на улицу. Да и то она видела только улицы квартала с его не особенно поразительными строениями.

Стены, окружающие особняки. С севера возвышалась стена акрополя, деревянные фронтоны храмов над ней. С юга другая стена – опоясывающая Саганис. Там должен находиться порт.

Привыкая к жизни в особняке, Хенельга научилась находить возможность улизнуть. Много свободного времени, отсутствие привратника. Даже ключница, у которой новая рабыня всегда на виду, почти не бранила ее. Порядки в особняке оказались свободными. Никто не стремился испортить жизнь соседу. Люди жили в удовольствие, больше заботясь о себе, чем о хозяевах.

Расслабленное существование в особняке разительно отличалось от кипучей жизни в Циралисе. Хенельга чувствовала себя неуютно. Болтливые данаи из метрополий отличались от граждан Саганиса, что предпочитали просто наслаждаться покоем, а не бегать по улицам с криками и визгами.

Возможно, в другое время и жизнь в городе течет иначе. С наступлением зимы, людям нечем заняться. Короткий день усыплял, сократил время, что проводят граждане за стеной.

Опустели огородики, редкие островки зелени еще торчали из коричневых грядок. Большая часть урожая перекочевала в хранилище или сарай. Рабы освобождены от ежедневных обязанностей. На женщинах лежала обязанность готовить еду, поддерживать порядок в доме. В остальное время, они предоставлены сами себе.

Остальные рабыни занимались шитьем. Изготавливали одежду для себя, но и что-то на продажу. У всех них имелись сбережения, которые они намеревались употребить в том или ином виде. О свободе никто из них не думал. И Хенельга понимала, почему.

Хенельга не хотела сидеть с остальными во внутреннем дворе, заниматься шитьем.

Но бродить по улицам Саганиса просто так Хенельга тоже не могла. На одинокую женщину сразу обращали внимание. Ее статус очевиден, так что любой гражданин мог схватить ее за руку и потребовать ответа.

Потому она брала с собой несколько кувшинов или мотки тряпок. Вроде шла к источнику или на рынок. Данаи почти не замечали рабов, если они выглядели занятыми. А вот праздношатающийся человек – сразу привлекает внимание.

Хенельга стала ходить на рынок, где продавала ткани, изготовленные другими рабынями. Только так она могла им помочь, разделить их труды. К тому же с хорошо подвешенным языком, она почти всегда выторговывала неплохую цену. Подтянула знание языка. Торговать сама Хенельга не могла, но ткани охотно брали торговцы на рынках.

К тому же Хенельга почти ничего не брала себе. Лишь пару медяков с каждой сделки, по большей части, чтобы не возникало вопросов у подруг.

На рынке перестали обращать внимание на чужестранку. К Хенельге привыкли. Она смогла познакомиться с местными торговцами. По большей части разговоры с торговцами касались только продажи тканей, но иногда удавалось узнать о жизни в городе.

Уходя на рынок или возвращаясь, Хенельга всегда выбирала новую дорогу. Узкие улочки, невысокие дома, расположение источников и общественных строений. Хенельга запоминала все, понимая, что это со временем пригодится.

Записывать не рисковала, подобное всегда обнаружится. Тем более грамотная рабыня – угроза для хозяина.

Деревянные дома выглядели ненадежно, словно скорлупки. Они едва ли могли защитить граждан от пламени, что обрушат на них осаждающие войска. Но до этого было еще далеко.

Меньше чем за месяц Хенельге удалось найти общий язык со всеми домочадцами. Она не стремилась к первенству среди рабов, не подлизывалась к хозяевам, всегда была вежлива и помогала другим. Подобная тактика принесла плоды. Люди доверяли ей тайны – по большей части бесполезный треп.

Хорошее отношение открывало двери, позволяло вырваться из серой обыденности и больше времени проводить на улице.

Спокойное время отразилось на внешнем виде женщины. Простая, но качественная еда, а главное – употребляемая регулярно, положительно сказалось на фигуре. Всего лишь месяц потребовался, чтобы восстановиться.

Саганис небольшой полис, его можно пройти за пару часов из одного конца в другой. Для рабыни оставался закрытым путь только на акрополь. Единственный, кто мог открыть эту дверь – хозяин Аристогитон.

Хенельга начала приглядываться к хозяину, искать его слабые стороны.

Не сказать, что Аристогитон был в чем-то уникальным. Ел и пил как все, иногда ходил в публичный дом, что никогда не порицалось в данайском обществе. Излишеств себе не позволял – на рабынь он смотрел, как на инструменты. Спать с ними не считал необходимым.

Даже гетеры не интересовали Аристогитона. Хотя в Саганисе, как удалось узнать Хенельге, было всего две гетеры. Общение с ними вопрос статуса, не всякий знатный человек, мог с ними общаться.

Статус – за ним всегда гнались мужи из высшего общества. Именно эту слабость обнаружила Хенельга. А как ее использовать, она догадалась сразу.

Общение среди равных опирается на взаимные услуги. Эти знаки внимания являются примерно тем же, что сказать другу на улице «привет». Но если простое слово не стоит человеку ничего, то обмен подарками может разорить семью. А так же вечерние посиделки, болтовня на рынке, постоянная возня в попытках чуть приподняться над другими.

Аристогитон не так часто приводил друзей к себе. Такое случалось раз в восемь дней, как заметила Хенельга. До зимних праздников еще далеко, так что данаи развлекались в своем кругу.

И словно не замышляя ничего, Хенельга принялась вырезать из дерева фигурки. В основном мелочь, которую не жалко выбросить. Это был ее способ привлечь к себе внимание хозяина, а так же скоротать время. Поделки Хенельга дарила другим домашним рабам. Говоря, что это занятие напоминает ей о доме. Потому даже не возникало у нее мысли продавать эти поделки.

Вскоре в доме все рабы обзавелись резными предметами, сделанными Хенельгой. У женщин это были гребешки или изящные сережки, а мужчинам она дарила амулеты, популярные среди данаев.

Потребовалось несколько дней, чтобы хозяева заметили безделушки, появившиеся у рабов. Аристогитону не составило труда узнать, из какого источника возникли удивительные поделки.

Хозяин нашел Хенельгу во дворе, где она, уйдя в себя, занималась изготовлением очередного предмета. Только в этот раз она делала не мелочь, с которой не жалко расстаться, а вырезала морское чудовище. Одного из тех, на которых охотились ее родичи.

Предмет, словно по волшебству проявляющийся из мягкого дерева, выглядел живым. А Хенельга, словно не замечала, подошедшего хозяина. Она слышала его дыхание, слышала, как скрипел песок под подошвами его сандалий, но не подавала виду.

Сложное изделие, не просто должно удивить Аристогитона, но напугать его.

Морское чудовище было спрутом, огромным монстром из глубин. Резчики охотились на них, но чаще теряли в борьбе с гигантом суда. И все же, мясо этой твари ценилось, использовалось в ритуальных практиках.

Чужаки это не знают, но фигурка спрута узнаваема.

Аристогитон видел в руках рабыни не чудовищного спрута, а обычного осьминога. Лишь несколько непривычная форма его головы удивляла. Морской гад выглядел знакомым, но странным, словно родился силой воображения. В вырезаемых глазах существа таилась злоба.

Щупальца спрута затейливо переплелись. Гибкое и длинное лезвие ножа отсекало тонкую стружку, из-под которой возникали текучие конечности твари. Хенельга постаралась, вложила в поделку все мастерство. На щупальцах твари появились присоски, десяток штук на каждой конечности. У живой твари эти присоски размером с человеческую голову, а на поделке напоминали кожные поры.

Центр тяжести поделки располагался так, что фигурка не могла найти равновесие. Поставленная, она долго раскачивалась, а переплетение щупалец словно двигалось. Деревянная фигурка оживала и плыла в воздухе. Глядевшему на это, чудилось не только движение, но и запахи воды, шум порывистого ветра.

– Что это за существо? – спросил Аристогитон.

Хенельга вздрогнула, словно вопрос хозяина застал ее врасплох. Она прижала фигурку к себе, спрятала под складками ткани. Нож выпал из ее рук.

– Простите, хозяин, я ничего такого не делала!

Голос женщины был испуганным, во взгляде читался ужас.

Во многих семьях рабам запрещается выносить ножи наружу. Да и на кухне не каждому из них позволяется прикасаться к ножам. Порой за такой проступок карали плетьми.

Аристогитон подсел к рабыне, стараясь успокоить ее.

– Я не сержусь, мне интересна твоя работа.

– Простите, что бездельничала.

– Оставь, у тебя есть свободное время, ты вольна делать, что пожелаешь. Я не запрещаю рабам отдыхать, если они не забывают про свои обязанности. Что у тебя там?

Назад Дальше