Лия никогда не любила Зака. Она старалась, пыталась привыкнуть, но искра в душе так и не вспыхнула. Симбиоза не получилось, только паразитизм. Такой же, как и у её родителей.
Стрём вошла в тёмную квартиру и тихонько прикрыла входную дверь. Мать уже наверняка крепко спит. Оно и хорошо, лишний раз пересекаться с ней совсем не хотелось, была б возможность — Лия бы вообще не видела её. Девушка разулась и хотела поставить кроссовки на полку, которую она организовала для себя, чтобы её скудная обувь не терялась в многочисленных туфлях матери, но с недовольством обнаружила, что она уже была занята… мужскими ботинками? Неужели отец приехал?
«Нет, — быстро отсеяла Лия эту версию, — папа не стал бы обувать такой дешёвый отврат».
Стрём на цыпочках прошла к комнате матери, встала у двери и не поверила своим ушам. Стоны матери, извивающейся под чужим мужчиной, — это совсем не то, что должна слышать шестнадцатилетняя девочка. Лия поджала дрожащие губы и закрыла рот рукой.
«Как? — не укладывалось у неё в голове. — Как она могла так поступить?».
Крупные слёзы потекли по щекам. Отвратительно, грязно, мерзко. Из комнаты раздался сладострастный вздох матери и её голос, назвавший чужое имя. Эрен был всему виной.
Лия закрыла уши и быстро прошла в свою комнату, прикрыв дверь.
— Не прощу, — угрожающе прошипела она, глотая слёзы, — никогда не прощу.
***
Армин лениво щёлкал по кнопке пульта, один за другим переключая телеканалы. Почти полночь, а Эрена всё не было. Раньше он никогда не задерживался так долго, а если и приходил поздно, то всегда отзванивался. Кирштайн разблокировал экран мобильника — не принятых вызовов нет.
— Да и хрен с тобой, — проворчал он и кинул мобильник на другой конец дивана.
Какое ему вообще дело до Йегера? Подросток скосил глаза на телефон: а вдруг действительно что случилось плохого? Внутри возникло неприятное давящее чувство. Второго ноября, в день, когда он ждал отца, было так же. Может, хотя бы Саше позвонить, она наверняка знает, всё-таки работают вместе? Армин скользнул взглядом по часам; нет, слишком поздно, ещё разбудит ненароком.
Кирштайн выключил бубнящий телевизор, сполз с дивана и до хруста позвонков потянулся. Он ещё раз проверил мобильный на наличие пропущенных звонков и сунул его в карман мешковатых спортивных штанов. Ещё один унылый день позади, завтра долгожданный выходной, и Армин уже имел на него грандиозные планы: спать, спать и спать. Эта неделя показалась ему бесконечной, складывалось ощущение, что за эти пять дней у него случилось столько дерьма, сколь не происходило за все его семнадцать лет. Армин пустил чуть прохладную воду из крана и нагнулся, чтобы умыть лицо. И сколько ещё должно произойти, чтобы жизнь наконец перестала стебаться над ним и удовлетворившись дала вздохнуть спокойно? Подросток выпрямился и взглянул на своё отражение в зеркале — глаза, в которых шумело лазурное море, печально смотрели на него. Он резко обернулся и вжался в раковину, задев стоящий на полке стакан, — крупные осколки стекла разлетелись по кафелю; в ванной был только Армин. Подросток присел на пол и взял в ладонь осколок. Он просто уснул на диване случайно и всё это ему снится, всё это дурной сон. Сон длиною в жизнь. Рука сжалась, ладонь охватила боль, капля алой крови упала на белый пол.
— Сон, — нервно усмехнулся Армин, — просто дурацкий сон.
Окровавленное стекло выпало из рук, Кирштайн встал и шаткой походкой дошёл до кровати. Лежащий на подоконнике Лютик поднял голову и внимательно посмотрел на рухнувшего без сил на постель хозяина. Рыжий кот слез с окна и, запрыгнув на кровать, пристроился под боком у Армина. Кирштайн поднёс руку к питомцу, но заметив на ней свежую кровь, вовремя остановился. Тишина подступала, давила, пугала. “Тьма поглотит тебя навсегда”. Армин натянул одеяло на голову и плотнее прижался к Лютику. За последние двенадцать лет это был первый раз, когда он боялся засыпать один.
Комментарий к Глава 6
*На языке цветов алый гиацинт означает сожаление, раскаяние.
**Здесь отсылка к Легенде о Синдбаде.
========== Глава 7 ==========
Армину четырнадцать. Вчера был его день рождения, с большим вкусным тортом со взбитыми сливками, воздушными шариками и подарками. Его любимый — коробка масляных красок, которую подарил ему отец, жалко только, что через маму, потому что у самого Жана была экстренная операция и он не смог приехать на праздник сына. Но Армин не расстроился — осознавал, что на отце лежит огромная ответственность, — и пожелал ему удачи.
Ранее утро, солнце только начало показываться из-за горизонта, подсвечивая дымку молочного тумана. За окном холодно, в постели — тепло и уютно. Армин уже проснулся, но глаз пока не открывал. Сквозь ещё шлейфом тянущуюся лёгкую дремоту он вслушивался в тишину трёхкомнатной квартиры, нарушаемую мерным тиканьем секундной стрелки часов и свистом ветра в оконных рамах, так похожим на сопение кота. И тут раздался звук, который подросток так хотел услышать, — хлопнула входная дверь квартиры. Резко открыв глаза, Армин рывком стянул с себя не по сезону лёгкое одеяло и вскочил с кровати, даже не заметив недовольного таким грубым пробуждением старого рыжего кота.
— Па! — с радостным криком он выбежал в узкий коридор и застыл на месте.
Реальность наотмашь ударила по лицу. Армину семнадцать, зелёные глаза Эрена Йегера удивлённо всматривались в него, ладонь пульсировала тупой болью. Отец никогда не придёт.
— Ты чего вскочил-то? — поразился Эрен энергичности племянника.
Но силы у Армина иссякли сразу же. Подросток опустил плечи и пустым взглядом уставился на раздевающегося Эрена. Слова доходили до него сквозь плотную стену и не несли в себе никакого смысла.
— Где ты был? — вопросом на вопрос ответил он.
Спросил на автомате, без какого-либо желания знать ответ.
Йегер отвёл взгляд и неуверенно заявил:
— У Саши. — А потом резко выпрямился и недовольно добавил: — И вообще, я не обязан перед тобой отчитываться, ты, по крайней мере, этого не делаешь.
Армин даже ухом не повёл. Он пару секунд смотрел сквозь возмущённого Йегера и молча вернулся в свою комнату, где, пристроившись на подоконнике за белым тюлем, кот тщательно вылизывал себя.
«Лютик, — мысленно напомнил себе Кирштайн-младший, — этого рыжего кота зовут Лютик».
Не сводя глаз с питомца, Армин медленно погружался в прострацию. С каждым движением шершавого языка по гладкой шерсти Кирштайн-младший всё дальше и дальше уходил от реальности. Окружение расплывалось, взгляд всё сильнее концентрировался на монотонных движениях кошачьей головы, звуки улицы, соседей сверху, шум воды в трубах стихали, заглушамые невыносимо громкой чеканкой часовой стрелки. Армин переставал чувствовать мир вокруг себя. Сначала ушла боль из ладони, затем подросток перестал чувствовать холод и тепло. Ощущение собственного тела сантиметр за сантиметром покидало его. Кончики пальцев, кисти, плечи, голова и шея, туловище, бёдра и ступни, и вот Армин уже не мог понять, стоит он или лежит, где потолок, а где пол. Для него существовали лишь тёмное безграничные пространство, рыжий кот и окружающее со всех сторон тиканье. Ирреальность обволакивала, тянула за собой вглубь, туда, где не было абсолютно ничего, полная тьма и пустота. На дно.
Вдох-выдох.
Там ты обретёшь покой.
Вдох-выдох.
Там ты будешь счастлив.
Вдох.
Там ты сможешь быть собой.
Выдох.
Армин порвал нить.
— Армин.
Подросток моргнул, чувство окружающего мира стальными тисками сдавило грудь, тонкая нить реальности больно впилась в запястье. Он прошёл в ванную комнату, где Эрен с беспокойством рассматривал пол.
— Что здесь произошло? — поинтересовался он, кивком головы указывая на разбросанные по кафелю осколки стекла и капли застарелой крови.
— Случайно стакан разбил, — тихо отозвался племянник, пустым взглядом уставившись в пол, — я уберу.
Армин поднял голову и посмотрел в зеркало. Он видел себя, с карими потухшими глазами, чёрными всклокоченными волосами, свойственной ему худобой и совсем непривычной бледностью. Армин видел своё лицо и в то же время не мог с уверенностью сказать, что это он.
— А почему ладонь не обработал? — сердился Эрен. — Смотри, уже опухла вся.
Подросток перевёл взгляд на свою руку в руке дяди. Небольшая рана с запёкшейся кровью и покрасневшей и чуть припухшей кожей вокруг не смогла расшевелить его.
— Эй, что с тобой?
Кирштайн слышал мягкий и добрый голос Эрена, ощущал его тёплую мозолистую руку на щеке, Армин видел дядю, но не мог его по-настоящему почувствовать, тело словно было не его, как будто он, Армин, был лишь астральной проекцией и видел мир через кого-то другого. Может, Армина Кирштайна никогда и не существовало? Он смотрел в глаза дяди и пытался найти в их отражении себя. Эрен волновался, Армин видел это. Но знал ли Йегер, что, возможно, он на самом деле переживает не за того человека, что, возможно, перед ним сейчас стоит не его племянник?
— Ты можешь доверять мне.
Слова Эрена чуть не заставили Армина расплакаться. Как он мог доверять кому-то, если не мог довериться даже самому себе? Он слабо кивнул в ответ и опустил голову.
— Иди промой рану и обработай йодом, а я уберусь здесь.
Эрен погладил Армина по голове и, хлопнув напоследок пару раз по плечу, вышел из ванной комнаты.
***
Лия могла бы всё забыть, сделать вид, что ничего не было, и как обычно поприветствовать мать с утра. Могла бы, но желание высказаться, показать маме, какой на самом деле та человек, заставить Хисторию ответить за оскорбление своих чувств, перевели Лию из роли защитника в роль нападающего. Девушка встала в дверях на кухню, скрестив руки наблюдая, как мать, пританцовывая и мыча себе под нос какую-то мелодию, готовит у плиты. И это приподнятое настроение только ещё больше разозлило Стрём. Хистория развернулась лицом к ней и удивлённо посмотрела на дочь.
— О, Лия! — воскликнула она, облизнув лопатку. — Давно вернулась? Не слышала, как ты пришла.
«Не удивительно, — зло подумала Лия, — стонала так, что на улице слышно было».
— Это был мистер Йегер? — в лоб спросила она мать.
Улыбка с лица Хистории тут же сошла. Она отложила лопатку на столешницу и, скрестив руки на груди, строго ответила:
— Тебя это не касается.
Нет, её это касалось в первую очередь. После того, что Хистория сделала с отцом, личная жизнь матери стала для Лии главной заботой.
— Ты совершенно не меняешься, — напала Лия. — Тебе отца мало было? С ним наигралась, на другого переключилась? И это ведь уже не первое твоё увлечение.
— Лия, — угрожающе процедила мать.
— Как ты могла так поступить?! Папа этого не заслужил.
— Лия! — Хистория с силой ударила кулаком по столу, призывая дочь замолчать. — Мы с твоим отцом не женаты уже шесть лет. У него своя жизнь, у меня — своя. Наш брак вообще был ошибкой.
Лия не поверила своим ушам. Как у матери только язык повернулся такое сказать? После всего, что сделал для неё отец. Папа всегда любил маму, готов был отдать ей последний реле, лишь бы Хистория ни в чём не нуждалась. Он дарил ей тепло и ласку, он жил ей. А что делала мать? Будучи ребёнком, Лия только и слышала от неё упреки в сторону папы, пользовалась его великодушием, принимала его деньги, но взамен не давала ничего. Ни разу Лия не услышала доброго слова в адрес отца. Хистория не упустила своего даже тогда, когда они разводились: обобрала его до нитки, отсудила у него квартиру, машину, половину бизнеса — всё, ради чего отец так усердно работал; всё, ради чего мать и пальцем не пошевелила. Но больше всего Лия ненавидела мать за то, что та отняла у отца и её. По суду ему запретили видеться с дочерью под каким-либо предлогом, он не мог даже позвонить Лии. Ей оставалось только довольствоваться его подарками, присылаемыми каждый месяц, да алиментами в несколько тысяч реле. Но весь этот «хлам» не мог заменить той отцовской теплоты и заботы, которую Лия получала в детстве.
— Ошибкой? — дрожащим голосом переспросила Стрём. — Может, тогда и я была ошибкой?
Девушка с вызовом посмотрела на растерявшуюся мать и удалилась в свою комнату. Она больше не могла оставаться в этом доме. Изо дня в день Лия терпела выходки Хистории, принимала как должное её безразличие и холодность, но больше не было смысла оставаться там, где не ценили и не нуждались в тебе. Она судорожно запихивала в рюкзак первую подвернувшуюся под руку одежду, достала с верхней полки шкафа подаренный отцом на её четырнадцатилетие зеркальный фотоаппарат и, проверив заряд батареи, аккуратно уложила его поверх вещей. Лия очень хотела стать фотографом, мечтала, что когда-нибудь снимки её авторства попадут на обложку какого-нибудь знаменитого глянцевого журнала, но мать, только увидев фотоаппарат в руках дочери, тут же запретила пользоваться им, сославшись на то, что фотограф — совершенно никчёмная профессия и Лии она совсем не подходит. Мать запрещала ей всё, стоило Лии только захотеть этого.
— Куда ты собралась? — встревоженно спросила Хистория, увидев обувающуюся с рюкзаком за спиной дочь.
— Туда, где тебя нет, — огрызнулась Лия.
— Нет, — запротестовала Рейс, перегораживая дочери выход из квартиры, — я запрещаю, ты никуда не пойдёшь.
— А я в твоём разрешении не нуждаюсь, чёртова шлюха, — с отвращением прошипела девушка и, грубо оттолкнув опешившую мать, вышла из квартиры.
Слёзы жгли глаза. У Лии больше не было дома, не было семьи. У неё больше не было никого, с кем она могла бы поговорить по душам и рассказать о своих чувствах. Вся её популярность, все её друзья были фарсом, подделкой. Никому из них на самом деле не было дела до неё. Окружающим нравился лишь образ доброй и успешной девочки, который сама же Лия и придумала себе. Никому не нужна была она настоящая, со своими проблемами и хрупким внутренним миром. Даже самовлюблённому Заку Патке. Никому, кроме… Лия достала из кармана мобильный телефон и набрала нужный номер.
Комментарий к Глава 7
Будем считать, что это маленькая доп. глава перед большой кульминацией.
========== Глава 8 ==========
Армин нажал на пластырь и отпустил, наблюдая, как кожа на ладони вокруг него побелела, а затем быстро налилась краской. Всё это было так странно: ощущать боль, смотреть на свои руки, слышать разные звуки. Чувствовать мир вокруг и при этом совсем себя не видеть. Армин множество раз рассматривал себя в зеркале, на фотографиях, в отражениях витрин, но был ли это он на самом деле? Наверное, нет. Всего лишь отражение частиц от поверхности и визуализация их в зрительных органах. Это всё вторично, иллюзия. Значит ли это, что то, что человек видит в отражении, в действительности не существует? Армин повернулся на бок и взглянул на Лютика, мерно покачивающего хвостом.
«Вот Лютика я вижу, — размышлял он, — значит, он существует. Но он не может увидеть себя — значит, его не существует на самом деле? Но, с другой стороны, он же может себя потрогать, да и боль чувствует. Получается, Лютик реален».
Рыжий кот сверкнул жёлтыми глазами и широко зевнул.
— Боже, о чём я думаю? — выдохнул Армин и уткнулся лицом в подушку.
Выходит, что человек существует только для кого-то, кто может его видеть, и если рядом никого нет, то и человека тоже нет.
Повернув голову на бок, Армин приоткрыл один глаз и с мольбой посмотрел на Лютика.
— Эй, — тихо позвал он питомца, — не оставляй меня одного, хорошо?
Кот мяукнул и положил голову на передние лапы.
На прикроватной тумбочке зазвонил мобильный — «Лия». Интересно, а существовала ли сейчас Лия? Армин отбросил странные мысли и ответил на звонок.
— Привет, — упавшим голосом поздоровалась она, — ты сейчас свободен?
Кирштайн сел на кровати и прислушался. Что-то со Стрём было не так. Это будто бы была не она, не та Лия, которую он знал. Всхлип, тяжёлый вздох, ну да, та Лия никогда не плакала.