Сидя на краю постели, этот уже немолодой мужчина размышлял о своих снах и об ушедших годах. Мысли эти представляли собой скорее бурлящий поток эмоций, совершенно непохожий на идеальный порядок точных фактов, хранившихся в его памяти. В этом потоке мелькали воспоминания об одежде и экипировке, которую Коренчкин носил, занимаясь своим преступным бизнесом. Даже всплывавшая в уме его тогдашняя походка выдавала в нём бандита. За все эти годы ему всего лишь раз пришлось самому убить человека, после чего к нему сразу пришло осознание, насколько ему отвратительна грубая сила и оружие в руках. Тем не менее, Анатолий прекрасно понимал, что без этого в его деле никак не обойтись, да и куда проще и эффективнее было нанимать для этого других.
Пробудившись от этих снов-воспоминаний, Коренчкин почувствовал лёгкое беспокойство. Времена для него сейчас наступили весьма отчаянные. Анатолий всю жизнь прожил в страхе, окружённый людьми подлыми и склонными к низменным поступкам. Началось это всё ещё в Санкт-Петербурге, а затем настигло его и здесь, в США, в Нью-Атланте. Крах режима правления корпораций понёс за собой ужесточение законодательства и усиленный контроль со стороны Комитета Объединённых Наций. Анатолий понял, что, благодаря вставшим у власти противникам прогресса, он может серьёзно разбогатеть, продавая новые технологии и аппаратуру всем желающим. Чем больше Комитет Объединённых Наций вводил запретов, тем выше был ценник у товаров на десятках подконтрольных Коренчкину чёрных рынках.
Для борьбы с бесконтрольно ведущимися разработками в частном секторе Комитету Объединённых Наций самому пришлось улучшить своё собственное техническое обеспечение. Сотрудников органов правопорядка заменили роботы – высокие, сильные, не знающие усталости, бесстрастные к деньгам и сексу. Чем можно шантажировать робота-полицейского модели “M/35-16”? Лишившись привычных, проверенных временем рычагов давления на власть, что использовались преступниками ещё в древности, Анатолию пришлось подстроиться под новые реалии. Систему нельзя было победить. Поэтому он её взломал.
Коренчкин организовал сообщество хакеров, причём некоторым из них было всего лишь 10-11 лет, а самому старшему едва исполнилось 19. Они занимались взломами правительственных сетей, отключая и нарушая работу систем органов правопорядка, мешавших Коренчкину. Его же самого никто из хакеров по имени не знал, и его личность для них оставалась загадкой. Анатолий всегда общался с исполнителями своих преступлений через двух-трёх посредников.
Ужесточение контроля за корпорациями принесло и без того небедному Коренчкину поистине чудовищное богатство. Даже если у властей и получалось выйти на работавшую на Анатолия группировку, прозванную журналистами “Беспризорники”, связать её деятельность с ним самим никто не мог. Однако, в конце концов, полиция добралась до девушки по имени Вероника Рэд, одной из хакеров Коренчкина, обвинив её в экстремистской деятельности. Веронику поймали при попытке взлома секретной базы данных с финансовой документацией одного чиновника из Комитета Объединённых Наций, обладавшего поистине неограниченной властью. Шестерёнки государственной машины пришли в движение, и обвинения против Рэд из средней степени тяжести были переквалифицированы в крайнюю, наказанием за которую была смертная казнь. Вероника явно влезла туда, куда не стоило.
Пока шестнадцатилетняя девушка-хакер ждала исполнения приговора, Анатолий раздумывал над тем, какие у него есть варианты. Позволить ей умереть – значит, навредить бизнесу и совершенно точно упасть в глазах ближайшего окружения. А вмешиваться было рискованно. И, хоть за все эти годы Анатолий и оказал немало услуг не последним в правительстве людям, он всё же решил, что будет просто неразумно выдавать себя в этом деле.
Так всё и вышло. Репутация важных шишек из высших кругов Комитета Объединённых Наций осталась незапятнанной, а девушку казнили путём смертельной инъекции. И планета, как ни странно, от этого вращаться не перестала.
Однако же, после всей этой истории, Анатолий решил, что его бизнес начинает угасать. Правительство понемногу ослабляло контроль над разработками в сфере робототехники, и товары Коренчкина падали в цене, да и противостоять правоохранительным органам становилось всё сложнее. К тому же, во время показательного суда над Вероникой Рэд у Анатолия открылась большая язва в желудке. Для него это стало знаком, что, вероятно, пора двигаться в ином направлении.
После инцидента на станции “Цитадель” корпорация “TriOptimum” висела на волоске от банкротства. Десятки коллективных исков и сотни частных жалоб вынудили корпорацию выплачивать миллиардные компенсации за всю ту боль, смерть и страдания, что царили на станции. От закрытия “TriOptimum” удерживали лишь обязательства по выплате всех этих долгов.
Анатолий решил, что это его шанс. Со времён инцидента на станции “Цитадель” минуло больше тридцати лет, и в наши дни люди стали уже забывать, что именно там произошло. У “TriOptimum” были десятки тысяч ценных патентов, зарегистрированных торговых марок и авторских прав на разработки. Им принадлежали сотни известных брендов, которых до сих пор ценились у потребителей. Анатолий считал “TriOptimum”, возможно, самой обесцененной компанией в истории. Поэтому он выкупил контрольный пакет акций корпорации, используя миллионы, заработанные на чёрном рынке. Развивая бизнес, Коренчкин спекулировал на торговых марках и использовал свои контакты в правительстве, чтобы ещё больше ослабить контроль над корпорациями. “TriOptimum” наконец-то начал приносить прибыль.
А затем к нему пришла Делакруа со своим шедевром – “Сарой”. Настоящий прорыв в технологии, чудо современной науки. Первый в мире полнофункциональный прототип устройства, способного перемещать тела в пространстве быстрее скорости света. Анатолий сразу понял всю гениальность Делакруа и лично продвигал её разработки в компании. Идеи Мари и до этого были на вес золота, но область применения этого изобретения была поистине безгранична. Её устройство, путь пока и в стадии разработки, могло полностью перевернуть мир. Делакруа воплотила в жизнь нечто, что способно было пронзать время и пространство, как нож бумагу. И всё это на его деньги.
И какую же ценность всё это несло в себе? Ну, для вида, перенаселившего агонизирующую планету, окружённую нищими захудалыми космическими колониями с коллективным укладом быта, это несло новые возможности и перспективы, несло надежду на лучшую жизнь. И всё это в красивой обёртке и только в магазинах “TriOptimum”. Но куда более важным было то, что, став единственным обладателем такой технологии, корпорация ускользала бы от крепкой хватки властей. Публика желала дотянуться до звёзд, а Анатолий исполнил бы их мечту стараниями Делакруа и “Сары”, и никакое правительство его не остановит.
Но Коренчкина волновало не это, а Диего. Капитан был умён и всегда был в курсе всех событий, хоть и считал себя слишком важной шишкой в правительстве, недосягаемой для Анатолия. Диего и понятия не имел, какое влияние “TriOptimum” на самом деле имели в Комитете Объединённых Наций.
Коренчкин встал с кровати, направился в ванную комнату и почистил зубы пастой “Denti-Brite”. Он думал о Делакруа. В последнее время она много жаловалась на условия труда, говорила, что её слишком торопят с разработкой “Сары”, и что ей надо ещё пять лет на завершение прототипа. Мари уделяла особое внимание возможным побочным эффектам работы “Сары”.
– «Каких, например?» – спрашивал у неё Коренчкин.
– «Понятия не имею. Именно поэтому их и надо изучить», – отвечала Делакруа.
Анатолий терпеть не мог эту черту характера в учёных. Им всегда надо во всём до конца разобраться, а на это нужно время. Делакруа, как настоящий инженер, хотела изучить всё до последнего винтика, но, может, причиной был и… страх? Может, дело всё в нём? Выходит, Делакруа сама боится своего собственного творения?
Но ждать Анатолий больше не мог. Чем больше времени потребуется Мари, тем больше неприятностей могло их подстерегать в дальнейшем. “Сару” могут украсть. Или правительство доберётся до неё и уничтожит. Все эти варианты не сулили ничего хорошего. “Сара” может открыть для них много дверей. За одними их ждёт богатство, за другими – крах. Но разве когда-то было иначе? И Коренчкин понимал, что двери эти рано или поздно будут открыты, как с помощью “Сары”, так и без неё. И никакой Диего, и ничто на свете этому не помешает.
Предстоящее вскоре заседание правительства должно было расставить всё на свои места. Будет много болтовни, зубоскальства и игры на публику. Сам же Коренчкин предпочёл, как обычно, сидеть тихо где-нибудь поодаль и наблюдать, как другие сражаются за его интересы.
Анатолий выплюнул зубную пасту в раковину и, наслаждаясь мятным привкусом во рту и покалыванием на дёснах, будто от электрических разрядов, решил, что надо бы послать Диего ящик такой пасты. В ближайшие недели капитану немало пригодится его знаменитая сияющая улыбка.
Часть третья
Созыв подкомиссии сената Комитета Объединённых Наций прошёл в спешке. Её председателем был назначен Кэл МакГилл. С первого дня в правительстве он был пешкой Коренчкина, получая от того немалые суммы. В состав подкомиссии вошли шестнадцать человек: семеро сенаторов, четверо учёных, один эксперт по вопросам экономики, а остальные четверо были офицерами командного состава из вооружённых сил. Сам же Коренчкин выступал на слушаниях только в качестве наблюдателя, а вот Делакруа и Диего вызвали давать показания под присягой. Присутствие последнего на слушаниях не особо нравилось Анатолию, но сделать с этим он ничего не мог. Правду говорили, что Диего – не человек, а неподконтрольная природная стихия.
Битва при Бостонской бухте, а вернее то, как её освещали в прессе, превратили капитана в национального героя. Хотя восстание с самого начала было обречено на провал стараниями неумелых командиров, не сумевших даже обеспечить бунтующих должной экипировкой в бою против превосходящих числом, безжалостных и отлично вооружённых солдат армии КОН. Но журналисты представили всё так, будто бы исход боя был заранее неясен, и Диего стал героем.
Зачинщиками бунта стала банда подростков, требующих отмены законов против разработок в робототехнике. Сам же бунт был подавлен за три недели, в течении которых в боях была разрушена добрая половина делового центра Бостона, Чарльзтаун и Кэмбридж. И именно Диего положил всему этому конец, восстановил мир и порядок, а также лично проконтролировал, чтобы зачинщиков казнили.
Сидя в комнате заседаний подкомиссии, Коренчкин наблюдал за Диего, как тот пересёк комнату, на ходу пожимая руки коллегам из командования и чересчур восторгавшимся его присутствию политикам. Капитан кивнул Делакруа, что слегка задело Анатолия. Он считал Мари своим питомцем, которого он нашёл, выходил, направил его талант в нужное русло и предоставил всё необходимое для работы, в результате которой появилась “Сара”. И после всего этого Делакруа, как ни в чём не бывало, кивает Диего в ответ, как будто не встречалась с этим сукиным сыном на том живописном берегу Новой Англии, считая, что сделала всё втайне от Коренчкина. Это так надо поступать с человеком, который дал ей всё в этой жизни?
Да, Анатолий прекрасно знал о том, что Мари встречалась с Диего. Его собственные шпионы чуть не выдали себя перед агентами капитана, точно так же следившими за встречей на мысу. Диего и сам желал, чтобы Коренчкин узнал об этой встрече. Пожелай он обратного, Анатолий на самом деле так и остался бы в неведении. У капитана были лучшие люди и лучшая аппаратура, и он был непревзойдённым гением в увёртках и ловушках для противника.
На первый взгляд казалось, что слушания проходили до одури скучно. Куча болтливых учёных с напыщенным видом зачитывали заранее подготовленные независимые заключения о целесообразности работы Делакруа. Среди них особо выделялась доктор Дженис Полито, привнеся в унылую демагогию лёгкий налёт драматизма. Она была автором немалого количества известных работ по искусственному интеллекту, большинство из которых были пропитаны зубовным скрежетом и стенаниями, столь популярными среди нео-луддитов.
– «В родном языке доктора Делакруа есть такие слова как “pouvoir” и “devoir”», – начала свою речь Полито. – «Переводятся они как “можно сделать” и “необходимо сделать” соответственно. Значение этих слов, как и сами слова, совершенно разное, и нельзя путать эти два понятия, когда речь заходит о начале новых технических разработок. “Сару” можно построить, и она раскроет перед нами всю галактику. Тем самым в космосе больше не останется для нас загадок. Я понимаю, что это довольно притянутый за уши аргумент в споре, надо ли создавать двигатель, разгоняющий тела выше скорости света, но давайте вернёмся к реальности: мы и понятия не имеем, как в будущем поступит “Сара”. Для одного только её запуска нам потребуется заново обеспечить её всей той вычислительной мощью, что была у “S.H.O.D.A.N.”, и процесс уже начался. Обычный искусственный интеллект, не снабжённый модулями симуляции личности, не сможет уложиться в заданный график. Для создания не до конца исследованной технологии нам придётся использовать другую технологию, которой мы не доверяем».
Из всех присутствующих на заседании самую большую взятку Коренчкин дал председателю подкомитета Кэлу МакГиллу. Тот, дослушав тираду Полито, наклонился к её креслу.
– «Эм-м-м… А разве созданный вами прототип искусственного интеллекта “Ксеркс” не предназначен как раз для таких ситуаций, доктор Полито?» – спросил МакГилл. Полито побледнела как мел. Она выглядела ошарашенной, будто ей оплеуху отвесили. Дженис бросила взгляд на Делакруа, в котором явно читалось: “Кто им рассказал об этом?!”.
– «Откуда вы знаете о “Ксерксе”? Это мой личный проект, он не имеет никакого отношения к…», – Полито повернулась к сенатору. Тот в ответ лишь нажал что-то на экране перед доктором, после чего на огромном проекторе над головами всех присутствующих появилось трёхмерное изображение лысого человека с пронзительным взглядом неестественно ярко-синих глаз.
– «Добрый день», – сказал незнакомец. Голос был монотонным, с некоторым британским акцентом. – «Я система “XERXES 453/RT4b3”».
Полито выразила протест, но председатель комитета отклонил его, стукнув молоточком по трибуне и призвав всех к порядку. Но тишина в комнате наступила только лишь через несколько минут, когда все успокоились. Лицо “Ксеркса”, сохраняя молчание, по-прежнему висело в воздухе.
– «Доктор Полито, вы на каждом углу кричали о том, как искусственный интеллект нас всех погубит, и в то же время сами создавали один из них? Как это вам удаётся усидеть сразу на двух стульях?» – задал доктору вопрос МакГилл. Полито в ответ лишь промолчала. Делакруа хотела было повернуться к Диего, чтобы тот подал ей какой-нибудь знак, что всё нормально и идёт по плану, но доктору не хватило духу так поступить, ведь это тут же заметил бы Коренчкин. Мари по-прежнему считала, что Анатолий не в курсе её связи с капитаном.
– «Я вовсе не такая наивная, какой меня тут могли посчитать», – заикаясь, начала Полито. – «Прогресс нельзя остановить, а бездействие лишь отнимает время. Но прогрессировать надо с осторожностью и деликатностью. Да, я и впрямь создаю нечто, превосходящее по уму нас всех. Мы будто добыча, которая сознательно собирает для себя хищника. Не считай я так, то “Ксеркс” был бы завершён ещё шесть лет назад. Треть от всего времени разработки этого прототипа ушло на само программирование искусственного интеллекта, а остальные две трети – на создание ограничительных протоколов. Только и только в том случае, если я и мои коллеги сочтут, что “Ксеркс” безопасен к использованию, я запущу его в серийное производство».
Публика разразилась гомоном. Вокруг стояли сплошные крики и шум. Приставы вывели Делакруа из комнаты. Слушания шли ещё несколько дней, и наконец, подкомиссия вынесла своё решение.
– «Будущее неотвратимо», – начал Кэл МакГилл. – «За последние дни мы убедились в том, что даже отъявленные технофобы, в своих речах невежественно отвергающие науку, на самом деле ведут передовые разработки. Однако, несмотря на всю неизбежность технического прогресса, в этом деле нельзя спешить. В завершение этого заседания, после длительных размышлений и дополнительных консультаций с капитаном Диего и его отрядом, комитет пришёл к заключению, что…»