просто рифма ей не повредит:
человек совсем не одинок –
кто-нибудь всегда за ним следит.
Игорь Губерман – «Гарики на каждый день»
Но мне казалось, что они издеваются. Девушку с номером восемь вскоре позвали, но из двери не выходил седьмой. Я остался наедине с ангелом-сопроводителем, не снимающим маску с каменного лица. Как странно – когда я получил возможность получить ответы на все вопросы, голова тут же опустела. В попытках поймать какую-нибудь мысль, абсолютно любую, я замечал, что мыслей становится все меньше и меньше. Потом они пропали совсем, и я погрузился в какой-то транс.
Я нагло смотрел на ангела, что считалось неприличным в Алкеоне. А он – на меня. Первая мысль, которая образовалась у меня в голове, была такой: «Наверное, он тоже находится в постоянном безмыслии. Нет, не он. Все они».
– Да, – согласился с моей мыслью ангел.
Я вздрогнул. Не привык, что кто-то читает мысли.
– А это… Почему я иду в эту дверь, а в ту, другую, идет толпа? – неуверенно спросил я, переставая глазеть на ангела.
– Эта – для рабов, – ответил он равнодушно.
Вот так. Оказывается, в загробных мирах тоже есть разделение по кастам. Я уж было подумал, что смогу побыть самим собой, что больше не придется чувствовать себя ниже других.
– Ты будешь собой, – ответил ангел. – Будешь. Именно для этого рабы идут отдельно.
Я поменял положение в пространстве и теперь как будто стоял на невидимом полу. Наверное, для рабов у них отдельный мир. Такой, где их не будут презирать и относиться как к дерьму.
– Да. Для рабов другой мир, – ответил ангел. – Там рабы будут собой.
– Собой… – эхом повторил я.
Здесь я еще меньшая песчинка, чем в Алкеоне. Да что там, в Алкеоне, даже если смотреть с точки зрения страны. Виелдар – государство маленькое, но у меня даже там не было имени. Только цифра. Сначала единица, потом двойка, тройка… девятка. Что может быть хуже? Думаю, даже десятку нести легче. Потому что ее нести и не приходится – получившие десятку живут от силы два часа.
Поэтому девяток считают самыми смирными, поэтому они самые дорогие. Потому что ни одна разумная девятка не возьмется сбежать. Каждая девятка боится накосячить, всегда выполняет работу правильно и к сроку. Но я не в их числе. Даже став девяткой, я посмел бежать. И все-таки умер. Но это оказалось не так страшно, как я думал при жизни.
– Девятка, – сказал ангел, а я опять вздрогнул.
И этот ангел, подобно предыдущим, улыбнулся моей реакции.
– Можешь проходить внутрь, – продолжая слегка улыбаться, одними уголками губ, сказал он.
Я подлетел к двери. Сначала посмотрел, что находится позади нее, и убедился – там пустота. Затем я открыл дверь. За ней был и пол, и стены, и потолок, обшитые светлым деревом. За дальним столом, в груде бумаг, сидела девушка-ангел. Она отличалась от тех, что я видел прежде. Ее лицо не казалось каменным.
Я шагнул в комнату, дверь за спиной закрылась сама. Наверное, это ангел с обратной стороны ее закрыл. Теперь я чувствую себя живым – ноги стоят на осязаемом полу, тело больше не кажется призрачным.
– Садись, – сказала девушка-ангел и указала рукой на удлиненный стол, за которым уже сидели двое.
Два ангела. Один похож на предыдущих, а другой отличается черным балахоном и мягкими чертами лица. Между ними свободный стул, куда я и сел. С непривычки меня немножко пошатывало, удержать равновесие после долгого витания в бесконечном пространстве оказалось трудной задачей. Тело неведомой мне силой тянуло вниз так, что ноги подгибались.
– Привыкнешь, – сказала девушка, со звонким шлепком бросая на стол толстую тетрадь и вставая с места.
Я напрягся. Ее острые черты лица, тонкие ярко-красные губы, искривленные в хищной улыбке, горящие непонятным мне азартом глаза – все настораживало. Она обошла стол и остановилась передо мной.
– Я – ангел-судья, – представилась она, беря мою руку ледяными пальцами и резко переворачивая, чтобы увидеть цифру на запястье. – Девятка, значит. На суде адвокатами станут твои ангел-хранитель, что справа от тебя, и черт-искуситель – слева.
Я повернулся к парню с приятным лицом. Сейчас оно было серьезным, брови сведены к переносице. Так значит, эти двое были со мной всю жизнь. Я, оказывается, был не одинок – за мной всегда приглядывали.
– Значит так, – сказала девушка, поворачиваясь к нам спиной и проходя до своего стола. Она подняла толстую тетрадь, быстро пролистала ее и открыла на последней странице. – Ты умер в бегах. Первое обвинение – трусость, а это уже повод отправить его в Ньяд. Уважаемые адвокаты, у вас есть, что сказать в оправдание?
Я замолчал, глядя на ангела-хранителя. Тот в свою очередь смотрел на черта-искусителя, а он – на ангела-судью.
– Это я подбил его на побег, – тихо, но уверенно сказал черт-искуситель. – Я искусил четверку напиться хозяйского вина, а затем выкрал ключи, которыми он обычно запирал восьмерок и девяток.
– Хорошо, – раздраженно прорычала судья, быстро листая увесистую тетрадку.
Я удивленно смотрел на черта. Раньше мне казалось, что они созданы как раз для того, чтобы сделать человеку хуже после смерти. А он еще и защищает – как странно.
Ангелу-судье, видимо, надоело листать тетрадку. Она положила ее на стол разворотом вниз и быстрым шагом подошла к столу. Она уперлась в него прямыми руками и наклонилась к моему лицу.
– Ты родился рабом? – спросила она, криво улыбаясь едко-алыми губами.
Для меня это больная тема, но, думаю, лучше не тянуть с ответом.
– Нет, – выдохнул я. – Я сын графа де ля Карто.
Ангел-судья сдвинула ярко-черные брови к переносице. Какое-то время она смотрела на меня неподвижно, ритмично постукивая длинными ногтями по столу.
– Отлично, и как же ты стал единицей? – спросила она.
– Это вышло… случайно, – задумчиво ответил я. – Отец не отдал мою младшую сестру замуж за графа Тарниола. Он владеет небольшой землей на севере. И тот донес, якобы я домогался до его сестры, – я поджал губы, вспоминая, что чувствовал в тот момент. – На следующий же день меня без всякого суда клеймили и отправили в армию.
– В армию, значит, – слащаво-ядовитым голосом сказала ангел-судья. – Обращаюсь к уважаемым адвокатам. Почему он сбежал с поля боя, тем самым заработав второе клеймо?
Ангел-хранитель спокойно поднял холодные глаза.
– Я оберегал его от опасности, – вкрадчивым голосом отвечал он. – Армия врага превосходила их армию. Выжил только он, и то благодаря побегу.
– Вот как, значит, – сказала судья, начав расхаживать взад-вперед возле нашего стола. – А как вы объясните тот факт, что, став дворником, он много ленился, оставляя улицы грязными? А сам в это время тихонько просиживал в кабаках, скрывая под отращённой челкой двойное клеймо?
Я покраснел, надувшись шариком на своем стуле. Адвокаты смотрели на меня, ожидая, что я объясню поведение. Но оправданий я не нашел. Когда молчание затянулось, опять вмешалась судья.
– Вы оба, – девушка презрительно посмотрела на моих защитников, – знали, какой суд ждет его после смерти. И, тем не менее, позволили сидеть ему в кабаке вместо работы. Жду ваших объяснений, уважаемые.
Защитники продолжали молчать, глядя на меня. Я переводил взгляд с одного на другого, и мне показалось, что их глаза умоляют меня ответить. Но мне действительно нечего сказать – я правда ленился.
– Значит, объяснительную положите на стол. Пишите сразу на имя Бога, а он уже решит, что с вами делать. Думаю, – девушка улыбнулась шире, обнажая белые зубки, голос садистски повеселел, – хранителем и искусителем вы больше не будете.
Они зеркально кивнули, а я повесил нос. Теперь, когда я понимаю, что всю жизнь за меня кто-то нес ответственность, мне становится стыдно. Из-за моей лени те, кто оберегал меня, те, кто всегда был рядом, попали в неприятное положение.
– Ниортан де ля Карто, – вдруг обратилась ко мне ангел-судья. – Решение – Ньяд.
– Протестую! – воскликнул черт-искуситель.
Он встал со стула, опираясь вытянутыми руками с тонкими изящными пальцами на стол.
– И в чем же заключается ваш протест, уважаемый? – спросила она, цепляясь большими пальцами за маленькие кармашки белого балахона.
– Его нельзя отправлять в Ньяд, – мягким голосом объяснял черт. – Вспомните, кем он был раньше.
Девушка вернулась к своему столу и присела на далеко отодвинутый стул. Перевернув тетрадь, она подперла ладонью подбородок. Глаза забегали по тексту, челюсть напряглась. Задумчиво ангел-судья пролистала несколько страниц, уголок губ нервно дернулся.
– Я… не могу принять решение, – сказала она, с шумным выдохом закрывая толстую тетрадь.
– Опять… – протянул ангел-хранитель, закатывая глаза.
Черт сел.
– Да, опять! – прикрикнула она. – Распределение – очень ответственный шаг! Если я ошибусь, он будет мучиться целую вечность.
«Она едва начала работать судьей, – раздался голос черта в моей голове. – Вот и выпендривается, пытаясь скрыть неуверенность».
Я посмотрел на искусителя – тот ободряюще улыбался. Да уж, не так я представлял чертов. Думал, они – маленькие злые уродцы, которые только и желают зла своим подопечным. А я еще и плевался в него.
– Открываю, – сказала судья дрожащим голосом.
Хранитель поджал губы.
Девушка зажмурилась и протянула руку вперед. В воздухе с резким хлопком появилась белоснежная дверь. Судья стояла перед ней, казалось, как будто даже и боится. Она медленно подняла руку, приложила костяшки пальцев к поверхности и коротко стукнула два раза.
– Что, опять? – послышался бархатный голос с той стороны.
– Да, – выдохнула судья.
– Хорошо. Я приму.
Дверь исчезла с тем же хлопком. Девушка отпрянула, закрывая руками лицо. Я не видел ничего страшного в этом исчезновении двери, скорее, мне казалось странным поведение судьи. Даже хранитель и искуситель улыбались, наблюдая за этим.
– Ладно, теперь наша очередь, – сказал ангел, поднимаясь со стула.
Он протянул руку вперед, и тут же с хлопком появилась еще одна дверь. В этот раз не белая, а грязно-зеленая, какой бывает вода в некоторых морях.
– Входи, – сказал хранитель.
Я неуверенно поднялся, продолжая поглядывать на хранителя с искусителем, и, взявшись за прохладную бронзовую ручку, потянул дверь на себя.
Кто-то толкнул меня в спину, и я стремительно полетел вниз, видя под собой небольшой островок в необъятном зеленом океане. Островок стремительно приближался, и я понял, что разобьюсь. Но меня с двух сторон подхватили искуситель и хранитель. Черт слева, ангел справа. Они плавно поставили меня на белый прохладный песок.
Хранитель оттянул вперед мою бороду так, что за ней потянулась и голова. Искуситель длинными черными ножницами за один «чик» отрезал ее и кинул в воду. Ангел осторожно повернул мою голову под каким-то непонятным углом, подбородком к черту. Тот осторожно, не задевая кожу, стал отстригать остатки коричневых курчавых волос на подбородке. Волосы летели во все стороны, рукава искусителя покрылись ими. Я несколько раз чихал, когда они попадали ко мне в нос.
– Где мы? – спросил я.
В этом месте пустота ощущалась кожей. Островок, покрытый белым холодным песком, омываемым слабыми зелеными волнами океана, оказался маленьким, всего по пять шагов в обе стороны.
– Там, где мы с чертом сидели всю твою жизнь, – холодно ответил ангел, подставляя острое лезвие к моей щеке и соскабливая щетину.
– В твоем внутреннем мире, – дополнил черт, бросая ножницы в океан.
– Но почему здесь так пусто? – с недоумением спросил я, задирая голову, чтобы ангелу было легче брить подбородок.
– Это мы у тебя должны спрашивать, почему в твоем внутреннем мире столько воды, – ответил черт, усаживаясь на песок.
Мне не казалось это правдой. Я всегда считал свой внутренний мир богатым и красивым, представлял яркие цветущие деревья, множество необычных существ, олицетворяющих мои безумные мысли. А здесь оказалось пусто. Вода – вот, оказывается, чем всю жизнь я был наполнен! А этот островок – единственная действительно живая часть меня.
Подул холодный ветер, поднимая волны в океане. Я поежился, вода обрызгивала тело.
– Хватит, – сказал черт. – Ты сейчас остаток суши затопишь своими мыслями.
– Что, мои мысли – просто вода? – удивился я.
– Да, – говорил ангел. – Любые мысли – вода. Суша – когда мыслей нет.
– Когда ты родился, твой внутренний мир был огромной пустыней, – продолжал черт. – Мы с ангелом бродили по ней первые месяцы твоей жизни. А потом пошел первый дождь. Годы шли, дождь то лил, создавая мелкие озера и реки, то прекращался. Озера расширялись в моря, моря соединялись, становясь океанами. Под конец твоей жизни нам приходилось делить незатопленный островок оставшейся суши. С каждым днем, когда возобновлялись дожди, ты оставлял нам все меньше простора. Мы боялись, что однажды ты затопишь весь мир.
– Выходит, вы жили в моем внутреннем мире? Вдвоем?
– Да, – отвечал ангел. – Ты никогда не был одинок. Всю твою жизнь, начиная с зачатия, мы были рядом. И теперь, когда ты умер, мы продолжаем защищать тебя. Но скоро тебе придется действовать самостоятельно.
– То есть, вы покинете мой внутренний мир? И куда же вы пойдете? – спросил я, глядя в зеленую воду.
Странно видеть свое отражение без бороды и клейма. Квадратный подбородок открылся взгляду. Теперь даже легче голове стало, борода не тянула ее вниз.
– Пойдем оберегать и искушать следующего человека, – сказал ангел, становясь справа от меня и кладя руку на мое плечо.
– Приглядись, – сказал черт. – Это вода – твои мысли. Именно благодаря ей мы за тобой приглядывали. К слову, пока этой воды не было, ты был почти беззащитен. Мы даже не знали, что с тобой происходит.
Я пригляделся. В воде действительно плавала моя жизнь, мои мотивы и мысли. Всегда внутри меня сидели те, кто знал меня не хуже, чем я сам. Всегда кто-то волновался за меня, за мои ошибки, за мои неосторожные действия. А я-то считал себя не понятым всеми, никому ненужным изгоем.
– Все верно, – говорил ангел. – Для нас люди – как для вас дети. Вырастить и отпустить.
– Но что же ждет меня дальше? Вы так и не рассказали.
Черт подошел слева и, подобно ангелу, положил руку на мое плечо. В зеленой воде мы сплывались в одно целое – черное, белое и я посередине.
– Дальше тебя ждет либо Рьяд, либо Ньяд, – сказал черт.
– Это я и так слышал. Но кто это решит? – спросил я, продолжая наблюдать, как в воде плавают мелкие рыбки. Оказывается, мой внутренний мир все же населен. – Судья ведь не смогла сделать выбор.
– Это решит Бог, – ответил ангел.
– Бог? – переспросил я, не поверив ушам.
– Да, ты будешь говорить с Богом, – продолжал черт. – И нас рядом не будет. Мы даже не сможем сидеть в твоем внутреннем мире, ведь разговор с Богом должен проходить с глазу на глаз.
– И как я должен себя вести? – спросил я, чувствуя нарастающую панику.
– Главное быть вежливым и искренним, – отвечал искуситель, отпуская мое плечо. – Не вздумай льстить, он это сразу почувствует. Говори только тогда, когда тебя спрашивают. Так будет лучше. И не просись в Рьяд – Бог сам решит, где тебе место. Он больше всего не любит, когда его поучают или пытаются навязать свое мнение.
Я поджал губы. Подул холодный ветер, раздувая спутанные каштановые волосы. Стайки рыбок в воде стремительно расплывались в разные стороны, а сама вода отступила от берегов, рискуя обрушиться на остров ледяной волной. Я воду не трогал – просто знал, что она ледяная. Все же это мой внутренний мир, здесь я – бог.
– Только не вздумай мыслить подобным образом при Боге, – сказал черт, мягко улыбаясь. – Он не терпит конкурентов.
– Конкурентов? Чтобы с ним конкурировать, нужно быть либо безумцем, либо глупцом.
– Поверь, – сказал ангел, выставляя руку вперед – появилась еще одна дверь, – таких в загробных мирах хватает.