— Если ты освободился, так может, поможешь мне обвести последнюю таблицу? — тут же попыталась его запрячь Турия, — А что смешного? — Мато и Кайсар чуть было не попадали от хохота.
— Ты издеваешься, что ли? Я на эту чертёжную бумагу смотреть уже не могу!
— Нас всех на этой неделе проклятым черчением замучили, — пояснил ей Кайсар, — А ему ещё и повезло как утопленнику — полибол чертить заставили.
— Вот этот с цепью, который шариками стреляет?
— Если бы! — страдальчески поморщился мой наследник, — Но пулевой достался царёнышу. Я и на гастрафет был согласен, и на баллисту, но почтенный Сергей сказал, что для меня это слишком просто, и подсуропил мне этот долбаный стреломёт с поворотным валом, а я задолбался его чертить! И ты думаешь, это только в этот раз? Всё время так! — и на меня укоризненно глядит, потому как хоть распределял задания и Серёга, но утверждал их я, — Всем что-нибудь нормальное дадут, а мне — самое навороченное.
— Судьба твоя такая, — сообщил я ему, — У нас это наследственное. Ты думаешь, у меня бывало иначе? Бывало — изредка, когда препод совсем уж бдительность терял, и тогда я радовался везению. Но обычно, когда я пытался выбрать что-нибудь нормальное, мне говорили то же, что и тебе — что для меня это слишком просто. И давали мне в работу такое, что хоть стой, хоть падай. Так что терпи и привыкай…
— Один чертёж? — недоуменно спросила Турия.
— Сборочный. А к нему — вся деталировка, то бишь чертежи всех деталей, а они в сборке в основном — ну, крепёж и звенья цепи не в счёт — по одной. А чертежи деталей — рабочие, с материалом и всеми размерами, и на каждый размер — допуск, чтобы по этим чертежам можно было при необходимости сделать детали комплектации, а уже из неё — собрать годный работоспособный полибол.
— Ужас! — ага, до шмакодявки наконец-то дошло, — Но досточтимый, ведь это же несправедливо! Кому-то лёгкие задания достаются, а кому-то — вот такие.
— Ну, совсем уж лёгких заданий в кадетском корпусе не достаётся никому, даже девчатам, — возразил я, — Если после школы ты не испугаешься трудностей и поступишь в него, как это сделали и многие девчата из первого потока, то ты убедишься в этом и сама. Но по сути ты права, разница в сложности немалая, и конечно же, это несправедливо. Мы чередуем везунчиков, которым достаются задания полегче, чтобы ими не были всё время одни и те же, и чтобы их не возненавидели за это все остальные, но самые лучшие в число таких счастливчиков не попадают никогда.
— А разве никак нельзя сделать все задания одинаковой сложности? — спросила Энушат, — Ну, чтобы не было такой большой разницы.
— Можно, и даже нетрудно, но не нужно.
— А в чём смысл? — ага, Ганнибалёныш сообразил, что не просто так.
— Смысл в том, что ваша учёба — это не только преподавание вам знаний, но и ваше воспитание. Если вас возмущает несправедливое распределение нагрузки — это очень хорошо. Чем сильнее вы будете ненавидеть подобную несправедливость, тем лучше. Вам предстоит быть не простыми людьми, а теми, от кого будут зависеть многие. И то, каково хорошему исполнителю терпеть огульную уравниловку с плохим, которая отобьёт у него всякое желание стараться, вы должны для лучшего понимания этого испытать и на себе. Выучитесь, будете руководить другими — не допускайте подобного безобразия сами у тех, кем вы будете руководить, и беспощадно пресекайте всякие попытки такой уравниловки. Справедливость — это когда лучшие и живут лучше бестолочи, а не тогда, когда одинаково плохо и тем, и другим. Я надеюсь, вы все понимаете, почему одинаково всем может быть только плохо, а не хорошо? Правильно, хорошего никогда не бывает в изобилии, и то, что есть — должно доставаться в большей мере наиболее достойным. Жизнь есть жизнь, и мы с вами живём в реальном мире, в котором неизбежен блат. Те же Спурий и Миликон — оба займут достойное положение в обществе не только по своим способностям и прилежанию, но и — сами же все прекрасно знаете, почему, — пацанва рассмеялась, — Моих детей я тоже не позволю никому обидеть с назначением по службе. Ты, Гамилькар, тоже не сирота. Ты, Турия — из "блистательных", и таких среди вас немало. Такова жизнь, и с этим ничего не поделать, но раз уж вы и вам подобные такие баловни судьбы, то будьте тогда хотя бы уж справедливы к тем, кому повезло с блатом меньше, чем вам.
— Да я и так уже эту уравниловку ненавижу, — хмыкнул Ганнибалёныш, — Когда к школе нас готовили, то же самое было — кто лучше занимается, тем и задания труднее, и спрос строже, а с бестолочи и лентяев спроса почти нет.
— Точно, досточтимый! — поддержала его Энушат, — Такая же несправедливость! Мама велела мне стараться и не роптать, и я терпела, но очень обидно было!
— Да, на ваших подготовительных занятиях это цвело пышным цветом. Ну так и многие ли из той бестолочи, которой так нравилось садиться на хвоста толковым, учатся теперь с вами в школе? Да, вам тоже на экзамене пришлось нелегко, и на "отлично" его не сдали даже лучшие из вас, но вы его всё-таки сдали и в школу попали. К сожалению, блат был и у многих среди той бестолочи, и отсеять их сразу, не дав им шанса поступить, было нельзя. Поэтому и отсеяли их по результатам подготовки.
— Досточтимый, а вот этот полибол, который Волний чертил со всеми деталями, будет делаться? — спросила Турия.
— Нет, это было просто учебное задание. Его и римляне широко внедрять как-то не спешат, да и сами греки у себя широко не внедрили — не настолько он хорош по своим качествам, насколько сложен и дорог.
— Так вот это, папа, как раз и было самое обидное, — признался мой наследник, — Я ведь почему пулевой выбрать хотел? Не из-за сложности этого стреломёта, а из-за его никчемности. Не хотелось делать эту бессмысленную работу, которая заведомо никому не нужна. Я её, конечно, сделал, и надеюсь, сделал неплохо, но ведь хотелось сделать что-то действительно нужное и полезное.
— Хватит ещё и на твою долю и нужного, и полезного, — хмыкнул я, — Пулевой полибол — тоже далеко не сверхоружие. Пора бы вам уже и понять, что реально полезные вещи вы будете делать не по эту, а по ту сторону океана. Если хочешь, я могу специально для тебя зарезервировать стреломёт получше этого полибола, — я имел в виду китайский многозарядный арбалет, устроенный гораздо проще греческого полибола-стреломёта и гораздо скорострельнее его, но именно поэтому и противопоказанный для Испании.
В том своём оригинальном китайском виде индивидуального ручного арбалета, в котором его фотки, схема со статьёй-объяснялкой и даже короткое видео испытаний его новодела, которые нашлись на флэшке у Серёги, оружие это довольно дурацкое. Вот как тут попадать в противника из него прикажете, если для этого нужно правой рукой дёргать вперёд и взад рычаг, а левой при этом удерживать агрегат за ложу с упором её в грудь или в брюхо? Разве только по большим скоплениям или совсем уж сблизи — ага, если внезапно и массово, то один раз прокатит. А на второй, уже зная об этой горе-вундервафле заранее, её либо врассыпную легковооружёнными атакуют и дротиками забросают, либо вынесут на хрен издали прицельной стрельбой из нормальных традиционных метательных средств. Но это, как я уже сказал, касается лёгкой индивидуальной стрелковки. Мы же с Володей, раскритиковав Серёге его идею в пух и прах, невольно всё-таки призадумались над этой, надо признать, весьма соблазнительной схемой. И помозговав над ней, поняли то, до чего не допетрили те китайцы. А помозговав ещё, поняли и то, почему эту схему категорически нельзя показывать римлянам, не говоря уже о греках. Млять, да это же кондовый, простой как три копейки, дешёвый, а главное — куда более скорострельный аналог того греческого полибола! Естественно, не в ручном, а в станковом варианте, решающем самую главную проблему — с прицельностью стрельбы. Два дюжих бойца по бокам слаженно работают его двойным рычагом, а третий сзади — наводчик, отвечающий за прицеливание. Какого хрена до этого китаёзы в реале не додумались — у них спрашивайте, но греки с римлянами — это европейцы, и до чего додумались мы — додумаются и они. А магазин из десятка болтов за пятнадцать секунд — скорострельность, весьма впечатляющая и реально стимулирующая для творческой мысли античных греко-римских оружейников. Так что ну их на хрен, без наших подсказок пущай обходятся. Обошлась же Империя без этого агрегата в известном нам реале? Вот и в этой реальности тоже как-нибудь обойдётся — ага, с тем же самым, нас вполне устраивающим, результатом. На Азорах, на Горгадах, на Капщине и в Америке — другое дело. Там, вдали от посторонних глаз — не можно, а нужно…
— Ладно, ребята, давайте теперь сосредоточимся и доделаем наконец эту шкалу, — вернул я пацанву с небес на землю, — В конце концов, у вас ваш законный выходной, и на него у вас наверняка есть ещё и свои собственные планы, — ага, судя по их заблестевшим глазам, я попал в точку.
За обедом вся юнкерская троица уже в выходном снаряжении — разве только без форменных кожаных пацирей, перевязей с мечами, да плащей, в которые они, само собой, облачатся перед выходом. И уж не приходится сомневаться, что все металлические части надраены до состояния "чтоб огнём горело". Уселись рядышком и перешептываются меж собой о чём-то с заговорщическим видом.
— Папа, а ты меня с ребятами отпустишь? — Волний всеми силами скрывает свой особый интерес, и правильно делает, потому как если Кайсару и Мато по шестнадцать уже исполнилось, так что совершеннолетними уже считаются, то его в его четырнадцать, зная, куда они намылились, я могу в принципе и не отпустить.
— А для тебя это прямо так важно?
— Ну, мы хотели за Миликоном ещё зайти, а если меня с ребятами не будет, то и его отец, наверное, тоже не отпустит, — о цели прогулки дипломатично умалчивает.
— И куда ж это вы собрались? — не могу совсем уж отказать себе в удовольствии хоть немножко подразнить их.
— Да мы и сами ещё окончательно не решили, папа. Может, в зверинец заглянем, может, в театр или музей, может, ещё куда — решим, когда уж всей компанией соберёмся, — ага, грамотно сформулировал, тут ключевое — вот это самое "может, ещё куда", типа, не было у них этого в замыслах, а решили спонтанно и всей компанией, гы-гы!
— А на представление не пойдёте? — предстояло выступление "гречанок" Аглеи.
— Пойдём обязательно — ну, разве только к самому началу немного опоздаем, — судя по пристёгнутому к его поясу футляру трубы, пропускать это действо они и в самом деле не собираются.
— Ну, раз уж вы повсюду вместе ходите, то как тут тебя не отпустишь? — сам-то не без труда удерживаюсь от ухмылки, супружница — та даже отвернулась, чтобы скрыть свою, пацанва с немалым трудом скрывает торжество, и только Турия слегка морщится, но тоже сдерживается и сдавать мне их с потрохами всё-же не хочет.
Во всяком случае, дождалась конца обеда и их ухода, когда отменить принятое решение я уже не мог, даже если бы вдруг и передумал. Ну что ж, это делает шмакодявке честь, даже если не сдержится и заложит мне пацанов несколько опосля. Ведь что она уже неровно дышит к моему наследнику, ни для кого у нас в доме не секрет, хоть никто и не говорит об этом вслух, и в данном случае причина для недовольства у неё таки есть.
— Зря ты и Волния с ними отпустил, досточтимый, — ага, всё-же не сдержалась.
— Это ещё почему? — официально-то я ведь ничего не знаю, верно?
— Ну, нехорошо это будет, если я тебе на них наябедничаю, — ага, хоть и хочется заложить мне пацанов, да только совесть не позволяет.
— Да и не нужно, — мы с Велией рассмеялись, — Или ты думаешь, Турия, будто я не знаю о небольшом симпосионе специально для юнкеров у Кессии Конисторгисской? О нём, конечно, не оповещали глашатаи, но кому нужно знать — знают все. И почему ребята сейчас не наедались до отвала, как вчера, когда прибыли из лагеря, я тоже догадался.
— Тогда зачем было отпускать, досточтимый? Ты же знаешь, кто она такая!
— А что тут такого? Ребятам хочется развеяться после лагеря — почему не у неё?
— Да ведь она же — ну, приличного слова не подберу. Расфуфыренная такая вся из себя, да ещё и лектике её носят со статуэтками — прямо как аристократку какую-то!
— Ты ей не завидуешь, надеюсь? — мы с супружницей едва сдержались от смеха, — Да, Кессия — гетера и одна из лучших "гречанок" в прошлогоднем выпуске. Совместные занятия с классом Волния посещала, как и весь её поток, так что и для ребят — тоже своего рода одноклассница. Да, любит и пыль в глаза пустить, но для её профессии это норма. Те из её однокашниц, которые захотели другой жизни, перевелись в школу, а сейчас — учатся с ребятами в лагере. А эта выбрала ту профессию, на которую и начинала учиться. Кто-то же должен быть и гетерой? А у неё к этому делу талант, и если бы не эта эпидемия, её бы и в Коринф послали для подтверждения квалификации.
— Я знаю это, досточтимый. Она и у нас танцы и акробатику несколько раз вела, когда Мелею подменяла, а пару раз — и греческий язык. Но эта её профессия…
— Так, оставьте-ка нас, — велел я всей остальной мелкой детворе, а супружница кивнула и слугам, чтобы тоже испарились — все, конечно, один хрен в курсах, но приличия вроде как формально соблюдены.
— Думаю, Турия, нет смысла делать вид, будто бы ты не знаешь, чем отличается жизнь взрослых людей от жизни подростков. Именно тем, за чем холостяки и ходят кто к продажным женщинам попроще, а кто и к гетерам. Так во-первых, Мато и Кайсар — уже совершеннолетние и будут в своём праве, если даже и распробуют на ложе какую-нибудь из девчонок Кессии или даже её саму. Сам Волний, правда — ещё нет, но там есть кому и присмотреть за соблюдением законов, и Кессия об этом знает, а проблемы ей не нужны. И во-вторых, ну сколько там этот симпосион-то продлится? Представление Кессия уж точно не пропустит — именно по той причине, что ей нужно быть на виду и на слуху, так что по времени этот симпосион — одно название. А в том, что Волний выпьет там немного вина и посмотрит пару-тройку "танцев осы" в исполнении девчонок Кессии и её самой, я как-то вреда не усматриваю Что он, и без того не знает, чем девочки отличаются от мальчиков? Трубу я ему для чего, по-твоему, подарил?
— Но досточтимый, им же интересно там будет, и они повадятся туда ходить. И Волний тоже повадится вместе с ними.
— Естественно. А кто бы на его месте не повадился? Какой парень в его годы не будет интересоваться девчонками? Так лучше уж у Кессии и ей подобных, чем в каком-то низкопробном борделе для портовой матросни. У гетер девчонки и почище, и поискуснее, и повоспитаннее этих дешёвых шалав.
— Так в том-то и дело! А вдруг он там влюбится в какую-нибудь!
— То есть, лучше пусть по дешёвым борделям шастает, где уж точно ни в кого не влюбится? — мы с Велией расхохотались, — Через пару лет парню будет уже шестнадцать, и я сам куплю ему наложницу, какую он захочет. Если у него окажется такая на примете заранее — тем лучше. Почему бы и не у той же Кессии? А если у неё не найдется, так учить купленную на рынке кто будет? Кто обучит наложницу лучше, чем знакомая гетера?
— Ну, наложница — это другое дело. У тебя же тоже есть и тётя Софониба.
— Ты, Турия, не того боишься, — заметила моя супружница, — С Волнием в одной центурии учатся точно такие же бывшие "гречанки", как и эта Кессия. Каждый день перед глазами мельтешат, и тоже отборные, и демонстрируют не эту манерную избалованность, а как раз именно те качества, которых умные люди и хотят от будущих спутниц жизни. И это у них, заметь, не в ущерб хорошим манерам, отточенным в школе гетер.
— Тётя Велия, ну они же для него староваты, а мужчины предпочитают невест помладше себя, — млять, представляю, как бы сейчас отвисла челюсть у Трая, если бы тот услыхал эти рассуждения своей двенадцатилетней шмакодявки!
— Ну так и чего ты тогда испугалась, если в наложнице ты проблемы не видишь? Ты симпатична, умница, не стерва и не плакса, в школе у тебя показатели в числе лучших, в лагере худшие, чем ты, выдерживают трудности, а у тебя же ещё и желание выдержать их и показать себя в лучшем виде будет неподдельным, — Турия рассмеялась, — Ты будешь ничем не худшей, чем лучшие из тех, что учатся с ним сейчас. Соперниц у тебя реальных — пальцев одной руки хватит для пересчёта тех, у кого есть хоть какие-то шансы. И перед ними у тебя фора — ты не только мелькала перед его глазами в школе, но ещё и живёшь у нас. С кем из них Волний общался и общается больше, чем с тобой? Кого из них он знает лучше, чем тебя? Кого ему ещё выбирать при равных прочих условиях, как не ту, которую он знает лучше всех? Ты, главное, сама себе своих шансов не испорти.