Скорее всего, и Рим не нажил бы себе своих нынешних проблем, если бы смог унять аппетит и ограничиться "сапогом". Ведь на самом деле то, что закрашено на карте как Римская республика — эдакое лоскутное одеяло из римских и союзнических земель, у которых сохраняется их государственность, и с одними союзниками отношения у Рима получше, с другими похуже, а догребаться ведь, если очень надо, можно и до фонарного столба. Добрая треть италийских земель Республике и по сей день не принадлежит, а в то время не принадлежала и добрая половина, так что и внутри самой Италии простора для римской территориальной экспансии хватало за глаза. Понадобилась ещё земля — выбери самого малоценного союзника, найди повод для разрыва союза и войны, да и аннексируй его целиком со всеми потрохами. Что мешало? Ну, во-первых, помешанность римлян на верности заключённым договорам. Она и сейчас ещё далеко не изжита, и это во многом способствует международному авторитету Республики. А во-вторых, римлян раздражала Сицилия, и не столько отцов-сенаторов богатствами сицилийской элиты, сколько простых римских и прочих италийских крестьян хлебным демпингом, то бишь экспортом дешёвого сицилийского зерна. Как с ним конкурировать, когда на Сицилии и климат теплее, и почва плодороднее, и агротехнологии у тамошних латифундистов-греков гораздо продвинутее? Хозяйство-то ведь давно уже не натуральное, и без денег хрен обойдёшься, а много ли их выручишь за свои невеликие излишки урожая при этом сицилийском демпинге? В общем, не додумавшись до протекционистских пошлин на зерно, Республика ввязалась в Первую Пуническую, а прихомячив после неё до кучи и Корсику с Сардинией, предопределила и Вторую со всеми вытекающими, как внутри Италии, так и снаружи.
Тут и сами военные потери, тут и разорение страны от многолетних военных действий, тут ещё как с куста две заморских провинции в Испании, весьма неспокойных, тут ещё как с того же куста до сих пор не законченная Лигурийская война на севере своего же собственного "сапога", а до кучи — ага, чтоб мало дорогим согражданам не показалось — ещё и война с Македонией, а по её результатам и гегемония в Греции, тоже породившая для Рима немало головной боли. Ладно бы Сицилия с Корсикой и Сардинией, они хотя бы уж рядом, ладно Лигурия, которая тоже не столь уж далече, но Испания и Балканы — это что-то с чем-то! В Испании то лузитаны набегут, то кельтиберы, а оставить её боязно — а ну как снова авантюрист какой найдётся вроде Ганнибала и с такими же амбициями? Я уже не раз упоминал, что пять лет без смены для солдат испанских преторских легионов — давно уже дело обычное, а рекордный срок — вообще семь лет. Вот как тут крестьянскому хозяйству не разориться даже у живого и здорового легионера? Так ведь и в Греции тоже не сильно лучше. Только Филиппа урезонили, так Набиса в Спарте урезонивать пришлось — какой тут может быть своевременный дембель? Потом Антиох воду мутить начал, а тут этолийцев и баламутить-то особо не надо — они и так изобижены за то, что Рим их вместо Филиппа гегемонами греческими не сделал. За что же тогда воевали, спрашивается? Ну и в результате — разом Этолийская и Сирийская войны. Может и не по пять лет, но по три, если не по четыре, переслуживали и там. И Лигурия эта шебутная — хоть и рукой подать, хоть и дикари, но заноза в жопе тоже ещё та, и ветеранов новобранцами хрен заменишь.
И получается, что по сравнению с Римом мы — просто в шоколаде. Не всё, само собой, гладко и у нас, но как говорится, им бы наши заботы! В большую политику мы не играем, международным престижем в античном мире не заморачиваемся, и плевать нам с высокой колокольни, знают ли о нас вообще в наиболее прославленных полисах Греции. Поэтому и абсолютно нехрен нашим легионерам-ополченцам отрываться от хозяйства на годы, чтобы служить где-то за морями. С юга и с запада от нас море, где могут в принципе пошаливать лузитанские пираты на севере и мавританские на юге, но на хулиганов и флот нужен поменьше, да попроще классического античного, да и не в первую очередь нас эта проблема затрагивает, а во вторую, потому как к северу от нас финикийский мухосранск Олисипо порядком в окрестных водах озабочен, а к югу — финикийские же Тингис и Гадес аналогичную задачу решают. С юго-востока нас римская Бетика подпирает, а с Римом у нас исходно мир-дружба-жвачка, да и населена страна соплеменными турдетанами. С востока — оретаны, тоже иберы и тоже союзники Рима, а значит, и наши, так что всё беспокойство с севера — от лузитан и веттонов. Но веттоны сами по себе без лузитан не столь сильны и суются редко, а с лузитанами у нас отношения не столь уж просты и однозначны. Враги, если формально, но на деле — тоже есть нюансы. Поэтому, как и тот прежний ранний Рим, мы пользуемся всеми преимуществами маленькой и не претендующей на величие страны, но в отличие от того раннего Рима не повторяем его ошибок. А иначе какой был бы толк от нашего попаданческого послезнания?
Во-первых, мы не выделяем столицу с её ближайшей округой из всей страны. У нас государство не из полиса городского выросло, а образовалось сразу как есть, а посему и нет у нас никакого особого гражданства Оссонобы как города, а есть только общее для всего государства. Нечто подобное, строго говоря, учудили и римляне в Лациуме, когда после Второй Латинской войны, отказав латинянам во включении их в состав Республики наравне с римлянами, ликвидировали Латинский союз, но ввели для них вместо прежних городских общее латинское гражданство. Наверное, озабоченные своими превилегиями квириты и сами-то тогда толком не поняли, чего отчебучили, и это им ещё аукнется лет через сто в Союзническую войну, когда уже привыкшие к общему гражданству латиняне прекрасно организуются меж собой и без формального центра. Самый юмор ситуёвины будет, как и во Вторую Латинскую, в целях войны — противостоящие Риму латинские и прочие италийские союзники будут воевать за получение для себя римского гражданства и своё включение в Республику, то бишь за ликвидацию своей особой государственности по сути дела. А Рим, стало быть, наоборот — против их включения, а значит, за сохранение их государственности. Ну и вот кого в такой войне победителем считать прикажете, когда союзники добьются от Рима своего, но в результате Рим усилится, окрепнет и уже реально разрастётся на всю Италию? Вот и за что тогда воевать, убивая друг друга, спрашивается? Ни нам, ни нашим потомкам такого маразма и даром не нужно, так что нехрен и почву для него создавать. Нет и не будет у нас на нашей территории никаких особых союзников со своей особой государственностью, а есть только единый народ-войско с единой общей для всех государственностью и единым общим гражданством.
Во-вторых, нам не нужно и национально-племенной чересполосицы. По факту она есть, конечно, потому как "я его слепила из того, что было", и с этим нам приходится считаться, но на перспективу мы ведём политику тихой ползучей ассимиляции нацменов титульной нацией, то бишь турдетанами. Мало общего гражданства, нужна и общая для всех сограждан национальная самоидентификация. Это большие империи, вобрав в себя кучу разных стран, могут позволить себе поиграться в многонациональность, но и им это в конце концов выходит боком, а маленькой стране подобные игры противопоказаны по определению. Хочешь жить среди нас — ассимилируйся и становись одним из нас, а нет — ищи себе другую страну для проживания. Поэтому и иммиграцию мы поддерживаем в первую очередь турдетанскую из Бетики, во вторую — родственных им иберов, да и тех стараемся по турдетанским общинам распихать, дабы анклавов своих не образовывали, а поскорее отурдетанивались. В третью очередь — освобождаемые и принимаемые в число сограждан разноплеменные рабы, которых мы тасуем так, чтобы браки у них преобладали смешанные, потому как такие семьи скорее и легче ассимилируются в титульной нации. Сложнее с реально существующими анклавами лузитан, кельтиков, кониев и фиников с греками, сложившимися исторически ещё до завоевания страны турдетанами, и тут надо аккуратно, начиная с культурной ассимиляции и не посягая на сами общности, а уже их размыв через те же смешанные браки оставляя на последующие поколения. Тут поможет и религиозная реформа с синкретизмом разноплеменных богов одной специальности, и подтягивание турдетанской культуры до передового античного уровня, после чего никого в стране не будет культурнее и благополучнее турдетан, а "за всё хорошее против всего плохого" с удовольствием подпишется любой.
В-третьих, не нужно нам почвы и для политических смут. В республиканском государстве неизбежны грызня и саботаж, из-за которых гора рождает мышь, а слишком узкий горизонт планирования из-за частой смены правительств приводит зачастую к тому, что та гора рождает ещё и не ту мышь, которую следовало бы по уму. Монархия же в её античном понимании — это самодержавие, никакими законами не ограниченное, потому как именно оно и есть высший закон. Как легко — в зависимости от личности правителя — такая монархия может шарахаться из крайности в крайность, оборачиваясь то анархией, то тиранией, да ещё и со всеми сомнительными прелестями фаворитизма, прекрасно знают и в самом античном мире. Но до конституционной монархии, при которой венценосец не правит, а царствует, античные мудрецы почему-то так и не додумались, отчего и колбасит античные социумы кого республиканским бардаком, а кого и самодержавным, а добрая половина обеих форм маразма обусловлена их взаимобоязнью. Монарх страшится потери власти, а республика — воцарения тирана, и способ борьбы с этим у них один — пресечение или саботаж всего, что хотя бы кажется опасным или просто подозрительным. Нам такого маразма на хрен не нужно — ни в той форме, ни в этой. Царёк у нас есть, потому как он не может не есть, но есть и Хартия вольностей по мотивам той аглицкой, в которой права и вольности всех подданных прописаны, и на которой царёк своим подданным присягает, без чего не может быть коронован. Войско присягает не ему, а правительству, которое и назначает главнокомандующего, а монарх у нас сам войском не командует, да и казной государства он тоже не распоряжается. Он, конечно, тоже член правительства, да ещё и бессменный и наследственный, но он его не возглавляет и возглавлять не может. В то же время никто больше в государстве не получает и не может получать таких почестей, как он, так что реальная власть и почести у нас по отдельности и не совмещаются. Чествуют одних, правят — другие. Есть сила, формально для этого государства внешняя и даже как бы вообще отсутствующая, представители которой реально всем и заправляют. Ведь кто девушку ужинает, тот её и танцует, а это государство исходно один из проектов этой не афиширующей себя напрямую силы и одна из её видимых частей. И не единственная.
Вот в этой силе мы как раз и состоим. Мы не самые главные в ней, но и далеко не на последних ролях. Не так давно мне, например, предлагалось официально возглавить правительство этого государства, когда его настоящий глава, а по совершенно случайному совпадению старший сын и наследник нашего самого главного, не мог больше его тащить, поскольку увяз в делах поважнее. Но у меня-то ведь тоже хватает дел поважнее, хоть и не столь почётных и заметных, а посему и решили мы этот вопрос иначе. Но сам факт…
Ну и, для тех, кто не в курсах — кто мы такие, и как с нами бороться. Попали мы сюда из начала двадцать первого века нашей реальности уж точно не по своей воле и даже не по злой воле сильных нашего мира, едва ли и знавших-то даже о самом факте нашего существования — не того мы были калибра в той нашей прежней жизни, чтобы большие и уважаемые люди знали о нас и обратили внимание на факт нашего исчезновения. Люди в нашем мире имеют свойство исчезать с концами, но в подавляющем большинстве случаев паранормальщиной там и не пахнет. А нас вот угораздило, и ни спецслужбы, ни бандиты, ни подпольные хирурги-трансплантаторы в нашем случае абсолютно не при делах Просто взяли и пропали для нашего мира, совершенно спонтанно, нарисовавшись в этом, ничем от нашей Античности, кажется, не отличавшемся — ну, не заметили мы, во всяком случае, никаких в нём отличий окромя тех, которые сами же и устроили. И был тогда на дворе сто девяносто седьмой год до нашей эры. Сейчас — сто восемьдесят первый, шестнадцать лет уже, как мы тутошние, и устроились мы в этом мире, надо признать, неплохо.
Я, Максим Канатов, не был в прежней жизни ни профессором, ни аспирантом, а был простым российским инженером-машиностроителем, хоть и не на совсем уж простом предприятии. Был цеховым технологом по механической обработке, был потом в другом цеху старшим мастером механического участка. В армии не был никаким крутым бойцом спецназа, а был обыкновенным "сапогом" погранвойск. Не был я там и никаким крутым магом, а был только самоучкой по ДЭИРовскому направлению биоэнергетики, умевшим кое-что, но далеко не в той степени, в какой хотелось. Увлекался историей, но далеко не на профессиональном уровне, почитывал и всевозможный научпоп, но так, больше для общего развития. А здесь вот на безрыбье пришлось заделаться местечковым министром всего здешнего тяжпрома, в немалой части как раз из моих мануфактур и состоящего — а кому же ещё тяжпромом рулить, как не главному промышленному буржуину? Недавно, как уже сказал, чуть было вообще премьерство на меня не навьючили, едва отбрыкался. То, что по совершенно случайному совпадению я женат на неполнородной сестре нашего настоящего премьера, к делу, как говорится, не подошьёшь.
Володя Смирнов, в отличие от меня, свою срочную служил таки в армейском спецназе, и хотя подготовка срочников у них, конечно, далека от таковой у их офицеров и прапоров, на нашем безрыбье круче его только вкрутую сваренные яйца. Хоть он у нас и не занимает министерских постов, вся армейская разведка и все спецоперации в основном на нём, а заодно у нашего спецназера ещё и руки из правильного места выросли, потому как на гражданке он работал автослесарем, что особенно важно для наших закрытых для посторонних глаз и ушей проектов. Наташка, его супружница, была студенткой Лестеха, а у нас на безрыбье главная ботаничка — в буквальном смысле, а не в обезьяньем, вообще биологичка и даже агрономша.
Хренио Васькин, а точнее Хулио Васкес, наш главный мент и госбезопасник — единственный среди нас испанец, а по ментовской части оттого, что был ментом и в той прежней жизни. Испанским, конечно, не нашим. Обрусел он уже тут, с нами. Кто с нами поведётся, все в той или иной степени обрусквают, и этот процесс идёт параллельно и навстречу нашему собственному отурдетаниванию. Женат, как и я, на хроноаборигенке, хоть и не из столь крутого семейства, ну так и не всем же на дочках сильных мира сего жениться. Поди найди ещё подходящую. Где ж на всех напастись таких, как моя Велия?
Серёга Игнатьев, пускай он у нас в прежней жизни и офисный планктонщик, по образованию геолог, так что и тут на нашем безрыбье тоже без вариантов. Я не из воздуха продукцию произвожу, а из сырья, а сырьё — это в основном полезные ископаемые, в том числе и такие, о которых хроноаборигены ни ухом, ни рылом, и если уж он чего-то очень нужного нам не найдёт, то без него вообще хрен кто найдёт. Полезны нам и его познания в химии, в которой я, например, хоть и тоже вообще-то изучал, откровенно плаваю. Ну, не моя специальность и даже не моё хобби, если детских хулиганских шалостей со взрывами не считать. А Юлька, супружница евонная, наша главная историчка и главная училка для нашего подрастающего поколения. Собственно, мы все его учим всему тому, в чём кто из нас копенгаген, но для общего образования молодняка, как и для истории как серьёзной науки, профессионализм желателен, и кому на нашем безрыбье тем профессионалом быть, если не студентке пединститутского истфака? Правда, два курса только и успела она там отучиться, но у нас как-то с профессорами, не говоря уже об академиках, вообще негусто.
А обучать молодняк нужно позарез, потому как планов громадье, и всё нужно "ещё вчера", а как тут справишься со всем вшестером? Помогают, конечно, по мере сил и знаний, и втянутые в наш попаданческий анклав друзья и единомышленники из местных хроноаборигенов, но если силами их боги не обделили, то со знаниями у них напряжёнка, и пока мы наш молодняк не выучим, кадрового затыка нам не рассосать. Чтобы мы могли высвободиться от рутины для проектов посерьёзнее, это пара-тройка выпусков нужна, и не из школы-семилетки, а из следующего за ней кадетского корпуса, в котором пока-что учится только на первом курсе наш первый школьный выпуск. А это ещё пару-тройку лет выдержать надо, пока только этот первый выпуск полностью выучим, разрываясь между службой, школой и вот этим кадетским корпусом. И деваться некуда, потому как далеко не всё для античных глаз и ушей предназначено, и многое можно преподавать молодняку только в закрытом учебном заведении, принадлежащем уже не государству, а семейству наших нанимателей, как раз и возглавляющему всю нашу структуру и все наши закрытые для посторонних проекты.