Шли дни, а с ними – работа. Старик отрядил на восстановление лагеря лишь двести солдат. Сам он вопреки обыкновению постоянно был раздражен. Мало спал. Кое-кто, включая меня, теперь подрабатывал в городе. Остальные отлавливали в округе разбежавшийся скот, собирали то, что осталось от урожая, и сажали скороспелые растения, чтобы и Отряд, и Алоэ избежали голодной зимы.
Гоблин продержал Одноглазого без сознания пять дней.
Обычно эти двое собачились, как заклятые враги, но друг без друга они не могли жить.
У меня было предчувствие. Смутное, но все же предчувствие.
Ссоры всегда затевал Одноглазый. Однако с тех пор, как Хромой убрался из города, они с Гоблином ни разу не сцепились. На это обратил внимание только Капитан.
Будучи одним из немногих образованных братьев Отряда, я занимался физическим трудом лишь по необходимости. Не брал в руки лопату или мотыгу. Но я искренне сочувствовал кузнецам, оружейникам, плотникам и Молчуну. Тот вкалывал до седьмого пота, стараясь как можно скорее отвести воду с полей.
Во влажной среде процветал фиолетовый грибок. Ко мне приходили десятки людей. Запасы борной кислоты иссякали.
На седьмой день ликвидации последствий бури я наконец добрался до «Темной лошадки». Так вымотался, что не знал, найду ли силы вернуться в лагерь.
– Костоправ? – Зораб удивился, увидев меня.
Кроме него, в трактире никого не было. Он сидел за стойкой, освещенной одной тусклой лампой.
– Черт побери! Не думал, что здесь будет пусто.
– Я тоже. Ждал, что люди придут заливать свои печали. Но у всех проснулась сознательность. Даже у меня. Я так устаю за день, что даже притворяться не могу. Чего тебе? – Он сполз с табурета и зашел за стойку. – Пива, чего же еще. Вы, ребята, только пиво и хлещете.
Он достал кувшин. Я положил на стойку монету. Он отодвинул ее:
– Не надо. – Зораб налил кружку себе, вышел из-за стойки. – Это вы во всем виноваты.
– Мы? Почему?
– Этот ваш Отряд… Вы с таким усердием стараетесь все исправить, что и местные, следуя вашему примеру, вкалывают, вместо того чтобы топить горе в кружке и грозить кулаками богам.
– На богов надейся, а сам не плошай.
– Верно. Но, как по мне, вы подаете плохой пример.
– Извини, Маркег. Пойду-ка я, пока не вырубился.
– Постой.
Я ждал, облокотившись на стойку, пока трактирщик терзался размышлениями.
Маркег Зораб не всегда был трактирщиком. У этого здоровяка хватало шрамов. Его «вчера» и «сегодня» вечно были на ножах.
Он хотел что-то мне рассказать. Лучше сделать это сейчас добровольно, чем потом, перед куда менее дружелюбными людьми.
– Костоправ, ваши ребята не делали мне зла. Да и для Алоэ вы – благо. Во многом незаслуженное.
– Мы миротворцы. Стражи порядка. Это наша обязанность. Где мы, там процветание. – Я удивился собственному сарказму.
– Многие этого не замечают. А некоторым это не нравится.
– Гм?..
– Есть люди, которые хотят вам отомстить за ту девицу из храма.
– Вот как?
Меня удивляло, что нам до сих пор не отомстили. Семьи у девушки не было, но недовольство вызывает сам факт нашего вторжения в храм.
– Меня просили шпионить за вами, – сказал Зораб.
– Шпионь сколько угодно, если так будет безопаснее для тебя.
– Проклятье! Хочешь сделать меня двойным агентом?
Волей-неволей, сам того не ведая, Зораб все равно им станет. Все, что мы скажем в его присутствии, будет лапшой для мятежных ушей.
– Нас это не волнует. Мы ни от кого не таимся. Так было с незапамятных времен и до сей поры работало безотказно.
Сам-то я в это верю? Отчасти. Я редко об этом задумывался.
Зораб решился:
– Есть еще кое-что.
– Мне нужны распорки для глаз, – сказал я Молчуну. – Не знаю, как вообще сюда дошел.
Я преувеличивал. Обходиться без сна – одно из главных солдатских умений.
Одноглазый был едва-едва, но в сознании. Нужно было приглядывать, чтобы этот мелкий кусок дерьма чего-нибудь не выкинул.
Я рассказал Капитану о беседе с Зорабом.
– Действуем самостоятельно, – коротко ответил Старик.
Затем попросил меня присмотреть за Одноглазым. Я почувствовал, что новости обрадовали Капитана.
Молчун с Гоблином хотели погрузить Одноглазого в гипнотический сон. Молчун пробовал этот метод на Гоблине, но безрезультатно. С Одноглазым могло получиться.
– Что сказал Капитан? – шепотом спросил Гоблин.
– Я раздобыл подтверждение, что против нас готовится заговор. Помощи ждать не от кого.
Гоблин кольнул Одноглазого булавкой. Тот не отреагировал.
– Как это понимать?
– В деле может быть замешана Шепот. И Хромой. Мятежнику по имени Ядро Баллисты еще прошлой осенью приказано нас уничтожить. Он двоюродный брат Шепот. Возможно, стоит послать весточку в Башню.
– Где ты все это разнюхал?
– В городе. Слухи расползаются.
– Насколько достоверные?
– Может, вообще недостоверные. Но если задуматься… Где вы пропадали два дня? С чем вернулись? Хромой даром времени не терял. Он выполнял распоряжение Госпожи, но одновременно и под нас копал. Заколдовал вас с Одноглазым, чтобы не смогли связаться с Башней. А если бы попытались, он бы сразу узнал. Так?
Гоблин снова кольнул Одноглазого.
– Наверное.
– Предположим, он увез вас специально, чтобы подорвать наше к вам доверие. Заставить нас действовать с осторожностью. Но в случае Одноглазого было и еще кое-что.
Если бы в Отряде все относились к гигиене так же, как Хромой, фиолетовый грибок надолго вывел бы нас из строя.
– Понятно. Звать мамочку нельзя, к Шепот обращаться нельзя, посылать связного в Башню нельзя. Молчун, ты готов?
Тот кивнул.
Я сказал:
– Думаю, Шепот с Хромым решили сделать Ядро Баллисты орудием своей мести. А сами будут сидеть и прикидываться, что они ни при чем. Ведь помощи мы не просили. Только сперва уберут Ядро.
– Это значит, что Шепот замешана по самые уши. Костоправ, в твоей бочке меда лишь одна ложка дегтя. Тот клочок пергамента. Хромому позарез нужно будет его вернуть. Эта записка – его приговор. Одноглазый? Просыпайся, дорогуша, сколько можно дрыхнуть.
Копию записки я засунул под рубашку Тидэс Эльбы, прежде чем отправить девчонку с Хромым в Башню. Возможно, Госпожа уже установила за Взятым слежку. Но пока Гоблин с Одноглазым под подозрением, я об этом не упоминаю.
– Ядро Баллисты уже где-то поблизости. Вообще-то, он должен был напасть, пока мы очухивались после бури, – объяснил я.
Мятежники знали заранее о наступлении плохой погоды, но и сами пострадали от нее. Нападение запаздывает более чем на неделю.
Гоблин с Молчуном жестами приказали мне замолчать. Вдруг и у стен есть уши?
Войско Ядра не собралось в назначенное время в назначенном месте. Почему – Зораб не знал. Вероятно, случилось нечто непредвиденное.
А от непредвиденного не застрахованы даже злодеи.
Одноглазый открыл глаз. Колдун выглядел отдохнувшим, свежим, расслабленным. Он с охотой поддержал разговор. Его ответы, впрочем, были не полезнее гоблинских.
Гоблин расспрашивал его и так и сяк. Безрезультатно.
– Над ним поработали усерднее, чем надо мной, – сокрушенно заявил он.
– Возможно, дело в темпераменте. Оставим его под гипнозом?
Молчун жестами сказал что-то о Третьем.
Гоблин кивнул и начал разговор о пауках. Одноглазого эти восьмилапые создания интересовали только в качестве проклятия, которое можно было наслать на врага. Гоблин жестами объяснился с Молчуном, потом сказал мне:
– Нужно выйти.
Снаружи было темно. Небо было безоблачным и безлунным; звезды заполонили его сияющим потоком. Гоблин прошептал:
– Одноглазый почувствует, что меня нет рядом, чтобы его защитить.
Значит, Молчун решил напустить на Одноглазого фантомных пауков.
– Костоправ, твоя помощь больше не нужна. Поди займись любовью с койкой.
– Не спеши, – раздался голос Капитана.
Отлично. Он вернулся и решил, что я до конца жизни обойдусь без сна.
– Капитан?
– Какие успехи?
– Никаких, – ответил Гоблин. – Мы собирались…
– Заканчивайте здесь. Появились более важные дела. Костоправ, говоришь, этот Ядро Баллисты нападет с севера?
– Так точно. Он задерживается.
– Гоблин, кто из вас умеет управляться с дикими животными?
– Все.
– А кто лучше всех? Хочу послать птичку на поиски этой легендарной повстанческой армии, о которой заявил Костоправ. Нужно узнать, где она и насколько пострадала от бури.
– Тогда тебе нужен Молчун.
– Приведи его.
– Сделаю. – Гоблин скрылся в лазарете.
Капитан обратился ко мне:
– Сдается, твой информатор, сам того не зная, ввел тебя в заблуждение.
В лазарете раздался вопль Гоблина. Мы с Капитаном поспешили внутрь.
Одноглазому удалось освободить руку. Он ударил Гоблина и принялся колдовать.
Старик треснул Одноглазого по макушке, обошел спереди, чтобы колдун видел, с кем имеет дело, и зажал ему рот вместе с носом.
Одноглазый отключился. Капитан приказал:
– Суньте его в бочку из-под соленых огурцов, не выливая рассола. Костоправ, помоги Гоблину и иди спать. Молчун, а ты за мной.
«И что на него нашло? Обычно он не вмешивается», – подумал я.
Гоблин заметил, что бочка с рассолом – неплохая лечебница.
Упаковав Одноглазого в подходящую тару, мы заколотили крышку и отправились по койкам.
Утром я проснулся как будто с похмелья. В лазарете ждали приема добрых тридцать солдат. Четырнадцать – с ранней стадией фиолетового грибка. Слух об Одноглазом быстро разлетелся по лагерю. Говорили, что он будет сидеть в бочке из-под огурцов, пока мы не найдем лекарства от запущенной формы одолевшей его хвори.
Были на приеме братья с ушибами и ссадинами, двое – с сильной простудой, один – с траншейной стопой из-за длительного пребывания в холодной воде. Остальные – симулянты.
Пришел приказ о строевом смотре и начале тактических занятий. Поговаривали, что Старик собирается атаковать, как только узнает местонахождение Ядра Баллисты.
Сомнительный план. После битвы при Чарах мы ни разу не побывали в серьезном деле. А в той резне участвовало меньше половины нынешнего Черного Отряда.
Последним пациентом оказался Эльмо. Работал неисправным молотком и сломал мизинец на левой руке. Я спросил, что задумал Старик.
– Костоправ, такие вопросы задавай лично ему. Мне известно лишь, что у нас день на сборы. Завтра выступаем против миллиона чокнутых мятежников.
Наш бравый сержант умел недоговаривать. Так легче мотивировать солдат и держать их в повышенной боевой готовности. На каждого из них приходилось тридцать-сорок врагов.
Я же прочитал между строк еще кое-что. Нужно было это проверить.
Закончив прием, я отправился узнать, не нужна ли еще кому-то моя помощь. Зря. Надо было остаться в лазарете и приготовиться к походу. Погрузить медицинские принадлежности в фургоны и тщательно все перепроверить.
В лагере кипела деятельность. Никто не скрывался, и любой шпион мог легко все увидеть. Солдаты тренировались. Лучники проверяли луки и тетивы. На телеги грузили провизию. Конюхи осматривали подковы у лошадей. Возницы чинили уздечки, хомуты, шлеи и постромки. Колесники и тележники проверяли исправность повозок. Около сотни солдат продолжали восстанавливать лагерь. Разобрав непригодные для жилья постройки, они укрепляли кирпичами внешнюю стену.
Фургонов было чересчур много. Старик нанял в городе еще сорок, с двумя ездовыми на каждый, рассчитывая, что среди этих людей окажутся шпионы.
А вот и он, легок на помине.
– Готов выступать, Костоправ?
– Почти, Капитан.
– Хорошо. Закати-ка нашего огурчика в штаб и оставь у своего стола.
У стола, за которым я должен был вести Анналы, но которым пользовался от силы четверть моего свободного времени, предпочитая уединяться в лазарете.
– Черт! Я ведь оставил там Анналы! В бурю…
– Они целы. Лежат себе в водонепроницаемом чехле. Скажи спасибо писарям, когда прикатишь бочку. А пока у тебя есть заботы поважнее.
Заточая Одноглазого в бочку, мы забыли заткнуть ему рот. Пока я транспортировал его в штаб, пришлось выслушать немало «лестных» слов. Пропихнув бочку в дверной проем, я закатил ее в мой уголок. Недомерок, должно быть, забыл, что лишь благодаря моей заботе не бултыхается в рассоле, рискуя захлебнуться. А то ведь была у братьев идея добавить в емкость десяток галлонов.
Один из писарей спросил:
– Сударь, может, ты ее под стол задвинешь, чтобы проход не загораживать?
– Не влезет.
– А если закатить? Давай помогу.
Вместе у нас получилось. Я надеялся, что Старик все рассчитал. Его предшественники пробовали разные методы, но так и не преуспели в укрощении Одноглазого.
Мне было вовсе не жаль вредного коротышку. Сам виноват.
– А что с моими бумагами?
– Не волнуйся.
– Но… – Мой рабочий стол, как всегда, пребывал в беспорядке.
– Лучше собери передвижной лазарет. Конные разведчики скоро отправятся.
Разумно. У меня осталось мало времени на сборы.
– Но…
Не дав договорить, меня буквально вытолкали из штаба.
В лазарет ворвался солдат. Придержал дверь, и еще двое внесли носилки.
– Вашу мамашу! – Я успел собраться, и для ампутации или другой серьезной операции пришлось бы доставать из фургона вещи. – В чем дело?
За носилками вошли Молчун с Гоблином. Человек-жаба объяснил:
– Третий. Нужно привести его в чувство, чтобы расспросить.
Солдаты поспешили смыться. Никто не хотел связываться с колдунами. Носилки опустили на пол, а мне необходимо было переложить пациента на стол.
– Чего ждем, ребятки? Поднимаем! Что с ним?
– Неудачная попытка самоубийства, осложненная чрезвычайной глупостью и безответственным отношением к гигиене, – ответил Гоблин.
Я заметил порезы на запястьях. Поперечные, неглубокие. От тупого ножа. Третий явно не был тверд в своем решении свести счеты с жизнью.
– Надо его привязать.
Пока колдуны этим занимались, а я готовил нюхательную соль, появился Капитан:
– А почему он в одежде?
Я нахмурился.
– Одноглазого с Гоблином ты раздевал, – заметил Капитан.
В одном случае у меня было достаточно помощников, а в другом – пациент разделся добровольно.
– Как прикажешь. Ребята, развяжите его.
Раздев Третьего, мы снова его привязали.
Я осмотрел парня. Ничего подозрительного, если не считать запущенного фиолетового грибка и целого стада вшей. Вонял он не меньше Одноглазого, хотя сходных язв на теле не было.
– Зачем он себя порезал? – спросил Капитан.
Я протянул ему нюхательную соль:
– Сам спроси.
Я принялся обрабатывать пораженные грибком участки кожи.
– Пускай его потом хорошенько вымоют.
Соль привела Третьего в чувство. Старик ускорил процесс, похлопав его по щекам:
– Сколько пальцев, пацан?
– Сри?
– Почти правильно. Расспросите его и дайте мне знать, когда закончите. Нужно проверить, ушел ли передовой отряд.
– Значит, все-таки выступаем, – пробормотал я под нос.
– Ходит слух, что никакого Ядра Баллисты нет и все это – учения, – сказал Гоблин.
– Вот как? А я слышал, что сама Госпожа идет к нам на помощь.
Гоблин ухмыльнулся Молчуну:
– Наш дружок, должно быть, надеется на перепихон!
– Допрашивай пацана, маломерок.
– Ой, какие мы обидчивые!
Иногда они меня просто бесят. Половину вопросов я пропустил мимо ушей. Однако о том, чем занимался Одноглазый во время своей отлучки, я выслушал внимательно.
Меня не удивило, что колдун то и дело оставлял Третьего в одиночестве и не участвовал в пересчете скота. Он был ленив до мозга костей и прикладывал усилия лишь для того, чтобы не сдохнуть.
Третий подозревал, что у Одноглазого есть какой-то план. Сказал, что колдун беспрестанно жаловался, что находится вдалеке от лагеря.