Дело было в том, что помогать и спасать жизни можно было по разному, и здесь, в Бастионе, она очень четко это поняла, хотя и ни разу за все время ношения браслетов не думала про службу. Ни разу до этого момента и ни разу до этого момента она не чувствовала стыда или вины за то, что, вызволяя свою подругу из подземелья королевского дворца, она даже и не думала спасать кого-то еще, хотя последнее у нее все-таки тоже получилось.
Когда-то Люся сказала ей, что она всегда была адаптированной под ту жизнь, которая была у них в городке, что она никогда не стремилась создавать проблемы, но и никогда не избегала их, и не боялась уладить их жестко, а когда же она оказалась в другом мире, то в ней пробудился настоящий боец и перемены, которые она в себе ощущала, были нормальным явлением, которого она не должна была бояться. И, наверное, в тот момент, когда Мира побежала в центр сражения, бояться она перестала, приняв в себе все изменения до единого. И она готова была принять, что все знакомые ее забудут.
Ее убеждали, что это ужасно, и такая цена за браслеты слишком высока, но она была с этим не согласна, ведь Люся и Руслан ее не забудут, а родители просто будут помнить по-своему и в хорошем смысле, больше не отягощаясь волнением за нее, будучи уверенными в том, что у нее все отлично.
Ну, а Валера… Валере самому придется многое объяснить при встрече. И, так или иначе, ему придется принять ее выбор. Если, конечно, ее выбор будет принят командиром.
– Как ты догадался? – рассматривая свои руки, спросила она, опасаясь поднять глаза и увидеть на бородатом лице командира насмешку.
– Интуиция, – невозмутимо ответил Клим.
"Сейчас или никогда" подумала она и подняла взгляд, светившийся решительностью и вызовом.
– Примешь меня на службу, командир? – Голос ее прозвучал спокойно, хотя и на слове "командир" она немного споткнулась. Клим ей не нравился, и мысль о подчинении ему вызывала в ней сопротивление, но она готова была поступиться и наладить контакт.
– Два раза ты была в Осени, – произнес Клим тем трескающимся стеклом, от звука которого у нее невольно шевелились волосы на затылке. Глаза приняли оттенок стали и очень пристально всматривались в ее лицо. – Ты видела ведьм, видела гончих. Что еще ты видела?
– Русалок, гоблинов, гомункулов… – с готовностью начала перечислять Мира.
– Считай, ты не видела ничего, – оборвал Клим. – Осень, да и другие миры полны таких существ и опасностей, что ты и представить себе не можешь. Ну, а служба… – Голос его приобрел еще более неприятную интонацию, и в нем проступила жесткость. – Служба не работа с девяти до шести. Мы несем ее вечно, с утра до ночи, от зимы до зимы. Иногда мы миримся с болью потому, что не имеем возможности просто зайти в аптеку за лекарствами. Иногда мы миримся с голодом потому, что не имеем возможности зайти в кафе или супермаркет. Иногда мы миримся с холодом и отсутствием сна потому, что не имеем возможности поспать под теплым одеялом на мягкой кровати. И это только малая доля того, на что ты хочешь подписаться. Тебе придется убивать. Ты это понимаешь?
– Да, – уверенно ответила она, выдерживая тяжелый взгляд командира.
Удары сердца мучительно отбивали секунды его молчания. Взгляд его сканировал ее, проникая под кожу, перебирая каждую волосинку на голове, проверяя, казалось, даже каждую мысль в ней.
Резко встав, он вышел из комнаты. Мира, словно облитая ведром ледяной воды, запустила пальцы в растрепанные волосы, как делала всегда, когда волновалась.
Также внезапно, как вышел, Клим вошел обратно и протянул ей кистевой эспандер.
Мира растерянно взяла его и, покрутив в руках, вопросительно посмотрела на командира стражей.
– Пока не заживет нога, тренируй руки, – только и сказал он и снова вышел из комнаты, оставив ее одну.
Глава 4. Бег-бой-бег или никогда не люби незнакомца
Красные огни набиравшего высоту самолета пробежали по ее лицу. Прошло всего два дня, как она отсутствовала, но, глядя на четырехэтажный дом, окутанный майскими сумерками, в котором располагалась ее квартира, Мире казалось, что прошло многим дольше и, чем ближе она подходила к подъезду, тем тревожнее ей становилось.
Остановившись у двери, она украдкой взглянула на сопровождавшего ее командира. Он настоял на том, чтобы она забрала оставшиеся вещи, чтобы больше не возвращаться к этому, и теперь, вращая в руках ключи, Мира не могла не думать о том, как пройдет их с Валерой встреча и что последует за этим.
Прогнав все нелицеприятные картины из возможного развития событий, возникшие у нее перед глазами, Мира поднялась на третий этаж, вставила ключ и, повернув его в замке, открыла дверь однокомнатной квартиры.
Лужа, оставленная потекшим мусором, была растерта по полу в неумелой попытке ее смыть, из кухни по-прежнему тянуло гарью и немытой посудой, за стенкой надрывно изливался "Осколок льда"11, включенный телевизор тихо вещал о столичных новостях, а записка, приклеенная скотчем к зеркалу в коридоре, содержала всего три слова: ушел, люблю, скучаю.
Улыбнувшись, Мира приклеила записку обратно к зеркалу и снова украдкой взглянула на командира, с интересом осматривающего квартиру. Конечно же, он знал, что Валеры не будет дома, поэтому и настоял на безотлагательном сборе вещей.
"Одолжение или умысел?" закралось ей в голову, рассматривая Клима, в отличие от Валеры, вполне эстетично выглядевшего в длинном сером пальто с капюшоном на фоне современной квартиры.
– Извини за бардак, – смущенно произнесла она, осматривая неряшливую комнату на предмет вещей, которые могли бы ей пригодиться. Конспекты к ним точно не относились, а вот учебники можно было некоторые взять.
– Видела бы ты мою комнату в то время, когда я еще был рядовым стражем. Вот там был бардак, – ответил Клим, повернувшись к ней.
Мира признательно улыбнулась его очевидной, снисходительной лжи и сложила в дорожную сумку, которую брала с собой, несколько учебников.
Вообще вещей у нее было мало. Всю теплую одежду и обувь она еще на майские праздники отвезла к родителям. Оставшиеся же вещи в силу служебной одежды стражей теряли свою актуальность, поэтому она взяла только нижнее белье, майки, футболки, шорты и прочие мелкие вещи, туалетные принадлежности, остатки лекарств и ноутбук, на котором хранились фотографии.
– Вроде все. – Выключив телевизор, Мира еще раз пробежалась глазами по комнате. "Кажется, ничего не забыла" подумала она и, вспомнив про кроссовки, прошла в коридор. "Может, пригодятся еще".
Закинув их в сумку, она застегнула молнию. Выложив из кармана ключи от съемной квартиры, Мира взяла с тумбочки огрызок карандаша, чтобы черкануть пару слов для Валеры. Сюда она больше не вернется, а ему без нее нечего будет в ней делать.
Задумавшись над тем, как бы лучше сообщить ему, что она в Бастионе, Мира запустила пальцы в волосы, и тут ее взгляд упал на красный кружевной бюстгальтер, так не вовремя выглянувший из своего укрытия между стеной и тумбочкой. Такие она давно перестала носить, отдав предпочтение более практичным и спортивным.
Знакомая лукавая улыбка стража, рука, игриво заправлявшая другой девушке за ухо прядь волос – эти воспоминания бурей ворвались в ее сознание и чувства обманутости, предательства, обиды и разочарования, которые она придушила безграничным доверием, сплелись в одно всепоглощающее чувство, которое разлилось по телу, как кислота, обжигая каждую клетку и каждый нейрон.
"Я помню все, о чем мы мечтали, но жизнь не для тех, кто любит сны" громко донеслось из-за стенки.
Бежавшая по венам кровь на миг застыла и, вновь набрав скорость, прилила к щекам. Огрызок карандаша вывалился из рук и покатился по поцарапанной поверхности тумбочки.
"Мы слишком долго выход искали, но шли бесконечно вдоль стены".
Унизительно кольнули слезы, наполнившие глаза, и тогда Мира поняла, что убить можно было двумя способами: можно было нанести один удар, сделать один выстрел, дарующий быструю смерть, а можно было ранить так, что ране той было суждено кровоточить вечно, вынуждая того, кому она нанесена, буквально молить о смерти.
"Я любил и ненавидел, но теперь душа пуста. Все исчезло, не оставив и следа, не знает боли в груди осколок льда".
До последнего она не верила, что Валера мог так с ней поступить. Да, проблемы у них были и он, само собой, считал, что их создает она, не желая принимать его таким, каким он был, но в его стиле было, скорее, уйти по-английски, а не падать в объятия других девушек в надежде, что это чудесным образом избавит его от необходимости что-то решать, менять или делать, но в этом, очевидно, она тоже ошиблась, и теперь по-английски уходила сама.
"Пусть каждый сам находит дорогу. Мой путь будет в сотни раз длинней, но не виню ни черта, ни Бога. За все платить придется мне".
– Что-то не так?
Голос Клима вырвал ее из пучины мучительных чувств, захлестнувших ее, и она быстро смахнула слезы, чтобы он их не увидел.
– Просто задумалась, ничего ли не забыла, – максимально беззаботно ответила она, избегая его прямого взгляда. – Можем идти. – Она потянулась к сумке, но Клим, если и заметивший что-то, то тактично промолчавший, уже подхватил ее и легко закинул на плечо.
Выдавив благодарную улыбку, Мира горько вздохнула и бросила последний взгляд на еще одну квартиру, в которой пахло выдыхавшейся любовью с нотами вранья и разочарования, и вышла следом за командиром, громко хлопнув дверью.
Она рискнула полюбить Валеру, рискнула, как и сказал Руслан, поставить все на кон, и вот, что получила: паутину лжи, преданное доверие и разбитое сердце.
Дувший с севера ветер трепал ее волосы, пробирая морским холодом каждую косточку, но покидать обрыв она не спешила, заставляя себя наблюдать за тем, как отлив и ветер уносили вдаль все признания и обещания единственного мужчины, из-за которого она когда-либо плакала.
– Дура! – Мира размазала по лицу вновь выступившие унизительные слезы.
А ведь она считала себя умным человеком, хорошо разбиравшимся в людях, но, как оказалось, страж так и остался для нее незнакомцем из дома напротив, всего лишь временным спутником, и любовь к нему, оставившая глубокий шрам на сердце, еще долго будет напоминать ей о том, как опасно может быть доверие.
Командир стражей бесшумно подошел и стал рядом.
– Послушай, Мира, – начал он. В тоне его проступили слишком мягкие нотки и она сразу поняла, куда пойдет разговор. – Я не специалист в сердечных делах…
– И не пытайся им стать, – грубо оборвала она, почувствовав себя позорно вывернутой наизнанку.
Командир знал гораздо больше о ее жизни, чем ей хотелось бы, и, конечно, он заметил и ее слезы, и перемены в настроении, а быть суперпсихологом, чтобы связать их с Валерой, ему было не нужно. Но, не зависимо от того, что намерения его были дружественными, ему следовало понять, что ее личная жизнь никоим образом его не касалась.
– Буду ждать тебя здесь на рассвете, – сказал Клим, и по голосу его было понятно, что он вовсе не обиделся. – Надень что-нибудь удобное, – добавил он, уходя.
Изначально он хотел подождать, пока ее нога заживет, но, видимо, передумал. Мира была даже рада этому. Такие синяки проходили долго, и ждать, когда боль пройдет, можно было неделями, а ни ей, ни командиру это было неинтересно.
Огни Бастиона начали принимать размытые формы в первых лучах рассвета, когда Мира вернулась в свою комнату. Освежившись водой из кувшина и, сменив нижнее белье, она надела спортивные черные шорты и такого же цвета спортивную майку.
За время, проведенное у обрыва, ей стало легче и, дав себе обещание больше не думать про Валеру, с которым рано или поздно встретиться, и не жаловаться на командира, явно настроенного выдрессировать ее, она стянула волосы резинкой и вышла из замка.
Командир уже был на месте и ожидал ее в компании верной Лайлы.
– Извини, что нагрубила. – Мира виновато провела по волосам. Командир, хоть и расположивший ее немного к себе, все еще не претендовал на звание друга, но обидеть его она все же не хотела.
– Не извиняйся, – ответил Клим. – Я полез не в свое дело, так что заслужил. – Мира признательно улыбнулась, отметив про себя еще одно его достоинство – справедливость.
– Как это будет? – спросила она, глядя на его вытянутые ладонями вверх руки.
О браслетах она знала, что стражи могли передавать их только в случае пребывания при смерти. Браслеты же при этом еще и могли покрутить носом и решить, что тот, кому они передавались, был не достоин. Руслан считал, что в таком случае они самоуничтожались, но Мире, уже прежде носившей браслеты стражей, не грозило это проверять, но желудок все равно подступил к горлу, и она тяжело сглотнула, вспомнив еще и рассказ Валеры о том, как он получил браслеты, пройдя какое-то испытание.
– А как это было в первый раз? – вопросом на вопрос ответил Клим. В его глазах умиротворенно плавилось серебро.
– Неожиданно, – подумав, ответила она, опустив момент потери сознания.
– В этот раз так не будет, – заверил ее командир.
Согласившись про себя с ним, Мира протянула ему руки, но на полпути замерла.
– Ты же не думаешь, что я делаю это из-за Валеры? – спросила она, напряженно всматриваясь в глаза командира.
По большому счету ей было плевать, что он там себе думает, но все же ей не хотелось, чтобы он считал ее той девчонкой, которая совершает глупые поступки из-за парня.
– Если бы я так думал, мы бы сейчас здесь не были, – ответил он. "Но рано или поздно вы встретитесь" добавил его взгляд.
Почувствовав облегчение и уверенность в том, что Клим ее не обманывает, она вложила свои холодные руки в его теплые ладони, пронзившие ее статическим разрядом, и они бережно сомкнулись вокруг ее тонких запястий.
Первый солнечный луч ударил ему в глаза, и они засветились вместе с его руками, плотно обтянутыми цельными металлическими пластинами бронзового цвета. Кожу начало приятно покалывать. Свет стал невыносимо ярким, но глаза она закрывать не стала и до последнего наблюдала, как ее руки от запястья до локтя также плотно, как и у командира, покрывались бронзовыми браслетами.
– Ну, что ж, с этим разобрались, – отпустив ее дрожащие руки, деловито заметил Клим, подпортив своим командирским тоном волшебный момент. – Теперь посмотрим, в какой ты форме. Давай, беги.
– Сейчас? – удивились Мира, не желая расставаться с куражом.
Не то, чтобы она ожидала какого-то вводного курса о службе в братстве, но изнурительного бега при больной ноге на абсолютно пустой желудок она точно не ожидала.
– Сейчас. Давай. Бегом-бегом!
В школе она бегала хорошо: и на короткие, и на длительные дистанции. Но, нарезая по двору круг десятый под все больше распаляющимся солнцем, мечтая про воду, быстродействующее лекарство от боли и перерыв, Мира не без неприязни поглядывала на командира, комфортно устроившегося в тени акации и не спешившего давать свисток о завершении марафона.
– Достаточно, – наконец, крикнул Клим, когда ее ноги уже почти заплетались, а трава пленительно манила испробовать ее на мягкость. Последнее, кстати, Мира таки сделала.
Пот стекал с нее ручьем. Во рту было суше, чем в пустыне. Горло и грудь болели. Ноги… О них лучше было промолчать.
"Где ж ты, эйфория бегуна?" мысленно спросила она у вселенной, которой явно было наплевать и на нее, и на отсутствие эндорфина.
– Ну… и… как… моя… форма? – выдавила она, пытаясь сконцентрироваться на одной из двух кружившихся голов нависшего над ней командира.
– Есть над, чем работать, – ответил он, протягивая ей руку.
Попытки с третьей она все же ухватилась за нее и, чувствуя себя вибрирующим телефоном, поплелась за ним.