В некотором царстве, в некотором государстве еще при царе Горохе жила да была Жар-Птица.
И повадилась эта Жар-Птица разорять царский сад. То яблоки побьет, то вишню обнесет, а то царицыны цветочки потопчет - ну спасу от нее нет! Осерчал царь Горох и повелел:
- Какой богатырь мне Жар-Птицу добудет и в клетке принесет, тому терем белокаменный пожалую и шубу соболью!
- Экой ты, государь, - тихонько буркнул воевода и думный боярин Путята. - Добро бы полцарства да царску дочку в жены, как порядошный царь, а то...
- Что полцарства, что полцарства? У меня не столько царств, чтобы половинами разбрасываться, - молвил ему царь. - И не столько дочек, между прочим. Одна, и той десять годков стукнуло давеча, кака из нея жона? А терем да шубу с царского плеча - в самый раз. У нас тут места не особо лесные, соболя того еще поди набей на шубу-то.
А царство у царя Гороха и верно было малое, да еще и стояло в лесостепи - скорее дрофу добудешь аль сайгака, чем соболя. Да слово не воробей: молвил - назад не заберешь.
По совести, так и богатырей в царстве - раз-два, и обчелся. И все таковски, что царя тоже понять можно: дочка одна, а женихи доброго слова не стоят. Но нашлись и у Гороха в гриднице витязи.
Первым польстился на терем да шубу Димитрий - боярский сын. Высок был Димитрий, лицом красен, жуковинья златы носил да кольчугу пластинчату - дорогую! Правда, что войны в царстве том уж сорок годков не бывало, так и неясно, каков из Димитрия витязь, а с виду статен да силен.
Едет Димитрий на баском коне, плащом алым красуется. Вот и мост через речку Смородину. С нашего краю - Явь, мир обычный. А с того конца уже Навь начинается. Грянул Димитрий шапку оземь, свистнул молодецким посвистом - и поехал по мосту.
И встречает его котище Баюн - железны когти. Очи искры мечут, зубы остры блестят.
- Фу-фу, русским духом пахнет, - молвит. - Чего тебе надобно, человече?
- Какой я тебе человече? Я сын боярский, - возмутился Димитрий. - Поди прочь, кошатина!
- Так и я тебе не кошатина, а страж земель сих. Поклону и вежества требую!
- Чего? Это чтобы я, боярский сын, перед животиной шапку ломал? Ах ты!
Выхватил Димитрий меч булатный из ножен узорчатых. Да как рубанет котищу через всю грудь, да через брюхо, да по шее!
Вскрылась грудь котовья с хрустом, так что и сердце из нее выскочило. Распалось брюхо - кишки повылезли наружу. А от третьего удара башка котовья отскочила да и покатилась.
- Тако тебе, окаянный, - молвил Димитрий и коня пришпорил.
А того не заметил, что повалялась голова, покаталась, да и обратно покатилась - скок, и на шею обратно прыгнула. А кот-то из поясного мешка фиал достал, глотнул - голова приросла, грудь у кота зарастать начала, да и брюхо - затягиваться. Другой фиал достал, глотнул - задышал, чихнул да как зарычит!
Прыгнул кот на богатыря. Когтями железными кольчугу его разодрал - только пластины посыпались. Шелом богатырский вместе с подшлемником войлочным лапой сбил, а второй лапой горло богатырю вскрыл и ну кровь лакать!
А тем временем в царстве у царя Гороха новый богатырь нашелся.
Послушал он пересуды соседей и молвит:
- Эки вы, соседушки! Пошто богатырю полцарства? Им управлять надоть. Подати собирать, а ну как народ их платить не захочет да в болоте притопит? Войско содержать, а на него расходов немерено. Дороги мостить - хлопот не оберешься. А уж дочка царска - и вовсе сплошной разор, одни жемчуга да канитель золота в долги вгонят! Нет уж, мудрый у нас царь, все по уму делает. Терем тот боярину какому сдам, - размечтался, - а шубу соболью на гильдейское заседание надевать буду, пусть все купцы в царстве видят, каков я молодец!
Звали того богатыря Петро - купецкий сын.
Взял Петро коня - не шибко резвого, ну дак и не боевого, взял кольчугу - легкую, дорожную, у купца воинская-то откуда, шапку сверху заместо шелома - хорошу шапку, горностаеву, лук со стрелами, да и поехал по мосту через Смородину.
Видит - ждет его котище Баюн, железны когти.
Спешился Петро. Понял сразу - начальство это Навское. Шапку скинул, поклонился в пояс, молвил: "Исполать тебе, батюшка кот, дозволь пройти", - кот его и пропустил.
Ан глядь, дальше на дороге Змей Горыныч воссел.
- Во блин, - говорит старшая голова, - смотри, какой фраерок чешет!
- Да уж помягче, чем тот щеголь, которого наш котик Баюн отведал, - хихикнула левая.
- Я таки предполагаю, - молвила правая, - шо с этого мальчика мы можем поиметь гешефт!
Эх, не ведал Змей Горыныч, с кем связался.
- Чего? - вскипел купецкий сын. - Да ты, чудище зеленое, чешуйчатое, с кого мзду требуешь? Как посмел? Я самому царю пошлины плачу, а не змеюкам всяким! Не дам тебе и гроша ломаного! Я, может, сюда для того и пришел, чтобы богатства раздобыть, а не для того, чтобы последнее по змеюкам разносить!
Осерчал на те слова Змей Горыныч.
- Ах ты, жадюга! - рыкнул в три головы. А затем в три головы же и огнем на богатыря дохнул. Тот, правда, успел лук вскинуть да стрелу испустить, но разве той стрелой змееву чешую возьмешь?
Зажарился бедный Петро в своей кольчуге, аки гусь в сетке над костром. Кафтан сгорел, кожа обуглилась, тело белое, молодое испеклось. Да и коню его конец пришел. Склонился над ним Змей Горыныч и давай пожирать Петра да кониной зажевывать.
Долго ли, коротко ли - сыскался третий богатырь.
Тот богатырь с виду попроще был. Заместо кольчуг - тегеляй простой носил, заместо меча али лука - нож охотничий. Да уж больно хотелось ему в тереме обжиться да шубой в зимний мороз укутаться. Звали его Иван - крестьянский сын. Выпряг он из плуга лошаденку и поехал в Навь.
Кота Баюна встретил - спешился да в ножки ему поклонился смиренно.
Змея Горыныча встретил - тоже поклонился и отдал то немногое, что имел: медный грош.
Идет себе Иван - крестьянский сын, видит - изба стоит. Вроде на сваях, что ли? А в избе той баба в чермной одежке тесто месит.
Подивился Иван, что баба в погребальном саване разгуливает, ну да в Нави какого дива не сыщешь. Молвит ей:
- Бог в помощь, хозяюшка. А не видала ли ты Жар-Птицу?
- Поди, добрый молодец, - отвечает баба, - подсоби мне хлеб месить, тогда помогу тебе Жар-Птицу найти.
- Чего? - ахнул Иван. - Чтобы я, мужик, да бабью работу делал? Ты радуйся, что не жена мне, свою-то женку я бы вздул за такое! А ну, повинись, а то и тебя вздую! Ишь ты, воли себе сколько забрала, волос долог - ум короток!
- Вона как, - молвила баба.
Выпрямилась. Ногу костяну подтянула.
- Коли хлеб печь тебе не по сердцу, так и мне он ни к чему!
Свистнула Баба-Яга - ухватом Ивана за шею к стене пригвоздило. Свистнула второй раз - лопата к Ивану подлетела. Свистнула в третий раз - лопата с Иваном в печь отправилась!
- Покатаюся, - смеется Баба-Яга, - поваляюся, Ивашкина мясца поевши!
Так и съела Ивана: с кашей, да с маслом, да с купырьем, поджарочкой мясной хрустя, и косточки обглодала за милую душу, а что не съела - то псу выкинула.
Не дождался царь Горох богатырей с Жар-Птицей, а та вновь прилетела и весь царский сад разорила. Пригорюнился царь. Думает, что ж делать.
А тем временем к воеводе Путяте еще один богатырь пришел. Путята его как узрел - так и со смеху покатился. Ты, спрашивает, откуда такой взялся?
- А вот принесу тебе Жар-Птицу, дяденько, так увидишь, - отвечает богатырь.
Звали того богатыря Санька.
Смотрят на него навские и головами качают. Всеми пятью: Баюна, Бабы-Яги и Змея Горыныча.
- Что за мелочь пузатая? - говорит Баюн. - Откелева взялся такой? Ни меча, ни лука, ни кольчуги, кафтанишко какой-то... Ни на что ж не годен!
- Шоб да, так нет, - возразила правая голова Змея. - А за размеры, уважаемый Баюн Котофеич, перестаньте сказать. Вот я некоторое время назад...
- А, помню, - хмыкнула левая. - Мы ж его встретили. Белый Дварф! Карла, значит. Мелкий, а злющий!
- Белый карлик - это звезда, шоб ты знал, а тот карла - это гном, - пояснила правая. - Не такой злой, как жадный. Попробуй забрать у него гешефт, и он тут же начнет делать войну, а делает он ее так, что вы еще не видели такого, и вся Навь будет об ней говорить!
- Да при чем тут ваши звезды! - кричит Баба-Яга. - Вот как он по лесу-то в шелковых сапогах, жемчугом шитых, шляться собрался? Богатыри тоже мне! Горе луковое, выродился-то народ, а?
А Санька едет на ослике и знать не знает, что его уже вдоль и поперек обсудили. Видит - кот Баюн.
- Котик! Котушка! - кричит. - Дай поглажу, сметанки дам!
Угостил он Баюна сметаной, погладил, Баюн и разнежился. Железны когти втянул, замурчал, лапой указал, куда идти.
Едет Санька дальше, видит - Змей Горыныч.
Затребовал с него Змей мзду. Снял Санька гривну золоту с шеи и отдал.
- На что она мне? - молвит. - Тяжелая и шею натирает.
Едет Санька дальше. Видит - Баба-Яга тесто месит.
- Ух ты, бабушка! А можно, я тоже попробую? Мне тятенька с маменькой не разрешают, а хочется.
Замесили Баба-Яга с Санькой тесто. Посадила Баба-Яга каравай в печь. Дух из печи хлебный, щедрый пошел.
- Ты, - молвит, - не простой хлеб испек, детинушка. Солнышко ясное то на новый день я пеку. А что ты помочь мне сам вызвался, так вот тебе мое слово. Помогу я тебе. Но сперва ответь, как же ты Жар-Птицу-то ловить собирался.
- Дак что ее ловить? Вот, - и показывает Санька мешочек семечек. - Я ее прикормлю да приручу, и вся недолга. И дома в клетку сажать не захочу, пусть по двору гуляет. Небось, как еды будет вдоволь, так и не станет наш сад разорять!
- Вона как, - усмехнулась Баба-Яга. - Нетушки, просто так ты Жар-Птицу не приручишь. Дай-кося, я на твои семечки заговор наложу...
Набычился Санька.
- Дак, бабушка, нечестно же это.
- А чужой сад разорять честно?
Наложила Баба-Яга заговор, и поскакал Санька-богатырь дальше, в глубь Навского леса, а перед ним клубок золотой бежит, что Баба-Яга с собой дала.
Долго ли, коротко ли ехал - глядь, поляна большая, круглая, вся цветами усеяна, а посередке родник. У родника клубок и остановился. Санька присел и затаился.
Солнце уж к закату клонится. Ан глядь, вся поляна сиянием озарилась. То Жар-Птица на водопой прилетела. Санька быстренько семечек насыпал и ждет.
Склевала Жар-Птица те семечки и отяжелела, задремала. Тут-то Санька-богатырь ее и взял на руки, сел на ослика на своего и отправился восвояси.
Да недолго он ехал. Прознал Кощей Бессмертный, что похитили у него Жар-Птицу, и отправился в погоню. Заволоклось небо чернотою, рык и гром по нему раскатился. Страшные чудища понеслись - одно другого свирепее. С клыков пена кровавая каплет, жала из пастей высовываются, крылья железны гремят, копыта стальны грохочут - жуть!