Всё, что меня не убило, сильно об этом пожалеет, потому что теперь моя очередь…
Глава 1
Мигрень, как обычно, подкралась незаметно на мягких лапах. Вот только что, стоя в бесконечной пробке, я нажимала на кнопки радио и пыталась найти не слишком противную музыку, и вдруг… Голову словно закрыло толстым одеялом, звуки отдалились, но при этом каждый, казалось, вонзался прямо в правый висок. Когда встречная машина чиркнула по глазам дальним светом, у меня даже слёзы полились.
– Так жить нельзя, – пробормотала я, – надо удавиться. Права была Каштанка.
Приткнула машину у тротуара – слава богу, здесь, далеко за пределами Садового кольца, хотя бы не нужно было оплачивать парковку! – и, щурясь и смахивая слёзы, вызвала «трезвого водителя».
Полчаса ожидания я провела с головой, напоминающей раскалённый колокол. Разрекламированная таблетка от мигрени («пятнадцать минут, и вы забудете о головной боли!») нисколько не помогала, нужно было просто отлежаться в тёмной комнате.
Ещё час дороги, и home, sweet home! Родная спальня, задёрнутые шторы, приоткрытая створка окна, выходящего в заснеженный сад, прохладное махровое полотенце, смоченное холодной водой, с завёрнутыми в него кусочками льда…
– Надо телефон вырубить, – приказала я самой себе, уже проваливаясь в сон.
И, конечно, не выключила.
Разбудил меня звонок. Минуту полежала, привыкая к ощущениям: в спальне темно и прохладно, за окном тихо, только где-то на дальнем краю посёлка лает басом собака. Голова ещё не прошла, но это уже не мигрень, а просто головная боль, можно терпеть. Телефон заткнулся, и очень хорошо: с сегодняшнего дня я, Екатерина Михайловна Каретникова, заведующая кафедрой травматологии, ортопедии и военно-полевой хирургии при знаменитой московской больнице, доктор наук, профессор и прочая, в отпуске. В от-пус-ке! Всем коллегам, подчинённым, студентам, пациентам и диссертантам сообщила, что улетаю в горы, wifi будет лимитированный, так что ждите через месяц и управляйтесь сами.
Месяц свободы…
Я мечтательно зажмурилась.
Можно будет недельку провести не вылезая из кровати, разве что за едой, потом и в самом деле улететь на пару недель куда-нибудь, где горы, много снега и мало народу, ну, а последнюю неделю не планировать вообще. Потому что я каждый день вижу, как самые лучшие планы разрушаются некомпетентностью, глупостью или сознательным противодействием.
Айфон снова заиграл нехитрую мелодию, и я, приподнявшись на локте, взглянула на экран. Взглянула – и рухнула на подушки со стоном:
– Антон! Иди к чёрту. Не хочу с тобой разговаривать.
Бывший муж идти никуда не пожелал и продолжал с периодичностью в пять минут перезванивать. На восьмой раз не выдержала и со злостью ткнула пальцем в экран.
– Катя, мне нужна твоя помощь! – сообщил приятный мужской голос.
– Десять лет и две жены назад. Я тебе никто. И ты мне тоже.
– Ты близкий мне человек, – убедительно сказал он. – И мне в самом деле нужна твоя помощь. Очень.
Записав фамилию, возраст и предполагаемый диагноз того, чьё здоровье так волновало Антона, я отключилась, ещё раз выругалась, нашла координаты заведующего отделением проктологии, которому можно было передать пациента…
В общем, пришлось проснуться и вставать.
Вот уже пятый год я жила не в московской квартире, пыльной, тесной и пропахшей соседскими кошками, а в ближнем Подмосковье. Десять километров от МКАД, полчаса до клиники на машине – и можно спать, не ожидая в пять утра воя сирены «скорой» или грохота мусоровоза под окном. Конечно, вот сейчас зима снежная, и для того, чтобы утром выехать из ворот, приходилось поработать лопатой, но я слегка приплачивала поселковому сторожу, и к моему возвращению дорожка уже была расчищена. Убирать дом дважды в неделю приходила соседка Лидия Николаевна, она же, ругая совершенно не хозяйственную хозяйку, собирала смородину, яблоки и малину, варила варенье и солила привезённые с рынка огурцы и помидоры.
– Вот кстати! – сказала я вслух сама себе, почувствовав, как рот наполняется слюной. – Маринованный помидор! Вот чего душа просит!
Банка с маринадом стояла в холодильнике, и половина её содержимого перекочевала в хрустальную салатницу. Потом я отрезала пару кусков бородинского хлеба, обжарила их на сливочном масле и присолила, положив сверху по ломтику сладкого красного лука. Наконец, достала дедову серебряную стопку, налила в неё водки и полюбовалась получившимся натюрмортом.
Водка упала куда следовало и разошлась по жилам теплом, лук был сладким и острым, а помидор умопомрачительно вкусным. Жизнь определённо налаживалась. Даже головная боль прошла совсем не оставив никаких последствий.
Заварив свежий чай, я снова прислушалась к себе и сказала:
– Варенье. Клубничное, пожалуй, да?
Увы, нигде в кухне варенья не оказалось, а чай без него уже казался горьким и пахнущим веником. Минут через десять плюнула, достала из ящика стола большой чуть поржавевший ключ и вышла в прихожую.
– Вот интересно, – бурчала я себе под нос, вставляя ключ в старинный замок. – Вот мне очень интересно, за каким чёртом надо запирать погреб в доме, где никто не бывает, кроме меня и Лидусика? Ящики письменного стола я на ключ не закрываю, а там, между прочим, документы лежат.
Замок, слегка скрипнув, открылся, и я потянула на себя тяжёлую дверь.
Выключатель справа под рукой, семь ступенек вниз, и вот они, сокровища Голконды! Справа – длинный стеллаж, на котором в строгом порядке стоят надписанные банки с огурцами, помидорами, «охотничьим салатом» и вареньями. Слева – ящик с картошкой, корзина с луком, небольшой стеллаж для вина и в самом конце бочонок литров на двадцать – домашний бренди, подарок друзей из Армении на сорокапятилетие. Бочонок ждал своего часа уже четыре года…
Протянула руку к банке, прочитала надпись: «Яблоки с невежинской рябиной», поставила банку на место и взяла следующую. В этот момент лампочка над головой ярко вспыхнула, мигнула и погасла. Застыв на месте, я на ощупь сунула варенье обратно и протёрла глаза. Нет, не показалось: в дальней стене погреба и в самом деле тоненькой ниткой очерчивались светящиеся контуры двери.
В глухой дальней стене, за которой была только лишь земля, и ничего больше.
– Фиг вам, – сказала я. – Такого не бывает. Если это розыгрыш, то его авторы получат по шее. А если нет…
Нащупав в темноте лестницу, я взлетела по ней, словно белка, распахнула дверь в ярко освещённую кухню и остановилась. Ничего лишнего – стол, чашка, ложка, заварочный чайник, накрытый полотенцем… Чашка с розами, ложка серебряная, на полотенце красным вышиты петухи. Всё в порядке.
Сунув в задний карман джинсов телефон, я достала новую лампочку, нашла фонарик, проверила – работает! – и снова отправилась в погреб.
Заменённая лампа светила минуту, не больше, после чего повторила путь своей предшественницы, то есть, вспыхнула особенно ярко и погасла. Контуры двери никуда не делись, продолжали вычерчиваться тоненькой полоской света.
– Ладно, – сообщила я темноте. – Мы пойдём другим путём.
Однако фонарик, только что исправно работавший, зажечься не пожелал. Плюнув на всё, я сделала шесть шагов, подошла к стене и стала её ощупывать. Бетон. Бетон! Бетон!! Светящаяся ниточка утверждала, что дверь есть, но ведь не может она быть сделана из бетона?
Наверху раздались шаги, и голос соседки позвал:
– Катерина Михайловна, ты где?
– Иду! – крикнула я, схватила с полки первую попавшуюся банку и поднялась наверх. – За вареньем ходила, а там свет перегорел, и лампочек больше нет.
– Да как же…
– Лидусик, я завтра съезжу в «Перекрёсток» и куплю, всё равно много всего нужно. Пойдём чай пить…
Итак, на данный момент у меня две задачи, тактическая и стратегическая. Первое – максимально скрывать от Лидии Николаевны загадочную дверь, что, замечу, будет непросто, поскольку погреб она считает своей вотчиной. Второе – как можно скорее разведать, что это за явление, куда или откуда ход ведёт и как его закрыть. Да-да, вы не ослышались. Не открыть, а именно закрыть.
Почему?
Весь мой жизненный опыт показывал, что золотой дождь пролился на голову лишь Данае, остальным сыпались и продолжают сыпаться куда менее увлекательные субстанции. Кстати, золотой дождь тоже ничего особо хорошего девушке не принёс. Но это ладно, я о другом. Ни разу в жизни не приносили мне радости сюрпризы, «приятные неожиданности» и тому подобное.
Пример? Легко!
Некоторое время назад пригласил меня к себе заместитель главврача нашей клиники. В кресло усадил, чаю предложил, слов приятных наговорил. И предложил съездить по обмену на три месяца в госпиталь Веллингтона, в Лондоне, прочитать лекции для врачей отделения неотложной хирургии и скорой помощи.
В Лондон, по обмену, читать лекции! Ну сказка же, да?
С неплохой оплатой, между прочим. Кто бы отказался? Конечно, я поехала, отлично провела время в Альбионе, а когда вернулась, обнаружила, что в моём отделении уволили пятерых врачей и вместо них подписали договоры с двумя менеджерами.
Менеджерами, не имеющими даже начального медицинского образования, но хорошо знающими, как впаривать наши услуги за большие деньги!
Устроенный мною скандал дошёл до ушей главного и отчасти помог мне спустить пар, но пятерых лично мной воспитанных и обученных оперирующих хирургов я потеряла…
И это не единственный в моей биографии случай, так что к «дарам судьбы» я отношусь с подозрением априори. Загадочную дверь я с большим удовольствием замазала бы слоем самого лучшего цемента и ещё железными швеллерами укрепила.
Увы, не успела.
Проводив Лидию Николаевну, я зевнула, с сомнением посмотрела на вход в погреб и старательно заперла висячий замок, а потом ещё поставила впритык к двери ведро с водой. Можно считать это паранойей, но я не желаю никаких гостей в этом доме!
Изгнанная мигрень всё же сказывалась на общем состоянии, и спать хотелось немыслимо, так что я поднялась на второй этаж и легла, чтобы мгновенно уснуть.
Что меня разбудило, я поняла не сразу, с трудом вынырнув из глубины сна. Потом услышала снизу бряканье ведра и сдавленный мужской голос, произносящий что-то непонятное, но явно ругательное. «Что ж это за язык? – думала я, нащупывая под кроватью гантель. – Ни один из тех, которые я знаю…». В мягких тапочках, стараясь не шуметь, я спустилась по лестнице вниз и встала сбоку от двери, ведущей в прихожую. Теперь там звучал уже женский голос, и язык я снова не смогла угадать.
Получается, что дверь всё-таки открылась, замок никого не удержал, и непонятные визитёры проникли в мою крепость без единого выстрела.
Я набрала в грудь воздуха, словно перед прыжком в прорубь, рывком распахнула дверь и скомандовала:
– Руки вверх и не шевелитесь!
– Нос почесать можно? – ответил смеющийся голос мужчины.
Очень знакомый голос, а уж когда его обладатель повернулся ко мне лицом!.. Я пошатнулась и схватилась за стену, чтобы удержаться на ногах; гантель выпала из моей руки.
– Михаил? О господи, откуда ты взялся? Ты ж погиб там… на Камчатке?
– Ну, что ты, милая, – давний приятель шагнул вперёд и подхватил меня, не давая упасть. – Я жив, и я здесь. Ты не рада меня видеть?
– Прежде чем радоваться, я хотела бы знать подробности, – высвободившись из его рук, твёрдо сказала я. – И, кстати, начни с того, что познакомишь меня с твоей спутницей.
Слух подвёл меня: сопровождала его не женщина, а девочка-подросток, лет четырнадцати-пятнадцати от силы. Она смотрела на нас обоих с настороженностью и явно не понимала, что мы говорим.
– Хорошо, – сказал Михаил уже всерьёз. – Я действительно многое должен тебе рассказать и кое за что попросить прощения. Но ты права, прежде всего, нужно представить вас друг другу. Итак, это Анндаранэ ап’Векламиан Дарго, единственная наследница… ну, скажем так, короля страны, гражданством которой я с гордостью обладаю.
И тут же, без перехода, он повернулся к девочке и заговорил на том же самом, совершенно ни с чем не сопоставимом языке. Я разобрала лишь, что произнесено было моё имя.
С Михаилом Берестовым мы познакомились давно, совсем давно, прошло, наверное, лет двадцать пять. Мы с Антоном тогда впервые поехали кататься на горных лыжах в Приэльбрусье, очень быстро сбилась компания человек в пятнадцать, которая отлично проводила время: трасса, солнце и снег днём, домашнее вино и разговоры вечерами, и это восхитительное чувство свободы, какое можно испытать только в горах…
Удивительным образом после отъезда с поляны Чегет компания эта сохранилась, и два раза в год более или менее тем же составом мы ездили кататься. Сперва это был тот же Чегет, потом пришла очередь Австрии, итальянских курортов, Франции…
Лет десять назад кто-то сообщил, что Берестов погиб где-то на Дальнем Востоке, вроде бы на Камчатке. Что именно и как случилось, никто не знал.
Но вот теперь этот самый покойник открыл несуществующую дверь в моём погребе и привёл через неё незнакомую девчонку, назвав ту принцессой.
В этот момент Михаил вытащил из кармана какую-то цепочку и протянул девочке. Та благодарно кивнула, застегнула замочек, и на её груди оказался небольшой кулон из аметиста, оправленного в серебро. Мило, скромно и очень по девичьи. Но почему сейчас?
Анндаранэ как-её-там приложила к кулону ладонь и что-то прошептала, после чего сказала, глядя прямо на меня:
– Доброй ночи, госпожа Каретникова, я счастлива с вами познакомиться, и прошу простить за визит без приглашения.
– Доброй ночи… – ответила я в некоторой растерянности.
Давний знакомец перехватил управление:
– Девочки, а давайте мы уйдём из прихожей, ты, Катя, напоишь нас чаем, и мы обо всём поговорим.
Н-да, как выясняется, кое-кому никакие запоры не помеха. Кстати, замок, ничуть не повреждённый, лежал рядом с дверью на скамеечке.
– Да-да, и об этом тоже поговорим, – кивнул Михаил, заметив, куда я смотрю.
На кухне я автоматически зажгла газ под чайником, достала хлеб, масло, сыр и отварной язык для бутербродов. Потом остановилась и спросила с некоторой растерянностью:
– Вы есть-то хотите?
– Я – да, – ответила девочка. – Очень хочу, спасибо.
– Не откажусь, – Михаил улыбнулся. – А давай я горячие бутерброды сделаю. Как тогда в горах, а?
– Делай! – махнув рукой, я показала ему, где искать разделочную доску и полезла за сковородой.
За чаем и бутербродами мы молчали, гости, по-видимому, потому что были голодны, я же прикидывала, как станут разворачиваться события, и всё больше озадачивалась.
Подвеска, которую девочка надела, после чего заговорила по-русски – это что, электронный переводчик? Ой, не смешите мои тапки! Даже если бы какую-нибудь плату или чип можно было вмонтировать в мозг, так мгновенно это бы не заработало. Но не могу же я, материалистка до мозга костей, признать, что на моих глазах кто-то воспользовался магическим переводчиком…
Ага, вот и прозвучало это самое слово, которое я старалась не произносить мысленно как можно дольше.
Магия.
Добавим к этому принцессу неизвестной страны с именем и фамилией, не похожими по звучанию ни на один известный мне язык, появление из запертого погреба вместе с этой самой принцессой моего старинного знакомого, десять лет считавшегося покойником… И что за варево в результате получается у нас в кастрюльке?
Отставив чашку, незваная гостья зевнула, деликатно прикрывая рот ладошкой.
– Простите, – сказала она. – Очень долгий был день…
– Давайте я уложу вас спать, – сказала я, решительно поднимаясь. – А завтра можно будет обо всём поговорить.
Девочке я постелила в свободной спальне и выдала чистую пижаму и новую зубную щётку. Судя по тому, что она не удивилась, как минимум гигиенические традиции у них такие же, что не может не радовать.
Когда я спустилась в кухню, Михаил сидел, откинув голову на спинку диванчика и закрыв глаза. Вид у него тоже был не слишком свежий.