Разлом/Освобождение
Пролог
Никогда ещё родовой замок, более чем за тысячелетнюю историю, не знал столь страшного и мрачного времени. Слуги, служившие своему господину из одного лишь страха, напоминали беззвучные тени, - избегали смотреть в глаза господину, боялись произвести малейший шорох и привлечь его внимание. Ропот их, сплетни меж друг другом, звучали робко и прерывисто, - всякий раз оглядывались, прежде чем сказать даже самые невинные слова.
Глава династии, молодой господин, редко показывался средь бела дня. Да и ночью он не особо любил показываться на глаза. Ведь, время, - его злейший враг. У него не находилось ни желания, ни сил, просто так, праздно прогуливаться под взглядами зевак.
Он напоминал собой аскета. Худощавый, с ввалившимися щеками и ярко очерченными скулами. С длинными, ниже плеч, густыми и тёмными волосами. И отрешённым, бесстрастным взглядом.
Он редко покидал потаённые глубины замка. Выбирался на поверхность только в минуты острой на то нужды. Но, не задерживаясь больше нужного, быстрыми шагами мерил переходы замка. И, едва получив то, что ему необходимо для изысканий, тут же возвращался назад, в забытые катакомбы.
Мужчина не боялся ничего. Военная выправка, движения, взгляд, да просто сам шаг говорили о его гордости и твёрдости характера. Но, то ли дело его слуги! Они тихо вздрагивали, едва заслышав стук его каблуков.
За несколько лет до этого, в пору поздней зимы, незадолго до капели, он, ещё юный и молодой, возвращался в родовое гнездо. Обожжённый чужой жестокостью, но с горячим и чувственным сердцем.
Его с позором изгнали из военного училища. Выгнали за то, что он посмел отстаивать честь и достоинство своих предков. Изгнали за дуэль, на которой он, молодой и пылкий, в честном бою убил безродного пса. Наглого, не знающего своё место, пса!
Возвращаясь в санях, запряжённых лошадьми, молодой аристократ с теплотой на сердце узнавал родные края. Улыбался, ещё издали приметил родовой замок. Оглядывал укрытые снегом поля, широко раскинувшиеся леса и думал "Это всё моё, родное!"
Но, не успел он подъехать к старому и замшелому замку. Едва только обменялся сердечными приветствиями с родимой матушкой и поприветствовал слуг, как вновь встретил жестокость и нестерпимую боль.
- Как это за буржуа? - не веря, переспросил молодой человек, сидя в просторном зале, во главе стола.
Моложавая женщина, его матушка, сидела рядом. По случаю приезда сына она надела самый лучший наряд из тех, что у неё был. С несколькими, старательно спрятанными заплатами. На её бледной шее блестело ожерелье, подаренное отцом молодого аристократа.
- Так и получилось, - спокойно отвечала женщина, повернув голову и смотря в глаза сына. - Убежали среди ночи. И даже прощального письма не оставили.
Матушка явно успела примириться с сомнительным замужеством дочерей и невозможностью что-либо изменить, а потому, вновь принялась за запоздалый завтрак. Не спешила. Ела медленно, но едва ли могла наслаждаться вкусом еды. Соблюдала этикет и аристократичную величавость.
- Что-нибудь известно? - спросил молодой мужчина, не узнавая своего голоса. Он отложил столовые приборы и невидяще глядел перед собой. Ему никак не удавалось понять услышанное. - Хоть что-нибудь, дорогая матушка, хоть что-нибудь известно о том, где они сейчас и что с ними?
Женщина тяжело вздохнула и тоже отложила завтрак. Она не повернула головы, не посмотрела в глаза, как того требовал родовой этикет. Не хватило ей мужество признать, что её девочки, её доченьки... и так опозорили семью.
Ей явно самой было тягостно от понимания, что ей же воспитанные, кровь и плоть, продолжения рода, взяли, да бежали из дома... ради свадьбы с безродными буржуа. Но ведь это была только часть горькой правды! И ей предстояло, собрав всю свою волю, рассказать главное.
- Не думаю, мой мальчик, что для тебя будет важно, где они сейчас. Не думаю, что ты вовсе сочтёшь их достойными своего внимания.
Великого усилия ему стоило, молодому и горячему, усидеть на месте. Взволнованно спросил:
- Скажи мне, почему я, после долгой разлуки, не должен интересоваться судьбой любимых сестёр?
Почтенная женщина, моложавая матушка, собравшись с духом, рассказала. Рассказала, что её дочери, его сёстры, вышли замуж из одного только финансового расчёта. Не просто за безродных дельцов, но и притом за старых, болезненных, бесчестных.
- Они не только втоптали гордость династии в грязь, - продолжала с тихой злобой матушка, - они использовали историю, имя и славу нашей семьи лишь для того, чтобы выйти замуж за торгашей...
Его любимая и заботливая матушка, которая для него всегда была образцом лучшей женщины, была и в этом высказывании добра. Она не высказалась до конца. Но он всё понял. И сам мысленно закончил.
"Только бы не влачить бедственное существование!"
Сам того не заметив, от сжигающей злобы, молодой человек проскрежетал зубами. Но, немногим успокоившись, он внимательно посмотрел на наряд матери и признал, что ему было не меньше шести лет. Подумать только!
Мужчина посмотрел на скромный завтрак, который был явно плох для его семьи, для его великой династии! Совсем немного дичи. В основном уже черствеющий хлеб и подогретые каши.
"И это в такой-то день, когда домой вернулся, пусть и молодой, но глава семьи? - подумал молодой аристократ. - Стол, как у захудалых крестьян!"
Он держал одной рукой кубок с вином. Золотой кубок, из которого пил его отец, а прежде, его дед. Но, едва сделав глоток, молодой человек чуть не выплюнул вино.
"Ну и кислятина!" - с гневом, подумал он.
Отставив кубок, стиснув от злобы зубы, начал сопоставлять случившееся и увиденное. Результаты размышлений ему не нравились.
- Как поживают мои троюродные братья? - спросил молодой мужчина, вспомнив о последних родственниках в династии.
Матушка склонила голову. Слова ей явно давались с великой не охотой. Но, едва начав, она подняла голову. Не позволила чувствам сломить её твёрдость.
- Ушли в ученичество... к юристам-дельцам.
- Даже так? - удивляясь, как-то само собой, спросил аристократ.
- Сказали, что время изменилось... сказали, что кровь больше ничего не значит, - говорила матушка, а её сын, со злобы, сжимал кубок уже белеющими пальцами. - Сказали, что больше не желаю считать себя частью династии.
Только позже, когда гнев утих, а спокойствие помогло здраво рассудить, мужчина понял, что его дорогие братья, пусть и из вторичной ветви, оказались настолько скупыми, что отреклись от славного прошлого родной семьи. Все мужчины, из вторичной ветви династии должны были вносить посильный взнос. Малый процент от чистого дохода. Этакая дань уважения... но тогда, сидя за столом, сжимая кубок белыми от злобы пальцами... тогда он сказал только:
- Предатели! - выплюнул он слово, да так, что смог выразить всю ту горечь, печаль и ярость, опалявшие его.
Молодой аристократ чувствовал, что его предали все, кем он дорожил. Чувствовал, что от него отреклись те, за кого он был готов безропотно отдать свою жизнь... все, кроме матери.
Успокаиваясь, он развалился на каменном троне. Он не знал, как давно его семья обзавёлась этим троном, вырезанным из каменного монолита. Но, точно знал, что звериные шкуры, который тогда покрывали трон, знали тепло тел его отца и... деда.
"Как же мне вас не хватает!" - с горечью подумал он.
Дед умер почти десять лет назад. Умер на войне, ведя за собой воинство в отчаянный, смертный бой! Юный аристократ помнил его, как могучего, иссечённого в боях колоса. Такого доброго к ещё маленькому наследнику рода.
Отец у молодого человека умер позже. Это известие застало его в четырнадцать лет. И не смотря на то, что поступок отца стоил ему будущности, не смотря на то, что из-за отца юноша переживал многие нападки, он гордился отцом.
Они воевали и умирали за славное имя империи, в то время как дельцы и подстрекатели укрепляли свой, новый мир - мир лжи и плутовства!
Закрыв глаза, молодой аристократ увидел как живых, стоявших рядом друг с другом, его деда и отца.
- Насколько плохи наши дела? - спросил молодой человек.
Матушка, пытаясь смягчать, внимательно подбирая слова, рассказала, как её муж, готовясь к революции, желая поддержать своего проигравшего сюзерена, распродал почти все земли... за бесценок.
Но, всё это было зря, ведь революцию подавили самым жестоким образом. Тогда и умер его отец, так и не восстановив власть великого императора-полководца.
- Он был верен своему слову, - задумчиво сказал аристократ. - Он сделал то, во что верил.
Но всё-таки на сердце было нестерпимо горько, ведь он помнил, что во время обучения ему исправно приходили деньги... деньги, в которых себе отказывала его мать... деньги, которые ей явно были нужнее!
***
В те дни слуги с состраданием глядели на меланхоличного, совсем молодого господина. Он, точно привидение, неспешно прохаживался по замку и ближайшим окрестностям. Был ужасно молчалив. И на мир смотрел такими печальными глазами!