– Ну, да… оно конечно… – кивнул Алекша. От изумления он едва ворочал языком. Усталость и сон как рукой сняло. Покрутил головой и отправился к ручью, смывать кровь и грязь.
Проснулся Алекша вечером, когда багровеющий шар светила уже наполовину провалился в земную твердь. Умирающая заря разлилась по земле, словно хотела удержаться за траву и деревья, но прозрачные желто-розовые руки соскальзывают, не в силах терпеть немыслимую тяжесть солнца и заря медленно сходит на нет. По избушке разливается странный, ни на что не похожий запах. Именно эта непохожесть и разбудила мальчика, что спал мертвецким сном на дубовой лавке. Алекша поднялся, закрутил головой, отыскивая источник чудного запаха. Спутанные золотые волосы всколыхнулись светлым облаком, несколько засохших травинок упало на пол. Баба-Яга сидит за кривобоким столом, торжественно смотрит на закопченный горшок. Именно из него исходит тот странный запах, что разбудил Алекшу. Краем глаза Баба-Яга заметила движение и, не отрывая глаз от горшка, предупредила:
– Не вздумай отвлекать глупыми вопросами. В жабу превращу!
– Воняет сильно, – бурчит Алекша, – спать невозможно.
– Пахнет, а не воняет, – поправила Баба-Яга, зыркнув глазищами в его сторону и снова уставилась на зеленоватый дымок, медленно подымающийся из горшка. – Вот только попробуй мне все испортить!
Алекша сел, с хрустом в суставах потянулся. Спросонья не рассчитал, кулак врезался в стенку так, что избушка едва заметно дрогнула. Громко затрещало. Испугался, сразу сгорбился и сложил ручки на коленках.
– Эк тебя прет, – с неудовольствием заметила Баба-Яга, – выгонять уже пора, а то домишко мой разнесешь.
– Я? – пискнул Алекша.
– Ты, ты, кто ж еще? – ответила вопросом на вопрос Баба-Яга, – вон и рубаху уже прорвал.
Алекша испуганно осмотрел себя и увидел, что рубашка в плечах и вправду разошлась по швам, а рукава, еще недавно свободно болтавшиеся на худых руках, натянулись и больно сдавливают.
– Что это, бабушка? – жалобно спросил он Бабу-Ягу, – болезнь неведомая, да? Опухаю?
– А-а, сразу бабушкой стала, как испугался, – усмехнулась та, – и голосок такой тоненький жалобный… не пухнешь ты, а сила в тебе просыпается! Забыл, что натворил?
Алекша недоверчиво осмотрел себя еще раз. « Неужто правда, – подумал он, – что во мне сила появляется. Хорошо, что медвежатины поел. А если бы улитка сварилась?»
– Эй, богатырь дико растущий, – окликнула Баба-Яга, – у меня тебе третье задание есть.
– Какое такое задание? – баском спрашивает Алекша. Он выпрямился и строго посмотрел на бабку.
– Но-но, шнобель-то не задирай сильно высоко, – усмехнулась Баба-Яга, – а то сломаешь, у меня потолок низкий. Варево мое дойдет только к ночи. Надо мне, что б никто не нашкодил.
– Да кто ж тебе в лесу помешать может? – удивился Алекша, – ты ж того, р-раз и в жабу!
– Это тебя или таких, как ты, в жабу. Но тут имеются такие чуда, что мне с ними не справиться. Необходима грубая мужская сила, а я барышня… почти, – проскрипела старая карга.
– Ты барышня, как… а, ну да, правильно, – прикусил язык Алекша, потому что вовремя вспомнил, что перед ним не простая старуха. – И чего же барышня опасается?
– Здеся, неподалеку, на полянке, стоит старый дуб. Когда-то давно повесили на нем трех разбойников. Были они при жизни злюш-шие, лютые. Повесили не просто, а живьем зацепили крючьями за ребра. Померли в страшных мученьях и с тех пор их скелеты нападают по ночам на всех подряд. А недавно повадились ко мне ходить. Вот от них и защити меня.
– А-а, вон что, – махнул рукой Алекша, – так я их уже убил.
– Как можно убить то, что и так мертво? – удивилась Баба-Яга. Даже на горшок с драгоценным зельем смотреть перестала.
– Ну, побил я их, – неуверенно ответил Алекша, – палкой.
– И что?
– Рассыпались они.
– Рассыпались они! – передразнила Баба-Яга, – дурак ты. Их кости соединяются вновь после полуночи.
– Так что ж делать? – растерялся Алекша. Он вспомнил, как трудно далась ему та победа, как скелеты избили его чуть не до полусмерти. Только чудом удалось отбиться!
– Как быть, бабушка? – спросил он, теряя всю свою самоуверенность.
– Я тебе не бабушка… э-э… ну, скоро, – окрысилась Баба-Яга, – а делать вот что. Разобьешь их – вон у тебя секира какая – сложишь кости в мою ступу и размелешь в пыль, потом в печь и все дела, понял?
– Понял.
– Вот и ладно. А теперя ты собирайся на последнюю битву, а я на печь. Залезу, что б горшок с зельем не опрокинули.
Подхватила чугунок, ловко забралась на полати.
Ждать пришлось недолго – как только тьма окончательно затопила поляну Бабы-Яги и все углы в ее избушке укрылись чернотой, за дверью негромко грюкнуло и мерный стук заполнил тишину, словно тысячи маленьких лошадок начали бегать кругами по деревянной арене. Скелеты нетерпеливо топчутся у входа, но дверь не открывают. Алекша весь взмок в ожидании, но мертвецы почему-то входить не желали. « Дверь! – вдруг вспомнил он, – я же ее поленом подпер, что б никакая тварь не влезла ночью». Алекша всегда плотно закрывал дверь в избушку, даже если заходил ненадолго – не любил, когда по избе свободно разгуливают ежи, барсуки и прочие хорьки, да еще каждый норовит залезть в карман или за пазуху. Баба-Яга не обращала внимания на непрошеных гостей, а ему не нравилось. И вот теперь привычка запирать дверь обернулась против него самого. Помялся нерешительно, взглянул на печь – старухи не видать – отложил в сторону приготовленную секиру. В дверь застучали сильнее. Алекша подбежал, ногой отшвырнул полено и опрометью кинулся обратно.
В дверь ударило так, что створка едва не раскололась. Мешая друг другу, стуча костями, как скоморохи деревянными ложками на свадьбе, скелеты врываются в избушку. Первый выбегает на середину, останавливается. Блестящий череп медленно поворачивается, в глазных впадинах загораются багровые огоньки. Странный и страшный взгляд замирает на мальчике. Скелет шагает, костяная рука поднимается для удара. Алекша, не сводя вытаращенных глаз с непрошеных гостей, лапнул секиру, но рука поймала только воздух – секиры не было! Оглянулся и видит в полумраке, что оружие лежит на столе, прямо за спиной скелета. Он сам оставил секиру там, когда отпирал дверь. Получилось, что защищаться нечем! Первый скелет подходит. Почти не соображая от страха, мальчик хватает старухино тряпье на лавке, швыряет прямо в горящие глазницы. Скелет опасливо дергается и это спасает Алекшу – острый дубовый крюк бьет в бок, острие попадает точно в кожаный пояс. Ударил точно, очень сильно, но острый клюв не смог пробить толстую кожу. Кривясь от боли, Алекша бросается вперед, секира сама прыгает в руки. Тем временем скелет освобождается от тряпья и опять кидается в атаку, но теперь Алекша ждал этого. Размахнулся и со всей силы ударил секирой сверху вниз. Тяжелое, острое лезвие с громким хрустом раскалывает череп, грудную клетку и обломки костей сыпятся на пол. Дубовый крюк по инерции падает прямо на ногу, мальчик едва не закричал от боли – острие попало на палец.
Остальные скелеты, что неподвижно наблюдали за схваткой, выхватывают крюки. Успевают сделать только один шаг, как Алекша оказывается перед ними. Он не стал ждать, когда враги начнут атаку. Бросается вперед, секира опускается и поднимается. Звуки ломающихся костей и свист воздуха заполняют тесную избушку, затем все стихает. Алекша несколько мгновений смотрел на рассыпанные по полу обломки костей, затем без замаха вонзает секиру в пол. Торопливо собирает остатки трех скелетов. Выволакивает из угла тяжеленную дубовую ступу, метлой сгребает кости на лопату, сыпет внутрь. Пест от ступы больше походил на дубину великана и Алекша смутно удивился, как это мелкая старушка – Баба-Яга – могла управляться с такой тяжестью? Несколько минут, обливаясь горячим потом и напрягая все силы, он долбит кости. Выгребает крошево руками на лопату, засыпает в печь. Дров в печке не оказалось. Заметался по избушке, собрал все и затолкал в топку. Дрожащими от волнения руками достал кресало и принялся торопливо стучать. Как назло, искра не желала высекаться. Он упорно бил и бил, по пальцам потекла кровь… трут задымил, малюсенький огонек робко подпрыгнул и уцепился зубками в бересту. Алекша набрал полные легкие и, страшно раздувая щеки, подул. Огонек пропал на мгновение и вдруг возник снова, огромный, с кулак. Жадно набросился на бересту и, пока не сожрал ее совсем, Алекша сунул его в печь в дрова. Сверху заботливо прикрыл пучком травы. Огонь весело выскочил из переплетения травинок, побежал по сучьям, торопливо захватывая побольше, пока можно.
Под дровами что-то шевельнулось. Алекша быстро закрывает заслонку. Несколько секунд ничего не происходит, только огонь весело трещит. Но вот в заслонку стукнуло, потом сильнее, еще сильнее. Наконец двинуло так, что печь вздрогнула и сажа посыпалась. Алекша уперся обеими руками в заслонку. Изнутри что-то толкало и билось в металл, будто человек пытается выбраться наружу. Заслонка нагрелась, руки больно жжет, но мальчик упорно не отпускает – хорошо запомнил слова Бабы-Яги, что кости скелетов надо непременно сжечь, иначе они оживут. В раскаленную заслонку ударило в последний раз, все стихло. Алекша отошел на шаг, вытянутые руки готовы схватить и удержать заслонку, но в печи только гудит пламя. Заслонка не двигается, накалилась докрасна. Он сделал несколько шагов назад, обессилено опустился на лавку. Ладони жжет огнем, но Алекша ничего не чувствует. Рядом незаметно оказалась Баба-Яга, молча ставит на стол горшок – мол, давай, суй руки. Алекша опускает ладони в прохладную воду и боль от ожогов исчезает. Не вытаскивая рук из воды, привалился к стене, глаза закрылись сами собой.
Разбудило негромкое постукивание и пение. Несколько мгновений слушал необычные звуки. С удивлением обнаружил, что лежит на печке, на мягких шкурах, а невнятное пение доносится откуда-то снизу. Осторожно приподнялся, взглянул вниз – какая-то незнакомая женщина расставляет глиняные тарелки на столе и при этом тихонько напевает под нос. Алекша протер глаза. Громко спрашивает:
– А что вы тут делаете?
– На стол накрываю, – нисколько не смутившись, отвечает незнакомка. Она оборачивается и Алекша видит молодую женщину, но что-то в ней такое… ну, вроде как смутно знакомое. Он уставился на нее, не зная, что сказать, потом строго произносит:
– Не хозяйничайте в чужом доме!
Женщина промолчала, только усмехнулась. И вот эта усмешка вдруг показалась настолько знакомой, что у Алекши помимо воли вырвалось:
– Баба-Яга!?
– Не баба и не яга, – ответила женщина, – но… мы были знакомы с ней.
Алекша спрыгнул с печи, подошел ближе и потрясенно уставился на красавицу, что еще вчера была страшилищем:
– Вот это да! Теперь я понимаю, почему ту травку боярышником прозвали.
Он еще раз оглядел Бабу-Ягу и спросил:
– А как теперь тебя называть? Бабой или бабушкой нельзя!
– Ну, имя я себе еще не выбрала, – засмеялась она, – это потом. Ты садись, поешь, – и придвинула ему тарелку с кашей.
– Да я… – замялся Алекша, – руки вот… – и попытался спрятать их за спину.
– Что руки? – удивилась она, – вымой и садись за стол.
Алекша вдруг ощутил, что не чувствует боли от вчерашних ожогов. Посмотрел на ладони и не поверил глазам – там, где вчера были темно-красные язвы, сейчас обыкновенная кожа без единой царапины. Бросился на улицу, к бочке с дождевой водой, сполоснул – снова ничего, ладони как ладони. Сел за стол и тихо сказал:
– Спасибо.
– Да не за что, – весело ответила Баба-Яга, – это тебе спасибо, за то, что для меня сделал. Не всякий сумел бы.
– И куда ты теперь? – спросил Алекша.
– В город пойду, – ответила Баба-Яга, – замуж схожу – давно уже не была – за приличного мужчину, а там видно будет.
– Ага, замуж, – согласился Алекша. « А чего ей в лесу сидеть, – подумал он, – такая быстро какого вдовца окрутит и будет жить-поживать, а как надоест, обратно в лес вернется. А может, и нет!»
Они стояли на залитой солнечным светом поляне и смотрели, как старая избушка на курьих лапах медленно исчезает в чаще после приказа Баба-Яга уходить в лес. Толстые птичьи лапы медленно поднимаются и опускаются, деревянные бока качаются в такт шагам. С громким хрустом ломаются молодые деревца, кустарник сминается и медленно, неохотно вытягивается, будто в сомнении – вдруг опять пойдут по нему, тогда не стоит подниматься совсем.
– Найти-то потом сможешь? – тихо спросил Алекша.
– Смогу, – грустно ответила Баба-Яга, – она далеко не уйдет. Жалко оставлять вот так без присмотра, вот и отправила в чащу. Следующим летом навещу, – смахнула она слезу, повернулась и пошла прочь. Алекша поправил секиру на поясе, пошел следом. Подошли к перекрестку двух лесных дорог, остановились.
– Ну, мне в Киев, – сказала Баба-Яга, – а тебе?
– А я обратно пойду, к Твердослову, – ответил Алекша, – в Киеве делать нечего.
– Ну, ладно. Будешь в Киеве, заходи на Подол, спроси Настасью – это я. Помогу, чем смогу, – сказала на прощание Баба-Яга.
– Так тебя Настасьей звать? – удивился Алекша.
– Раньше так звали, – ответила Баба-Яга, – до того, как в лес ушла. Теперь возвращаюсь, значит, снова так будут.
– Ладно, боярышня Анастасия, обязательно зайду, – улыбнулся Алекша.
Настасья подмигнула. Коротко взмахнула руками. Внезапно налетел сильный порыв ветра, подхватил, закружил вместе с листьями, травой и быстро понес прочь.
– Заходи! … – донеслось из-за вершин деревьев.
Глава 3
Когда на землю улегся последний из поднятых ветром листьев и окружающий лес снова замер в торжественной неподвижности, Алекша медленно побрел по лесной дороге. Честно говоря, ему вовсе не хотелось возвращаться обратно к боярину Твердослову, но куда деваться круглому сироте? Вот и шел он, сшибая прутиком мухоморы, останавливаясь возле каждой муравьиной кучи и подолгу рассматривая, как злые и быстрые муравьи тащат к себе в дом полуживую добычу. Он так увлекся рассматриванием битвы муравьев с гигантским жуком, что не заметил, как за его спиной появилось двое с оружием. Один замахнулся мечом, потом презрительно скривился и опустил руку. Второй поднял шишку. Твердая, почти каменная, шишка больно стукнула по затылку. Алекша схватился за ушибленное место, быстро повернулся. Рука ухватила секиру… и замерла – в горло, как раз там, где проходит яремная жила, уперлось блестящее острие меча. Взгляд Алекши пробежал по лезвию, перешел на толстую от мускулов руку и встретился с глазами, серыми, холодными.
– Ну? – буркнул обладатель серых глаз.
– Че ну? – тихо спросил помертвевший Алекша.
– Рассказывай, кто такой и что делаешь в лесу? – негромко сказал второй. Он спокойно смотрел в глаза мальчика, руки сложил на груди, но Алекша ощутил, что этот второй гораздо опаснее того, что мечом тычет в горло. Секунду помедлил, рассматривая незнакомцев. Тот, что с мечом, невысок, волосы обстрижены скобкой, под горшок. Одет просто, в холщовые штаны и плохо выделанный кожаный доспех. Круглое губастое лицо заросло редкими волосами и сплошь покрыто следами комариных укусов. Второй, судя по всему, старший, выше и сильнее. Одет в добротный доспех с нашитыми на кожу стальными пластинами, на голове шлем. Из-под стального обвода на плечи спускаются две толстые косы. Лицо чисто выбрито, что удивительно в лесу. Правую щеку наискось пересекает сине-красный уродливый шрам.
– Ну, что молчишь, язык не гнется? – с угрозой спросил шрамолицый, – так я сейчас по-другому спрошу.
– Да я … – и Алекша коротко соврал о том, как отстал от ватаги купцов, ехавших в Киев. Правду решил не говорить, мало ли что.
– Так ты, значит, купчишка, да? Отошел по малой нужде и потерялся в чаще, верно я понимаю? – с недоброй ухмылкой уточнил шрамолицый.
– Да чего с ним базары разводить, – подал голос тот, что держал меч у горла Алекши, – ты посмотри, Шрам, чей пояс на нем и секира. А копье? Это ж Медведя!
– Верно говоришь, Волос, – ответил тот, кого назвали Шрамом, – а откуда у тебя они, а? В кустиках нашел?
Тут Алекша решил уже не врать и рассказал правду о том, как нашел пояс, секиру и копье. Незнакомцы молча выслушали рассказ. Шрам мотнул головой и тот, кого он назвал Волосом, убрал меч.
– А че, это на Медведя похоже, – зачесал он в затылке всей пятерней, – одному пойти на чугайстыря – это по нему.
– Похоже, – согласился Шрам, – но надо проверить. Вяжи руки ему, на шею веревку и пошли к атаману.