Пролог
«Обалдеть», – только и пронеслось в голове у Артура, когда он ощупал свои клыки. Он очнулся на кровати в тесно обставленной комнатушке, в которую сквозь большое, не до конца прикрытое плотными зелёными занавесками окно пробирались первые солнечные лучи. В воздухе стоял очень приятный и ни на что непохожий запах. Обычно благовония вызывают мгновенные ассоциации с какими-то уже известными и успевшими понравиться вещами, но по отношению к этому аромату в голове не вырисовывалось ни одного хотя бы отдаленно походящего образа. Артур без труда нашёл то, что столь сладко для него пахло – стакан с красной жидкостью. Простой студент, а именно так с уверенностью мог описать себя молодой человек буквально четверть суток назад, растерянно усмехнулся мгновенно возникшей догадке о том, что перед ним не просто красная водичка и даже не томатный сок. Размышления прервал вернувшийся хозяин квартиры, судя по ощутимо уменьшившейся тревожности, которой было преисполнено его круглое лицо до звонка, разговор прошёл успешно.
– Сейчас к нам прибежит Света, и решим, что будем делать дальше, – сообщил Макс, присев на стул возле своего друга. – Ты пей, а не смотри.
– Можно было догадаться, что она тоже вампир, – сказал Артур и взял в руки стакан. Его одновременно мучили жажда и голод, но вопрос, откуда у Макса появилось так много крови, помешал сразу прикончить эту жгучую парочку. «Лабораторию ограбил», – успокоил себя Артур и сделал первый глоток, за ним тут же последовал второй, а потом и третий. – И что, мне теперь придётся прятаться от солнца? Спать в гробу? Я не смогу приходить на вписки без приглашения?
– Нет, ничего из этого. И, кстати, при Свете, да и вообще при наших, слова «вампир» не говори.
– Я даже предположить не мог, что ты славянофил, и больше предпочитаешь, исконно русское «упырь», – усмехнулся Артур. Ему пришла идея наградить своего друга этой кличкой, но он быстро от неё отказался. Если «вампир» благодаря современной поп-культуре и Сумеркам, в частности, ещё как-то применимо к пареньку с торчащими в стороны волосами и вечной расслабленной улыбкой, даже несмотря на то, что Макс и не имел достаточно пафоса ни во внешности, ни в характере, то «упырь» не вязался с ним никаким боком. Упырями Артуру представлялись восставшие трупы со всеми присущими их положению физиологическими особенностями: трупными пятнами, вздувшимся телом, пожелтевшими белками глаз и так далее.
– Тоже такое себе, – весело поморщился Макс. – Просто пойми, у нас это слово считается ругательным, да и всякие упыри да вурдалаки тоже не приветствуются.
– И как же вы… то есть мы, называемся?
– Никак. Если тебе надо назвать кого-то из наших, так и скажи «наши», тебя кто угодно поймёт.
– А если мне надо будет описать кого-то из «наших» кому-то «не нашему»?
– Зачем это? Люди не обрадуются, если узнают, что им приходится терпеть слабость, только потому что тебе жрать приспичило. Так что, всё о наших только между нашими или только с теми, кто скоро ими станет. – Конец фразы заинтересовал Артура, ему уже хотелось расспросить подробнее, но его товарищ, как будто предугадав это желание, добавил: – Но таких людей не будет, потому что ещё одну каплю слюны единорога нам никто не даст.
Первая глава
В Майами лучше быть жаворонком, чем совой. По утрам в этом городе было находиться особенно приятно: солнце уже освещало просторные пока тихие улицы, но ещё не успело их достаточно прогреть. Многим жителям отеля этот факт был известен, поэтому в девять утра большая их часть либо собирала пляжные сумки, либо уже спешила окунуться в тёплые волны (а, может быть, всё дело было в том, что час завтрака, входящего в горячие путевки, начинался в восемь). Обитатели двадцать седьмого номера отличались от других постояльцев. Молодой парень с выкрашенными в фиолетовый и красный цвет волосами, подчеркивающими и без того смазливое лицо, с которым самое то заниматься косплеем персонажей японских мультфильмов, бодрствовал уже не первый час. Он сидел за столом и что-то рассматривал на экране ноутбука. Тем же самым, смотря на другой монитор, занималась, устроившаяся рядом девушка, выглядящая, хоть и не столь кричаще, как её сосед, но не менее необычно. Ноги постоялицы прикрывали свободные камуфляжные брюки, они логично продолжали образ, который создавал короткий даже для мужчины ежик тёмных волос, но не вязались в умах обывателей с розовой майкой, прикрывавшей грудь, о которой мечтает каждая поклонница модных журналов.
Артур не переставал удивляться тому, как славно у историков получилось смоделировать электронную версию музея. Бродить по нему – то же, что проходить добротно сделанную игру, глаз радовала и графика, и дизайн, не хватало только атмосферной музыки. Одним из экспонатов была старая рукописная книга, потертые желтые страницы обрамляла простая кожаная обложка без каких-либо излишеств. Описание сообщало посетителям сайта, что перед ними проекция польской рукописи, написанной примерно в конце пятнадцатого века, дневника Первого. Две гиперссылки предлагали ознакомиться с его текстом, Артур по очереди открыл обе, одна была оригиналом, вторая – переводом на английский.
– Блин, – вырвалось у парня, который уже успел обрадоваться находке. – Доминика, может, ты знаешь, почему я стал по-человечески учить английский только сейчас?
– Потому что, мы переехали в Америку? – ответила вопросом на вопрос девушка, не отводя взгляда розовых глаз от экрана.
– Логично. Ты застала Первого?
– Да, но я не думаю, что расскажу тебе о нём больше, чем Света.
– Мы с ней о нём не говорили, было слишком много более насущных проблем, – улыбнулся Артур.
Несмотря на то, что с обращения молодого человека прошло чуть больше месяца, у него до сих пор не укладывалось в голове, что за плечами его знакомых прошлое длиною в несколько человеческих жизней. Макс-раздолбай, знающий особенности всех сортов травы не производил впечатление человека, прожившего сто лет. То же самое можно было сказать и о сияющей жизнерадостной улыбкой Свете, выглядящей как только-только вступившая во взрослую жизнь первая красавица школы. В её поведении невозможно было углядеть какого-либо высокомерия или самолюбования, хотя такие черты скорее всего должны были выступить в характере той, что лично наблюдала, как окончились пять веков.
– Первый, похоже, легендарная личность. Кем он был? Жив ли он сейчас?
– Да кем он только не был. Сейчас, погоди секунду, – Доминика дочитала последний абзац статьи об особенностях этики США и только потом продолжила: – Если Первый и жив, то за всё это время он никак не давал о себе знать.
– Очень жаль, было бы интересно с ним пообщаться, особенно, если учесть, что дневник я смогу прочитать только через пару лет, с моим-то английским.
– Мне кажется, что ты себя принижаешь, у тебя не такой уж плохой уровень. К тому же, если что я рядом, мне несложно что-то помочь перевести.
– Ты просто чудо, – сказал Артур и вышел из режима симуляции, кликнув по гиперссылке. – Можешь мне ответить на один вопрос, прежде чем я начну читать? У Первого были какие-нибудь особенности типа заикания или, может, шрама в форме молнии?
– Нет, – прозвучало с недоумевающей усмешкой. – А что?
– Да просто интересно как можно больше узнать, что представляла из себя такая одиозная личность.
– Ну, он выглядел довольно обычно. Худой, светловолосый, не самый высокий, но и повыше Джона будет. Со скулами, не такими приметными, как у Влада, но всё равно запоминающимися, возможно, потому что раньше мало кто из простых людей мог такой чертой похвастаться.
– Кстати, я до сих пор не могу поверить, что человек может так сильно измениться.
– Ты о чём?
– Да я про Влада. Я не раз слышал, что ещё в Англии дворянские заморочки от него не отлипли, прошло не больше тридцати лет, а у меня первое впечатление – типичный работяга с купчаги.
– Он в России достаточно тяжёлый период для себя переживал. Мы со Светой не привыкли на него как-то давить, да и неправильно это. Слушай, я хотела за кофе спуститься, может, составишь мне компанию?
– Давай, – пожал плечами Артур, кинув взгляд на правый нижний угол экрана, где красовались цифры 9:20. – Как раз туристы должны были разойтись уже.
– Кстати, мне очень приятно, что ты так увлёкся нашей историей. Просто я смотрю на тебя и понимаю, ради чего была вместе с теми, кто в прошлом веке создавал кружок, – Доминика отыскала на столе свою банковскую карточку.
– О, расскажи подробнее.
– Сейчас, – историк ткнула пальцем сначала на «i», потом на «n», благодаря чему полностью переименовала Влада в Мартина, убрала телефон в карман, и подошла к товарищу, позволив ему закрыть номер.
Дневник Первого
20 мая
Первая страница нового дневника и жизнь с чистого листа! Наконец-то. Больше никаких сектантских книжек, никаких ритуалов, никаких испытаний, никаких криков, никаких смертей и никаких новых проклятий. НИ-КА-КИХ. Только я, полумаска, лютня и шляпа. Может быть, моё решение было не самым взвешенным, но зато я могу быть уверен, что теперь не буду видеть в своих снах новые кошмары. Давно не ощущал такой радости, нужно было спасти себя раньше.
Спустя полдня пути сумел попросить остановиться мимо проезжающую повозку. Мужик сказал, что к следующей ночи доберемся до деревни. Побеги я на своих других, то оказался б там раньше, но я совсем не понимаю, зачем нужно торопиться, если за тридцать с лишним лет мое тело никак не изменилось. Теперь я смогу наконец рассмотреть те виды, которые мы с Сэмом пропустили, потому что все они сливались в единую разноцветную кляксу.
Итак, такого поворота событий ничего не предвещало. Я подбирал песню, которую недавно услышал (так и не доподбирал), а Сэм читал колдовскую книжку, которую позавчера выменял у нашего нового знакомого. В какой-то момент он попросил меня подойти, я выполнил его просьбу, книга была открыта на описании снятия венца безбрачия. Ритуал заключался в том, чтобы окропить лицо проклятого человека кровью так, чтобы капли обязательно попали на глаза, зубы и брови, а потом сказать какую-то белиберду. Сэм попросил меня это сделать и протянул мне флягу с его кровью, но я отказался. Вот чего ради? В чем смех раз за разом просить меня о каких-то действиях, уже заранее зная, что я не стану этого делать? Последнее время мне начинает казаться, что он не издевается, а реально плевал на себя. Проводить всю эту туфту над другими, когда не веришь в успех ни одной из начатых затей, вечно твердить о том, что мы не должны оставлять свидетелей, а потом желать подвергнуть опасности самого себя – вот он чуткий и проницательный ум проверенного годами знахаря. На мой отказ Сэм принялся говорить всякие грубости, очевидно, что он шутил, и самой правильной реакцией было бы пошутить в ответ, однако настроения дурачиться совсем не было. Не так давно Сэм на живую резал только что проклятого человека, я поил его кроличьей кровью, и мы смотрели, как его органы насыщались цветом, еще через пару дней мне пришлось убить охотника, потому что тот увидел Сэма вонзившего зубы в белку. Этому дураку хоть бы хны: «убили – забыли, другого выбора не было», – но другой выбор был. Каждый раз, когда мы делали зло, у нас была возможность поступить иначе, просто никто из нас не захотел остановиться хотя бы на пару мгновений, чтобы её увидеть. Такие рассуждения неприятны, но правда остаётся правдой, независимо от того хотят её принимать или предпочитают игнорировать. Мы сами выбрали пути убийц, неважно ради чего. Ради пропитания, ради безопасности, ради врачевания, ради того, чтобы докопаться до истины, ради освобождения, ради… я могу выдумать сотню другую причин, но ни одна не сможет оправдать того, кто отобрал жизнь у другого человека. А в нашем случае – у других людей. Вместо того, чтобы раскаяться, мы сделали это снова, и снова… Судя по всему, из нас двоих подобные мысли мучают только меня. Я молча выслушал хохмы Сэма и вернулся к своему делу, он спросил, что со мной, я не стал врать и сказал, что тревожно мне за то, что мы делали на этой неделе. Естественно, в ответ я услышал оправдания. Меня даже больше взбесили не его слова, а то, насколько спокойно он их произносит, как будто это такая-же обыденность, как и солнце, встающее по утрам. Мы рассорились, он собирался уйти скорее всего в направлении питейной, но я остановил его и высказал все, чем я испачкал не один предыдущий дневник. Сказал и про бессердечность, и про лицемерие, и про высокомерие, сделать это оказалось куда легче, чем я представлял. Что странно, так это то, что Сэм не перебил меня, не стал перечислять мои пороки в ответ, даже оправдываться не стал. Он просто спросил, что я хочу делать дальше, а я ответил, что не хочу впредь иметь с ним общих дел. Это был наш последний разговор. Мы поделили деньги и слюну единорогов, а потом Сэм ушел, оставив меня думать, в какое место мне отправиться завтра (сегодня).
Так долго жили как братья, а в итоге пришло все к этому… Я надеюсь только, что когда-нибудь он поймет. Быть может это случится, когда его колба со слюной навсегда опустеет, и он не сможет обрекать других на несчастья, возможно, тогда он сможет оглянуться и увидеть все, что мы натворили.
23 мая
Вот и остался я с деньгами, которых хватит только на кружку вина. Дай Бог, чтобы мне удалось отбить. Публика здесь невероятная. Слишком много из заработанного я потратил на празднование такой удачи, но ничего страшного, отобьюсь, потому что завтра меня пожелали услышать снова.
25 мая
Рано я радовался. Вчера во время моей игры один из пьяниц начал предъявлять мне претензии по поводу маски. Коротко, он хотел, чтобы я ее снял, а я отказывал, из-за чего эта жирная мразь на меня набросилась. Если бы не успел убежать, то лютне пришли б кранты. Не понимаю, куда теперь направляюсь. Из таверны я рванул к лесу, бежал, как ошпаренный, и теперь немного заблудился. Вроде как нашлась достаточно широкая тропа, главное – не прийти по ней обра (прим.: слово так и не было закончено, кончик последней буквы чрезмерно длинный, тянется кверху, почти перечеркивая собой верхнюю строку)
31 мая
Вышел из леса в какую-то деревню, сижу под солнцем, напившись воды и отдыхаю. Последнюю запись не дописал, потому что услышал крики и захотел помочь. Я побежал на звук, увидел повозку, бандюг, которые угрожали троим мужчинам… Господи, я такой дурак! Нужно было затаиться и что-то придумать, но нет, нужно было возомнить себя героем и кинуться на грабителя, который приставил нож к горлу одного из этих путешествующих бедолаг. Мы повалились на землю, я успел разбить ему нос, какой-то из его дружков воткнул мне нож в спину и вскрикнул, после чего нас разняли. А дальше истории не выйдет, потому что как всегда бывает, когда я попадаю в какое-то дерьмо: я потерял сознание. Эти сукины дети забрали всё: деньги, шляпу, маску, – даже крестик срезали. Но это пустое, настоящее чудо в том, что я, хоть грязный и нищий, хоть и сижу прямо на земле весь облитый колодезной водой, хоть и похож сейчас больше на какого-то отшельника, нежели на менестреля, но всё-таки живой. У этих бандитов было достаточно причин не просто меня порезать, не было бы ничего странного, пожелай они меня четвертовать или что-то вроде. Для них я возник из воздуха, из моих ран не шла кровь, да и клыки наверняка приметил кто-то из них. Забавно, но, наверное, от расправы меня спасла именно слабость, ибо как можно считать страшной демонической сущностью того, кто практически сразу после начала боя грохнулся в обморок? Очнулся я со следами от ножа на шее, животе, напоминала о себе и дыра в спине. Прав был Сэм, когда говорил, что слюна мне понадобится до того, как я доберусь до ближайшего единорожьего леса. Склянка с ней валялась неподалеку, к счастью, у меня получилось дотянуться. До сих пор не могу поверить. Они не проткнули мне легкие, склянка не разбилась, я очнулся раньше, чем меня с другими жертвами нашли дикие животные в конце концов! Думается, что это знак свыше. Знак того, что мне дали шанс искупить все свои грехи. Оправдываю я его пока неважно. Но какое действие правильно? Я не могу не пить кровь, я пробовал, но к чему это привело. Эти запахи, которые стали преследовать меня после проклятья, которые ждут меня везде, где есть хоть одно живое существо, они сводят с ума, с ними невозможно бороться. Я не раз убедился, что они забирают все человеческое в том, кто пытается их игнорировать, и таким образом черпают свою силу, чтобы в определенный момент превратить осмелившегося им противиться в зверя. Смог бы самый честный праведник выдержать подобное испытание или также как я заклеймил бы себя убийцей? Несколько лет проведенных в монастыре не научили меня тому, как можно выиграть войну с искушениями. Единственное, что я могу – не пить кровь людей, заменять ее той, что течет в жилах животных, раззадоривать этим человеческие запахи, сопротивляться им и утешать себя тем, что я совершаю меньший грех, чем мог бы. И самое паршивое здесь, что даже не считайся питие животной крови злом, я бы все равно остался грешником, и фляжка одного из тех мертвых путешественников, которую я наполнил его кровью – одно из наиболее невинных тому подтверждений. Ладно, лучше не думать об этом. Моя лютня осталась со мной, похоже, что бандиты пошли в другую сторону, позволив ей дождаться своего хозяина. А раз у музыканта есть инструмент, то и деньги лишь дело времени.