- Да падет Ингельбалд!
"Да падет Ингельбалд!" - прокатилось эхом.
Гул нарастал - это мечи из ребра дракона колотили по легким круглым щитам, обтянутым кожей летучей рыбы Ау. Так себе оружие, но другого у нас не было. Нас вел праведный гнев, защищая лучше любого щита.
- Да падет Ингель...бульк, - сосед слева захлебнулся собственной кровью, что зеленым фонтанчиком брызнула из развороченной шеи.
"Снайпер", - пронеслось шелестяще по рядам. Толпа зароптала, кто-то дернулся бежать, но большинство лишь сомкнуло щиты, стиснуло зубы и продолжило движение вперед.
Крохотный Алый бутон расцвел на рукаве соседа справа, и я поспешно пригнулся, прикрываясь щитом. Грохнуло так, что содрогнулся мир уже почти бесшумно - уши забила мягкая вата контузии. Щит лопнул, кожа рыбы Ау свернулась обугленными трубочками и расползлась в стороны, оголяя скелет щита.
Я отбросил бесполезный остов, стиснул зубы и устремился вперед. Направо старался не смотреть, устремив взгляд на антрацитовые шпили Ингельбалда - Вечной Твердыни и вечного бельма на глазу для каждого истинного орка. Алый Цветок, вспучившийся позади, я не увидел. Взрыв смял мое тело и втоптал его в спрессованную в камень под тяжестью тысяч орочьих смертей землю Оривенн. Нашу землю.
Орки давно перестали считать, сколько длится осада Ингельбалда. Вечная Осада - так мы ее прозвали. "Слишком много Вечности для этих лупоглазых лупоухов", - говорил Арк. Больше не скажет - это он шел в строю справа от меня. Теперь вечность принадлежит ему по праву, Арк волен распоряжаться ею по своему усмотрению. А шагающий замок Ингельбалд, что пожирает наши степи, оставляя за собой пышный хвост эльфийских лесов,- больше не его головная боль.
- Ну и зачем оно мне надо? - голос причитал давно, просто я, укутанный пеленой болеутоляющих заклинаний, обращал на него не больше внимания, чем на зудящего над ухом комара. - У меня ведь хозяйство... Помидорки... Урожай переспевает. Эх, говорят, на той стороне - вот это урожаи... Эльфы, говорят, слово знают...
Я дернулся. Уж не знаю, что собирался сделать, подушкой в нытика запустить, что ли - тут, в шатре тылового госпиталя, другого оружия в моем распоряжении не было. Пошевелиться не удалось. Тело было не моим, оно не слушалось. Только и вышло - слегка повернуть голову в сторону говорившего.
Орк сидел на ложе у входа, разложив поверх шкур обмотанную пухлыми бинтами ногу. Упитанный, он и сейчас поддерживал форму: смачно похрустывая огурчиком, откусывал попеременно то от него, то от завернутой в свежую лепешку домашней колбасы. По лекарскому шатру вкрадчиво полз аромат чеснока и копченого шпика.
- "Помидорки", - передразнил орка невидимый с моего места собеседник. - Скажешь тоже.
- А и скажу! - продолжил разглагольствовать здоровяк. Челюсти его безостановочно двигались, перемалывая пищу. - Наши специально воюют, чтобы простому орку невдомек было, как за лесоразделом хорошо живется. А ведь эльфы нам зла не желают. Где доказательства, что это вообще они супротив нас стоят? Ты хоть одного эльфа у Ингельбалда видел? Только цветы ихние, но ими кто угодно мог воспользоваться, в любой колдунской лавке таких валом.
Подушкой в него запустить я так и не сумел. Смог лишь простонать в бессильной злобе что-то ругательное, но маловразумительное.
- Вон, смотри, что с парнем сделали. И кто виноват, эльфы, по-твоему? Неет, это наши шаманы за власть цепляются, это им выгодна война, - толстяк соизволил обратить внимание на стоны, но не на их источник: говорил так, будто меня тут и не было. - А нам оно нужно? Лучше уж под эльфами, да живыми.
- Ага, и с помидорками, - заржал невидимый мне собеседник.
Сегодня наконец-то удалось пошевелить рукой.
Я никому не сказал, даже милой юной сиделке, которая меняет мне подгузники и кормит с ложечки. В первую очередь, ей и не сказал. За месяцы, прошедшие с моей последней битвы, мир сошел с ума. Весь гребаный мир, все гребаные орки в нем, кроме меня и сиделки. Вот, опять забыл ее имя.
С памятью совсем беда. Вылетают из нее имена окружающих, а развидеть жующего орка из госпиталя не могу. Много таких, жующих, повидал. Оривенн устала от Вечной Осады. Лопоухая зараза вползла в шатры и уши орков.
- Что Ингельбалд? На сколько продвинулся? - Вечная Твердыня, будто чувствуя, что орки дали слабину, собирала все более обильную жатву, ускоряя ход.
- Что за страсть к самоистязанию? Оно тебе надо? Оставь уже войну. Живи... как можешь, - сиделка неодобрительно поджала губы, поддернула подушку повыше, устраивая меня в сидячем положении.
Я продолжал буравить ее взглядом, давая понять, что жду ответа.
- Шаманы объявили о ненападении. Конец Вечной Осады близится, - нервно передвинув камни заклинаний, сиделка рывком поднялась с колен.
Глаз она так и не подняла и даже не обернулась, впуская на мгновение под полог шатра знойный запах спелых степных трав и треск кузнечиков.
Беда с памятью. Не у меня, у орков. Они больше не хотят помнить, за что воюют. Я же забыть не могу и не хочу.
Оривенн сурова. Бескрайняя степь не балует обильными урожаями и требует мастерства от охотников, не желающих возвращаться с пустыми руками. Но Оривенн умеет быть благодарной, даря силу и мощь своим сынам, умеющим слушать степь. Так было испокон веков, и испокон веков орки были непобедимы.
А потом пришли эльфы - стройные, сладкоречивые. И принялись садить свой Благословенный Лес на нашей земле, не спросив нашего согласия. Настолько благословенный, что оркам в нем нашлось место лишь в качестве... удобрения. Эльфы предлагали сытное существование в обмен на наши земли, наше послушание и наших мертвых. Он хотели забрать у нас Последнее Право: соединиться с вечностью, отдавая свой пепел ветрам Оривенн.
Погребальные костры заклеймили дикарским обычаем, пережитком прошлого - эльфам наша мертвая плоть нужна не тронутой огнем. Лишь бесславно сгнив под корнями захватчиков-деревьев, тела орков могли подкрепить "слово" лопоухих. Помидорки от этого слова росли знатные. И леса их любимые вставали еще более пышной стеной.
Да только степь Оривенн гибла, а орки хирели. Но кому важна физическая мощь, когда есть помидорки.
"Эта война бессмысленна", - говорили они. Их становилось все больше: к сладкоречивым эльфам присоединялись простые орки и даже шаманы. Они правы, эта война бессмысленна, если она не нужна тем, за кого тысячи орков отдали свои жизни и здоровье.
Сегодня мне удалось пошевелить рукой. А значит, смогу дотянуться во-он до того пурпурного пятнышка в обезболивающем заклинании. И жать, жать на него до тех пор, пока эта война не закончится. Для меня лично.
Я не сказал сиделке о своем успехе. Но в этом и не было нужды, она, будто нарочно, подвинула камень заклинания так, чтобы я сумел его достать. Хорошая, ты, сестричка, хоть и безалаберная. Как же твое имя?
Опять вылетело из головы.
***
По главному стойбищу ползли толки. Мол, не будет в этом году праздника Возрождения Оривенн. Зачем эти ритуалы, ведь совсем скоро на земли табора придет Ингельбалд, и не станет больше изнуряюще-голодного лета, когда все живое в степи умирает или засыпает. Между шатрами, стоящими здесь так давно, что они вросли в землю и обзавелись каменными пристройками, не пройдут воины в священном танце, отдавая дань почтения бескрайней степи.
"Ну и правильно, пусть лучше огороды сажают", - шептали у костров.
Кари места себе не находил, вертелся у шатра, то и дело поглядывая на чистое небо, затянутое знойной дымкой.
- Аба, а вдруг дождь поймет, что оркам он не нужен, и не придет? - то и дело спрашивал малыш у дремавшей в тени под навесом из шкур старухи.
Та только отмахивалась, потирала широкий нос скрюченным пальцем и многозначительно жмурилась на солнце.
Первые тучи показались на белом от жары небе лишь к вечеру.
- Оривенн никогда не оставит своих сынов, - пробормотала старуха. - Как и истинные сыны Оривенн никогда не оставят свою землю, даже в вечности.
- В вечности... - эхом повторил Кари.
По пыльной, потрескавшейся от долгого зноя красноватой земле шла армия. На суровых лицах воинов застыло выражение мрачной решимости. Проходя мимо врытого посреди стойбища алтаря, воины пускались в ритуальную пляску, но едва миновав священный камень Оривенн, вновь смыкали ряды и переходили на строевой шаг.
Вереница шествия тянулась из бесконечности, выныривая из знойного марева у горизонта. Казалось, под тяжестью тысячи ног, ступающих в унисон, земля обязана содрогаться. Но под грубыми сапогами из кожи песчаных змей не дрогнул ни один камушек, ни одна сухая травинка не сломалась. Красное закатное солнце просвечивало сквозь тела воинов, а первые, самые крупные, капли дождя беспрепятственно достигали земли, проходя сквозь не вполне материальные щиты.
***
Сосед слева кивнул в ответ на мой взгляд, поудобнее перехватывая щит.
- Я же говорил, что вечностью эти лупоглазые луполухи подавятся, - донеслось справа.
Арк хитро подмигнул мне, поигрывая бутоном Алого Цветка, уютно устроившимся в его ладони.
- Да падет Ингельбалд!
***
- Да падет Ингельбалд, - вздохнула старуха и смежила усталые веки.
- Аба, а почему ты... там? - Кари растерянно, замер, уставившись на призрачное воинство.
Рядом с рослыми, могучими воинами шла тоненькая юная орчанка. Он улыбалась Кари знакомой улыбкой бабушки Абы.
***
Аба. Имя сиделки было Аба.
Все-таки вечность здорово способствует восстановлению памяти.