– Можно подумать, без меня реки крови не льются, – Дьявол фыркнул. – Ты вот, куда от хорошей жизни бежишь?
– Я не бегу, я иду, по своей воле. Просто жизнь у меня…
– Что – жизнь? – въедливо поинтересовался незнакомец.
– Несправедливая какая-то, – Манька задумалась, поежившись. – Неправильная она. Не сложилась. Но ведь это не у всех, другие не жалуются.
– Жизнь – она или есть, или ее нет, – твердо произнес собеседник.
– Значит, я неправильная… – отгрызая ноготь, осудила Манька себя. – А Дьявол… Дьявол не стал бы со мной разговаривать. Кто я ему? Он одного парня дураком сделал, и дела ему до него нет. Дети камнями в него кидают, люди смеются, а когда хотят унизить, обязательно сравнивают с ним. Родился больной. Батюшка Фекл сказал, это дьявольские козни, а лечение дорогое, не собрать столько в деревне. Так и живет… Но вы ведь не такой?
– Это не Дьявол, это люди его покалечили.
– А Батюшка говорил…
– Кем бы был Бог, если бы слушал батюшек?
– Батюшку-то?.. – Манька растеряно потерла лоб. – Но он бы Дьявола точно не стал! У него на такой случай и крест, и кадило с ладаном припасены. Дьявол их как огня боится – все это знают!
– М-да? Очень интересно. Я идиот, чтобы лезть к тем, кто меня привечает крестом и кадилом? – похоже, незнакомец уже начал сомневаться в ее умственных способностях, разочаровано смерив ее взглядом.
– Нет… но… Непонятно, до чего такие мысли доведут. Вам… тебе… к батюшке бы… Все к нему идут, когда плохо… Или в больницу… Но ждать долго, да и лечат так себе… – она многозначительно взглянула на золотую цепь на его груди. – Но вы можете заплатить – вас точно вылечат.
– И помогает? Отец Фекл?
– Не знаю. Наверно. Если обращаются. Но лучше в больницу.
– Было бы любопытно взглянуть, как меня будут убеждать, что я не существую.
Дьявол заложил руки за спину, и внезапно пред Манькой предстал кабинет, в котором за столом, в кожаном кресле, в белом халате, с зеркалом на лбу и фонендоскопом на шее, сидел Дьявол-врач. Она даже почувствовала носом запах кофе, который Дьявол-врач прихлебывал из белой кружки с красным пронзенным стрелой сердцем. Кресло, стол, свет в кабинете, будто там был день – все соткалось из воздуха, как по волшебству, и эта картина напоминала разрыв в пространстве, как дыра в кабинет врача, а вокруг оставалось все то же поле, лес, тающие сумерки и грязь под ногами. В кабинет вошел еще один Дьявол, боязливо присевший на краешек стула. Хмурый и недовольный Дьявол-врач приготовился слушать убитого болезнью и сомнениями Дьявола-пациента.
Манька потрясенно замолчала, мысленно перекрестившись. Кабинет казался настолько реальным, что казалось, она спокойно при желании может в него войти.
Не зря батюшка пугал: первый признак того, что человек попал в лапы к Дьяволу, всякие видения, а видения – следствие того, что у человека веры не осталось. В такую реальность она бы без труда поверила. Ее прошибла холодная испарина: скорее всего, справиться с Дьяволом только Святым Отцам под силу, но раз психиатрические лечебницы оставались переполненными, значит, даже они не всем помогали и не всегда побеждали. Каков же будет ее конец?! Попала так попала, из огня да в полымя.
Внутри все сжалось от ледяного страха.
Она зажмурилась, прочла «Отче Наш», открыла глаза. Кабинет с двумя Дьяволами исчез, но незнакомец остался. Она видела сквозь него стволы деревьев, кусты, даже небо, но, когда она смотрела на него, все становилось смазанным, а когда на предметы, эфемерным казался уже он, точно муть на стеклах очков.
Но нет, не призрак, она ни разу не слышала, чтобы призраки могли показывать что-то иное, кроме себя…
Дьявол, не Дьявол, а за демона вполне мог сойти…
Тогда почему он с нею вообще разговаривает? Обычно, одержимые страшно ругались, бились в падучей, изо рта шла пена. Даже людей иногда убивали. И никто самих демонов или Дьявола не видел, хватало того, что они с человеком творят. А этот вежливый, умный, обходительный, по виду, одерживать ею не собирался, да еще предстал лицом, не хоронясь.
Что же он задумал?
– Если вы – Дьявол, значит, это вы Святых Отцов поносите матерными словами из одержимых людей? – напрямую спросила она.
– Бесы, – с улыбкой ответил незнакомец. – Но они не всегда ругаются, некоторые только радуют – ни один батюшка худое слово про них не скажет… А может, Дьявола нет? – собеседник ее с ехидцей прищурился. – Спаситель Йеся одержал верх, всех сделал счастливыми, ушла неправда с земли… Вот ты, оскотинилась, и перестал любить: ни денег, ни счастья, ни судов праведных, а была бы человеком…
Манька почувствовала, что незнакомец задел за живое.
– Он почему-то меня еще в детстве невзлюбил, – раздосадовано пожаловалась она, пожимая плечом. – Наш кузнец… Господин Упыреев, говорит, я грешить не умею… Осознанно. А разве так бывает? Человек сам должен строить свою жизнь, Спаситель только показал, что счастье есть. И мне казалось, я правильно его понимаю, а как послушать дядьку Упыря… и вроде права я, а как посмотришь по сторонам, что-то не сходится.
– Интересная версия, – задумался незнакомец. – А сам-то он был счастлив?
– Наверное. Был бы не счастливый, не стал бы людей спасать.
– Значит, ты от счастья подбирала брошенных собак?
– Откуда у меня счастье? Жалко. А так сидим вечером, не одна, и про себя забыла. Только не жили они у меня долго, то потравят, то уведут, – этого она простить односельчанам не могла.
– Значит, это из жалости Спаситель покусился на веру людей и храмы, чтобы завладеть десятиной и сокровищами?
Манька вскинулась, с прищуром взглянув на Дьявола – это он на что намекает? Что она из зависти к Благодетельнице собралась? Да какая же это зависть? Много чувств сошлись на том, что пора тирании положить конец.
– Вы… ты… такие вопросы задаете… – она вдруг поймала себя на мысли, что не меньше других боится уличения в порочащей связи. Да он же толкает ее на кощунство! – Вы, безусловно, не можете быть Дьяволом! – сделала она еще одну попытку образумить незнакомца.
Он ей понравился, не часто к ней относились по-человечески, обращался к ней запросто, на равных, а с ним даже кузнец Упыреев вряд ли рискнул бы говорить пренебрежительно. Но что-то он путает, никто Дьявола Богом не считал, наоборот, пытались объявить преступником – виновником всех человеческих бед. От Дьявола открещивались, одержимые им становились объектом пристального изучения, а тех, кто якшался с ним, еще недавно сжигали заживо. Мало ли других великих людей и богов, на которых можно с гордостью равняться?
– Дьявол – нечистый и жестокий, вы на него ничуть не похожи.
– На себя посмотри! Ногти грязные, волосы войлоком скатались, сама темная, любой бомж смотрелся бы рядом краше, – обличил ее незнакомец.
Манька украдкой взглядом проверила его ногти. Чистенькие. Обточенные и покрытые лаком. И не успела подумать, как его красивые ухоженные руки оказались в дорогих черных перчатках с золотыми пряжками, а в руках невесть откуда вновь появилась лакированная трость из красного дерева, про которую она как-то забыла.
– Это гребешок у меня сломался… – покраснела она. – Там всего два зуба осталось. Крайний левый и крайний правый… – лицо ее пошло стыдливыми виноватыми пятнами. – Ну, не знаю… – неуверенно протянула она, уже начав сомневаться и в том, что Дьявол существует, и в том, что не существует, и что в Аду, и что на земле. Может, и правда не виноват, что люди сходят с ума и бьются в конвульсиях, про нее тоже всякое говорят – людей послушать, так страшнее нее человека не сыщешь.
Но чтобы сам Дьявол….
Заметив ее сомнения, Дьявол щелкнул пальцами. Внезапно сверкнула яркая мощная молния, соединив небо и землю, высветив поле и деревню на краю синим светом, а потом грянул раскатистый железный гром, и на окраине, недалеко от того места, где стояла ее избушка, вспыхнуло и занялось огнем одинокое сухое дерево. Мгновенно! Как пучок сухого мха! От корней до верхушки! А спустя минуту завыли собаки, закричали петухи, и кто-то забил в набат, созывая жителей.
Тишину над полем нарушили встревоженные крики, засветились одно за другим окна домов, рядом с горящим деревом в свете огня заметались тени. Их возгласы прокатывались над полем многократным эхом, и Манька даже узнавала голоса соседей.
– Видела? – довольный собой, спросил незнакомец. – Бесы так не умеют.
Манька утвердительно кивнула, рассмотрев свой домишко. Во взгляде ее промелькнула надежда: может быть, там, в избушке, что-то еще осталось из нужных вещей. Перед уходом она сложила все самое ценное в мешок, а мешок спрятала в каморку под лестницей, и только она знала, что там есть маленькая дверца. По крайне мере, незнакомец мог бы увидеть ее другую, но заметив мечущихся людей, тяжело вздохнула и поникла, отказавшись от мысли заскочить домой.
Лучше бы гребешок подарил… Или ножницы…
И, будто прочитав ее мысли, незнакомец позвал:
– Если уж рядом, отчего родной дом не проведать? Дорога долгая, снимется с тебя не одно платье. Может быть, ложку для меня отыщем. Я на долгое путешествие не рассчитывал.
– Увидят, – Манька опасливо поежилась.
– Эка невидаль! – проворчал незнакомец. – Может, сначала им докажешь, что молиться надо на тебя, а не на Благодетельницу? – он ткнул ладонью в сторону пожарища. – Кого-то в расход, кому-то красного петуха, а еще неплохо парочку колодцев отравить. Замолятся, поверь. Ну, пока не поймают.
Манька представила картину и прыснула в кулак, мысль была интересной. Может, просто не боялись ее? Прислушалась к себе: нет, она любила деревню, уважала односельчан, не желая им зла, часто вспоминая с грустью. Ей хотелось, чтоб и они ее уважали – для того и отправилась она в путь.
– Ладно, не парься, – Дьявол подбадривающе хлопнул по спине. – В конце концов, добро побеждает зло, – он обернулся. – Идешь? – и зашагал прямиком к дому через поле с многолетней травой, на котором трава еще не успела отрасти.
– Иду, – кивнула она, взвалив на себя котомку. Про нее, наверное, забыли давно, а одежда ей нужна, ее-то совсем обветшала и износилась.
Жители, убедившись, что огонь не угрожает домам, быстро разошлись. С утра выгонять скотину, еще не привыкшую пастись на пастбище, собирать детей в школу, ехать на работу. К тому времени, как они оказались на краю деревни, возле догорающего дерева было пусто.
Прибавила шаг, обогнав Дьявола.
– Надо успеть до восхода, не хочу никого видеть, – поторопила она.
– Ну, Маня, не ожидал, что так не захочешь здесь жить, – удивился Дьявол. – Приятная деревенька, бывают хуже. Не били, не пытали, не гнали – святые люди!
– Жить-то я хочу, – призналась она, – но… хочу, чтобы относились ко мне по-другому, как к человеку.
– Они железом не тяготятся, Благодетелей всуе не поминают – вряд ли они изменятся, – с сомнением проворчал Дьявол, открывая ей повалившуюся калитку в огород, пропустив вперед. – А между собой они другие? Не доказано! Горбатых разве что могила исправит.
Глава 4. Начало нечистой мудрости
Выбитые окна избы слепо щерились. Молодые яблоньки и крыжовник выкопали и унесли, зато малина разрослась. Там, где раньше росли картофель и овощи, все затянул осот и сорняки, которые всходили дружно. Манька с жалостью повздыхала: не успела вернуться в срок, теперь придется забыть про огород еще на лето. Зато приветливо встречала цветущая черемуха, роняя белые хлопья лепестков и источая сладкий приторный аромат.
Воры, сняв с петель дверь и забрав инвентарь и инструменты, оставили избу – брать в доме больше было нечего. В горнице развлекалась молодежь или грелись бомжи. На кровати лежали чужие одеяла, на полу и на лавке разбросаны пустые бутылки из-под крепкого вина. Нетопленная печь за зиму просела и обвалилась, и знакомо скрипнули под ногами половицы…
Манька достала из тайника мешки с одеждой и другими вещами, которые копила и на приданное, и для жизни. К счастью, со спрятанным добром ничего не случилось, все лежало на месте, не поеденное мышами. Наверное, никому и в голову не пришло искать в ее доме что-то стоящее. Три пачки мыла, зубная паста, новое полотенце… Теплую зимнюю куртку одела на себя: теперь она знала – зима наступит быстро, не успеешь оглянуться. Дьявол поторопил, заметив, что в некоторых избах растапливают печь. Но это было лишним, Манька уже собрала в кучу то, что ей нужно: платья, брюки, свитера, постельное белье, теплое одеяло…
И с ужасом поняла, что вещей больше, чем сможет поднять.
– Так, – произнес Дьявол, заметив ее растерянность. – Может, избу с собой заберем?
Он вытряхнул содержимое котомки на пол.
– Одну пару наденешь, а эти две положим в рюкзак, – протянул ей железные башмаки. – И караваи туда же, – один каравай отложил в сторону. Два посоха и топорик связал по концам, закутал в теплую зимнюю куртку, попросив ее снять, приделал лямку из брюк. Привязал сверху два котелка, вложенные один в другой, скрепленные защелкой. Их Манька купила в походном магазине в дороге – незаменимая вещь: один для каши, второй для кипятка, чтобы попить чаю и помыться. Вязанку отставил в сторону, занявшись укладкой скарба в рюкзак. На дно, в порядке нужды, сложил завернутые в теплый свитер и брюки караваи и башмаки, заполнив свободное между ними пространство носками, нижним бельем и прочей мелочью. Запасной кусок хозяйственного мыла, зубную пасту, зимнюю теплую вязанную шапку. Все это заняло больше половины рюкзака, но места еще оставалось.
Пощупал рюкзак, помяв пальцами.
– Спину мозолить не должно.
Те вещи, которыми она часто пользовалась: белье, зубную пасту, щетку, мыло, расческу и зеркальце уложил в боковой карман. Туда же спрятал несколько коробков спичек, соль и перец в пластмассовых баночках. В другой боковой карман сунул наполовину заполненную двухлитровую бутыль с водой и ножи. В карман посередине уместились пара железных тарелок, две кружки и две ложки. Потом сверху доложил запасные рубахи, пару теплых брюк, полотенце и отложенный каравай.
– Кажется, ничего не забыли, – удовлетворенно проговорил он.
Манька с тоской взирала на красивые платья, на теплые свитера, на зимнюю шубку и шерстяное одеяло. Куча добра осталась лежать на полу – все, нажитое непосильным трудом. В дороге ей много чего не хватало, и выглядеть хотелось прилично.
– Я думал, мы от железа избавляться идем, или красоту показывать? – съязвил Дьявол, взваливая на нее котомку и вязанку; двумя косынками закрепил лямки, чтобы не съезжали. Манька согнулась, но отметила, что теперь, когда один комплект железа был на ней, стало легче.
Но разве легко тащить три лома и шесть пудовых гирь?
Порой она удивлялась, как поднимает свою неподъемную ношу. И однажды поняла, что она с железом, как полный человек. Обычно, полные люди не вспоминали о жировых отложениях, пока болезни не дали о себе знать. Железо, в которое заковал ее дядька Упырь, имело странные свойства: не так тяжело его тащить, как побороть тяжесть и немощь обремененного им тела.
Заметив, что она собирается уложить в мешок и спрятать оставшиеся вещи, Дьявол остановил:
– Маня, когда вернемся, это все выйдет из моды! Да за твои муки Благодетельница должна тебя так отблагодарить, что для добра придется караван заказывать!
Облившись кровью, Манька еще раз взглянула на свое имущество. Смешно, но больше у нее ничего и не было – все лежало здесь. Сколько она трудилась, чтобы позволить себе ту или иную вещь. Но если получится встретиться с Благодетельницей, она себе сотню таких платьев купит – и то правда, и, уже не раздумывая, переступила через разбросанную одежду и шагнула за дверь.
Ногам было непривычно больно.
Зря, наверное, оставили нормальную обувь, надо было хоть кроссовки взять.
Солнце уже поднялось из-за горизонта, деревня утопала в черемуховом благоухании. Больше всего на свете Манька любила этот запах. В такие дни уходила боль, уходила накопленная за зиму усталость. Пусть четыре месяца, но ей не придется мерзнуть, не придется копать дорожку в снегу до самой реки, чтобы наносить воды. На колодец она так и не накопила. Но когда взгляд наткнулся на кузню и высокий дом господина Упыреева, лицо ее исказилось мукой.