====== Пролог ======
Предрассветное небо, на котором контрастными тёмными пятнами выделялись редкие облака, постепенно окрашивалось в тёплые розово-жёлтые тона. В то время как на противоположной стороне небосклона ещё виднелись тусклые огоньки звёзд. Тейяки неторопливо покинул сонный дом и, привычно устроившись на аккуратной скамеечке у входа в лавку, стал расслабленно созерцать начало нового дня. Как и всегда при виде просыпающегося мира, в его душе стало подниматься смутное чувство. Казалось, ещё немного, и в центре груди вспыхнет и засияет тёплым светом комочек огня. Словно маленький кусочек солнца, чей край только показался из-за горизонта в просвете меж домами. Но вот ниже по улице негромко хлопнула дверь, на крышах домов через дорогу прозвучали чьи-то шаги, и наваждение ушло. Тело осталось таким же тяжёлым и непослушным.
Тейяки прекрасно знал, что давно превратился из сильного бойца, пусть и середнячка, не хватающего звёзд с неба, в мирного обывателя-лавочника. «Перегорание системы циркуляции чакры» — страшный диагноз, с которым он давно смирился. Пусть он никогда не вошёл бы в элиту клана — без додзюцу об этом не могло быть и речи. Пусть этот страшный диагноз, фактически, спас ему жизнь, направив её в мирное русло. Он смог многого добиться на новом для себя поприще. Его лавка привлекала покупателей не столько престижным красно-белым веером на дверях, сколько великолепным запахом свежей выпечки. Его жизнь была сытой и спокойной. Но всё же… он тосковал по тем дням, когда по жилам струился яростный огонь, когда хищный оскал боевых товарищей был отражением его собственной предвкушающей схватку улыбки; по дням, когда он знал, для чего живёт, а мир был простым и понятным.
Учиха Тейяки приходил на это место каждый день вот уже пять лет. Надеялся непонятно на что. Клял себя за сентиментальность и романтизм. И всё равно каждый день с замиранием сердца присаживался на знакомую до последней трещинки скамейку.
Двадцатичетырёхлетний ветеран уже совсем было собрался отпирать лавку, прилегавшую снаружи к стене кланового квартала, как вдруг услышал взволнованные женские голоса от дверей своего дома, который на эту стену опирался с другой стороны. Слегка нахмурившись, Тейяки заглянул в открытые ворота квартала Учиха. Его жена, Уручи, что-то тихо говорила молодой куноичи с ребёнком на руках. Полицейская форма, в которую была одета ранняя гостья, как и клановый камон на её рукаве, позволили хозяину дома легко её опознать:
— Анда-сан! Рад видеть вас. Как здоровье Инаби-куна?
— Здравствуйте, Тейяки-доно, — обернулась девушка. При этом стали видны её покрасневшие от слёз глаза, — Ирьёнины в госпитале сказали, что ничем не могут помочь. Кейракукей в мозгу у ребёнка сильно отличаются по размерам. Видимо, из-за какой-то патологии они развивались с разной скоростью. Сказали, что недоразвитые каналы слишком хрупки и не выдержат вмешательства, поэтому всё должно прийти в равновесие само, или… — она запнулась и шмыгнула носом. — Я должна быть на службе, чтобы заработать денег на лекарства и еду для нас с Ин-куном, но…
— Всё в порядке, девочка, — вклинилась в её сбивчивую речь Уручи. — Мы с мужем с радостью позаботимся об Инаби-куне. Положим в подсобке и будем регулярно забегать проверить. Думаю, у меня найдётся пара настоек, чтобы помочь ему справиться с недугом. Правда ведь, дорогой?
— Разумеется, дорогая, — её муж сохранял на лице каменное спокойствие. — Можете на нас положиться, Анда-сан.
— Благодарю вас, Тейяки-доно, Уручи-сан, я в долгу перед вами, — низко поклонилась куноичи, не спуская ребёнка с рук.
Несколькими минутами позже, наблюдая, как стройный силуэт Анды перепрыгивает с крыши на крышу, лавочник с иронией покосился на жену:
— «С радостью позаботимся», вот как?
— Непременно. И именно с радостью. Ками-сама и так послал девочке тяжёлые испытания. Не подставь мы плечо — они и вовсе стали бы непреодолимы.
— Она всего на четыре года младше нас с тобой. Хотя… Ты права, на неё слишком много свалилось в эти годы: стать вдовой с малышом на руках, ежедневно терпеть презрительные взгляды наших соклановцев, не видеть родню годами… Девочка очень хорошо держится.
— Ты прав, муж мой. Я восхищаюсь и горжусь твоим великодушием.
— Твоя лесть не изменит того факта, что нам в ближайшее время намного прибавилось хлопот. Ухаживать за лежачим — дело непростое.
— И тем не менее, ты не протестовал против моего решения, — губы женщины тронула улыбка.
— Упаси Ками-сама! — хозяин дома выглядел серьёзным, но в глазах его было веселье. — Спорить с тобой, когда у тебя руки упёрты в бока!.. Я ещё слишком молод, чтобы оставлять тебя вдовой. Однако, мы теряем время. За работу.
— Здравствуйте, Тейяки-сама!!! Отличный сегодня день, не правда ли?! А какой у вас тут чудесный аромат!
— Хе-хе, здорово, малой, как всегда голоден?
— Очень, Тейяки-сама! А уж когда прохожу мимо вашей лавки, всю улицу пугаю бурчаньем в животе!
— Держи, я тут припас тебе пару булок утренней выпечки. Ешь как следует, чтобы вырасти сильным ниндзя!
— О, спасибо вам огромное! Может, я могу что-то для вас сделать? Например, как в тот раз, отнести записку торговцу мукой?
— Хмм, вообще-то, Обито-кун, есть одно важное и сложное дело, где твоя помощь была бы нелишней…
— Правда?! Что это за дело, Тейяки-сама?
— Ты ведь знаешь Инаби-куна?
— Бака-Инаби! Очень глупый и вредный! Плохой! Он что, украл у вас булку? Или разбил окно? Я найду его и накажу! Вот прямо сейчас!..
— Эй-эй. Не так быстро, малой. Всё совсем наоборот. Инаби-кун сейчас очень болен, и за ним нужно присмотреть.
— Присмотреть? А как это? И что здесь сложного?
— Ну, обычно работать с больными позволяют только настоящим взрослым ниндзя — ирьёнинам. Это очень ответственное дело.
— Что?! Как настоящий ниндзя?! Ух ты! Я буду очень-очень стараться!
— Ну, раз так, то пройди в дом к Уручи-сан. Она расскажет, что нужно делать.
Тейяки проследил, как в дверях мелькнул клановый камон, занимавший всю спину пятилетнего мальчугана, и усмехнулся. Жена никогда не упрекала его в неспособности завести детей. Однако он отлично видел, как ей нравится с ними возиться.
— Уручи-сан! Уручи-сан! — взъерошенный мальчишка влетел в комнату, где хозяйка дома как раз занималась ответственным делом пересыпания и смешивания пряностей, отчего те закономерно разлетелись по столу и полу. — Инаби-кун, он... кажется, очнулся!
— Пойдём скорей, малыш, — Уручи поспешила следом за добровольной сиделкой. — Рассказывай, что произошло?
— Я сидел рядом и менял ту тряпочку на лбу на мокрую, когда он кааак дёрнется! А потом он глаза открыл! И на меня посмотрел! А я ему пить дал, как вы сказали!
— Вот как. Значит, он справляется с недугом, — женщина вошла в комнату, и проверила пациента. — Он спит.
— Да, Уручи-сан, он потом сразу уснул!
— Может он говорил что-нибудь?
— Ну... — мальчуган замялся, а потом выпалил: — Ещё он меня назвал братом, вот!
— Ты уверен? Что именно он сказал?
— Я точно не расслышал, он говорил очень-очень тихо, — Обито почесал затылок, — Инаби-кун сперва посмотрел на мою куртку, — кивок на одежду, сброшенную на спинку стула, — а потом на меня посмотрел и сказал: “Нии, яси, бе”, или как-то так. Как вы думаете, почему он вдруг назвал меня братом, мы же раньше совсем не дружили?
— Хм, — Уручи выглядела озадаченной, — наверное, то, что ты ему помогаешь, очень важно для него. Сам подумай, каково бы было тут лежать совсем одному?
— И правда! Это так грустно — быть постоянно одному! — мальчишка с жалостью посмотрел на больного, — Не волнуйся, Инаби-кун! Я не уйду и буду тебе помогать, сколько нужно! — и он широко зевнул.
— Отрадно слышать это, Обито-кун, — возле глаз женщины собрались морщинки, — но сейчас уже поздно, и скоро вернётся Анда-сан. Ночью она и сама может сидеть со своим сыном. А вот завтра утром нам опять понадобится твоя помощь.
— Я не подведу! Помогать другим — мой путь шиноби!
— Ты ведь сидел здесь целый день? Сейчас принесу тебе поесть.
— Спасибо, Уручи-сан!
Вернувшись в комнату и присев в изголовье кровати, женщина некоторое время изучала спокойное лицо спящего ребёнка, а затем, будто решившись, зажмурилась и приложила чуть осветившуюся зелёным руку ко лбу пациента. На долгих три минуты в комнате установилась абсолютная тишина, прерванная шумным вздохом женщины. Утерев пот дрожащей рукой, Уручи пробормотала себе под нос:
— Отстающие в развитии каналы чуть увеличились, циркуляция идёт, значит, и мыслить ты способен. Но чтобы такая патология развилась сама по себе... невозможно! Кто же это сделал с тобой, Инаби-кун? И что останется от тебя прежнего?
Знахарка встала и направилась к дверям. Больного не следует таскать туда-сюда, но и следить за ним всю ночь они с мужем не в состоянии. Значит, предстоит долго убеждать Анду на некоторое время поселиться у них. Хозяйка дома вздохнула, предчувствуя новую волну хлопот, и аккуратно прикрыла за собой дверь.
====== Глава 1 — А казалось, хуже уже не будет... ======
Я лежал и тупо пялился вверх. Кроме глаз и век ничем пошевелить я был не в состоянии, что жутко бесило. В голове крутилась фраза “незнакомый потолок”[1], что бесило ещё больше. Вокруг мельтешили местные, ухаживали за моей тушкой, ободряли, как могли. Говорили при этом по-японски, что доводило и вовсе до белого каления, ибо непонятно ж ни черта! Нет, кое-какие познания в “лунном” у меня имелись, недаром же столько времени убил на проклятые мультики, но с такими темпами речи всё сливалось в жуткую кашу, из которой мозг вычленял только отдельные знакомые слова. И вот в них-то и заключалась главная причина моей ярости.
Детское тело, которое я в подробностях рассмотрел во время “процедур”, тётка с радиоактивными ладошками, пацан с бело-красной хреновиной на спине куртки, а также поминаемые всуе Учиха, шиноби и даже грёбанный Риккудо-сеннин, так их всех через эдак, позволили мне очень быстро проскочить стадию отрицания[2] и плавно перейти к стадии гнева. Это, блин, определённо, идиотский мир дебильных Элементальных стран с их тупорылыми ниндзя! Которые ещё детьми с удовольствием друг друга режут во имя Воли Огня (Силы Юности, Пути Шиноби etc., нужное подчеркнуть). Да ещё тут, к тому же, питомник имбовых Марти Сью! Они тут, как говаривал один персонаж: “Так и кишат, так и прыгают”! Да ещё я в таком офигенном состоянии. Блин! Вернее, с учётом местных реалий, “даттебаё!”
А может? это по ошибке всё? Я с надеждой уставился в потолок. Эй, там! Вы явно что-то напутали в своей канцелярии! Я попаданец, или нет? Где моя должность наследника клана, офигенные девчонки вокруг и паутина света в пузе? А вообще, я личность нетребовательная, согласен даже побыть милой чёрной лужицей со склонностью к гаремам! Да хрен с вами, даже на дохленького очкарика со шрамом в виде копирайта согласен (благо, там уже за меня всё давно продумано — километры пошаговых инструкций не дадут ошибиться). Короче, где мои ништяки? Вот сейчас я закрою глаза, вздохну, а когда открою, вы всё исправите, лады? Ита-ак... вдох, выдох, и-и-и... суки. Ну, может, хоть обратно вернёте? Я уже всё осознал, правда-правда! И ошибки свои все понял тоже. Надо было просто не страдать по ней, а забить и жить дальше...
…Я сижу на скамейке, глядя прямо перед собой. В сквере сгущаются сумерки, чуть разгоняемые тёплым жёлтым светом единственного фонаря. Рядом со мной сидит Андрюха, а в ногах у нас примостилась почти полная бутылка из тёмного пластика. Отстранённо наблюдаю, как серый вечер неторопливо перетекает в непроглядную ночь, и слушаю вольный монолог на тему «Все бабы…». В нужных местах киваю, вставляю реплику или смеюсь, но всё это делаю на автомате. Андрюха остроумный рассказчик и хороший друг, видно, что он искренне старается помочь. И все его доводы логичны и правильны. Я отчётливо это понимаю. В той или иной вариации я слышал всё это уже раз десять — тут и дурак бы понял. Родители, родственники, друзья, даже знакомый психолог — все они доносят до меня одну и ту же мысль — как сошлись, так и разошлись, мало ли ещё на свете девчонок куда лучше, да и всё к тому шло… Я не спорю.
…Я еду на работу по знакомой до последнего кустика и забора дороге. Вот с этого места я пару месяцев назад позвонил ей. Ответила, что любит и ждёт, и чтоб приезжал поскорее. А вон там мы мёрзли после кино, ожидая маршрутку. А здесь… проехать чуть дальше в ту сторону, и будет место, где виделись в последний раз. Бывает, привязываешься к чему-то, и, потеряв, сожалеешь, будто лишился маленького кусочка души. У меня же сейчас будто с мясом выдрали половину. Куда бы я ни пошёл в этом проклятом городе — универ, работа, кино, театр, клубы, парки, улицы, вокзалы и остановки — везде со мной тени прошлого. Иногда вспоминается последний разговор — «давай останемся друзьями, ведь ничего особенного не случилось». Фактически, это было предложение из первых рядов наблюдать, как другой занимает моё место, получая весь букет «удовольствий». В такие минуты накатывает бешенство, и я ни капли не жалею о своих дальнейших действиях — как оказалось, могу быть злобной, мстительной тварью. Когда-то мы с ней смотрели «Вечное сияние чистого разума». Тогда я понимал правоту режиссёра — память, хорошую или плохую, нельзя выбрасывать на помойку. Сейчас я бы согласился на предложение доброго доктора без раздумий.
…В офисе я шучу, смеюсь и подтруниваю над коллегами. После отправляюсь в кино, пейнтбол или просто загоняю себя и товарищей на беговой дорожке недалеко от дома. Но день завершается, все расходятся по домам, и «мильон терзаний» стартует по новой. Знаю, так долго продолжаться не может. Нужно последовать советам друзей и «найти себе кого-нибудь», иначе и свихнуться недолго. Навешать лапши какой-нибудь девчонке, улыбаться, стесняться и водить по тем местам, где совсем недавно гулял с другой. Строить из себя влюблённого, будучи абсолютно безразличным. Притворяться и обманывать ради собственной выгоды. Да вот хрен! Я ни разу не святой, но подлостей делать не буду (первым, по крайней мере), хотя бы ради самоуважения.
В поисках, чем занять пустые и чёрные вечера, я прошёлся по всем пунктам убивания времени. Игры приедаются меньше, чем за неделю — благодаря своей профессии я не вижу ничего интересного в том, чтобы гонять нарисованные фигурки по экрану, увеличивая виртуальные числа «gold» или «experience». Японские мультики интереснее, но жутко бесят обилием затянутых сцен, когда герои просто стоят на одном месте и многозначительно молчат под нагнетающую музыку. Хороших фильмов выходит не так уж и много.
В итоге выбор остановился на литературе. Фэнтези, космооперы, и фанфики — куда уж без них? Здесь я могу выбирать тех авторов, мысли которых интересны, отбрасывая «произведения», сводящиеся к побиванию всех мужских особей и соблазнению всех женских. Красочные миры, нарисованные чужим воображением, отлично спасают от тоски по прошлому, но лекарством не являются. Я постепенно становлюсь всё более асоциальным. Так прошло полгода.
А однажды я проснулся и обнаружил себя ребёнком. Почти неспособным пошевелиться. Непонимающим речь окружающих. К тому же сам мир, выдуманный неадекватным мангакой… нелогичный, пафосный, жестокий. Не предел мечтаний, в общем. Сначала я мысленно бормотал «чур меня» и «отпусти, о чудо-трава». Через некоторое время пришёл к выводу, что либо я в коме и ловлю сейчас недетские приходы, либо мечта идиота таки сбылась. В любом случае, смотреть на незнакомый потолок надоело очень быстро, после чего и было принято основополагающее решение: «что тут думать — трясти надо».
Вынырнув из воспоминаний, подумал, что всё не так уж и плохо. Раз вон того пацанчика обзывают Обито-куном, заскучать мне в ближайшие лет тридцать не грозит гарантированно. Так что четвёртую стадию — депресняк — мы пропустим. Благо, я и в предыдущей жизни, при всей меланхолии, никаких выкрутасов по типу “прыгай вниз, не бойся” совершать не планировал, ибо ничего тупее и придумать нельзя. Ведь раз мы пока что коптим небо (ну, или потолок), то есть ещё шанс что-то изменить. Засим, принимаем к исполнению Великий План Попаданца: Выжить! Окрутеть! Нагнуть! Повторять с начала до полного просветления!