– Нет, добрейший Мартинус, не имею права. Сперва получи разрешение. И, если хочешь дела, отправляйся к королю сам.
Так, помимо собственной воли, Пэдуэю пришлось оседлать смирную кобылу и направиться через Апеннины к Адриатике. Фритарик сперва был от похода в восторге – так хотелось ему вновь сесть на коня. Однако очень скоро его настроение изменилось.
– Хозяин, – ворчал он, – я человек простой, необразованный. Но в лошадях толк знаю. Я всегда говорил, что хорошая лошадь – лучшее вложение денег. Если сейчас вдруг выскочат разбойники, наши старые клячи нас не спасут. О, я не страшусь смерти и тем более разбойников. Но сдохнуть подобно шелудивому псу в какой-нибудь безымянной могиле – что за позорный конец для благородного вандала! В моем прекрасном имении в Африке…
– Я не держу конюшен, – раздраженно сказал Пэдуэй, – и смягчился, поймав обиженный взгляд Фритарика. – Ничего, старина, когда-нибудь мы позволим себе добрых лошадей. Пока же у меня такое чувство, будто я сижу на муравейнике.
Они достигли Равенны на исходе четвертого дня. Косые лучи заходящего солнца пробивались сквозь туманную дымку и высвечивали золотые купола. Подал голос церковный колокол, и лягушки в лагунах умолкли; потом вновь принялись заунывно квакать. Таким Мартину и запомнился этот город у дамбы: перезвон колоколов, кваканье лягушек и пронзительная, безжалостная песнь москитов.
Главный церемониймейстер, казалось, просто родился с медоточивой улыбкой.
– Добрейший, все аудиенции у нашего короля расписаны на три недели вперед.
Три недели! За это время механизмы сломаются, а работники разбегутся. Манандрос, натура щедрая, особенно с чужими-то деньгами, доведет газету до банкротства. Тупик!.. Пэдуэй, после конного похода согнутый, словно старый паралитик, тяжело вздохнул и повернулся, чтобы уйти.
Вельможа, который сразу потерял половину гонора, воскликнул в искреннем изумлении:
– Как, разве у тебя нет денег?!
Конечно, устало подумал Мартин, кто принимает отказ всерьез?..
– Каковы же твои расценки?
Церемониймейстер принялся торжественно загибать пальцы.
– Ну, за двадцать солидов я предоставлю тебе аудиенцию завтра. За двухдневное ожидание я обычно беру десять солидов; но это будет воскресенье, поэтому могу предложить аудиенцию в понедельник за семь с половиной. На неделю вперед – два солида. Две недели…
Пэдуэй прервал монолог, предложив взятку в пять солидов за аудиенцию в понедельник. На том и порешили, когда Мартин добавил еще бутылочку бренди.
– И не забудь подарок королю! – напутствовал церемониймейстер.
Теодохад, сын Таразмунда, король готов, Главнокомандующий войсками Италии, Иллирии и Южной Галлии, наследный принц рода Амалов, герцог Тосканский, Благороднейший Патриций и т. д. и т. п., болезненно тощий и ростом с Пэдуэя, поглаживал короткую седую бородку. Он зыркнул на посетителя водянистыми глазками и проблеял тонким дребезжащим голоском:
– Ну, здравствуй, милейший, с чем пришел? Ах да, Мартинус Падуанский, ты, кажется, выпускаешь газету? Так-так…
Король без малейшего акцента говорил на классической латыни.
Пэдуэй чопорно поклонился:
– Да, мой господин. Прежде чем приступить к делу, я хотел бы…
– Отличная вещь эта твоя печатающая машина. Я о ней слышал. Неоценимая находка для ученых мужей. Надо познакомить тебя с Кассиодором. Уверен, ты захочешь напечатать его «Историю готов». Великолепный труд. Заслуживает широчайшего признания.
Пэдуэй терпеливо выждал.
– Я принес тебе скромный дар. Весьма необычный…
– Э? Дар? Прекрасно, прекрасно. Доставай же!
Пэдуэй раскрыл изящный кожаный футляр.
– Э? – удивленно пискнул король. – Что это такое?
Деликатно обходя щекотливый момент – пресловутую близорукость Теодохада, – Мартин разъяснил назначение увеличительного стекла.
Теодохад схватил первую попавшуюся книгу, поднес к ней подарок и взвизгнул от восторга.
– Превосходно, мой славный Мартинус! Теперь я смогу читать без головных болей?
– Надеюсь, господин. Что касается моего дела…
– Ах да, ты ведь жаждешь печатать Кассиодора. Сейчас я его позову.
– Нет, повелитель. Цель моего визита иная.
Не позволяя себя перебить, Пэдуэй торопливо рассказал королю про осложнения с Лиудерисом.
– Я не вмешиваюсь в решения местных военных начальников. Они сами знают, как поступать.
– Но, мой господин… – И Мартин разразился красноречивой тирадой о значении телеграфной компании.
– Э? Прибыльное дело? Почему же ты сразу не предложил мне долю?
Пэдуэй был потрясен и пробормотал что-то о нехватке времени. Теодохад укоризненно покачал головой.
– Стыдно, Мартинус. Верноподданные так себя не ведут. Видно, мир сошел с ума – народ не чтит своего монарха… Если ты лишаешь короля возможности честно заработать, то почему я должен заступаться за тебя перед Лиудерисом?
– Прошу прощения, мой господин…
– Стыдно, очень стыдно. Впрочем, ты хотел что-то сказать? Говори прямо, милейший, не тяни.
Пэдуэй с трудом подавил желание задушить этого невыносимого болтуна. Он подозвал Фритарика, камнем застывшего у двери; тот извлек подзорную трубу, и Пэдуэй объяснил ее назначение.
– Вот как? Весьма любопытно. Спасибо, Мартинус. Должен признать, что ты приносишь королю самые оригинальные подарки.
Пэдуэй онемел от такой наглости – он вовсе не собирался отдавать свою лучшую подзорную трубу! Но дело сделано.
– Если мой господин король сочтет возможным уладить… недоразумение с Лиудерисом, я могу обеспечить моему господину королю неувядаемую славу в мире ученых.
– Э? Ты о чем? Что тебе известно о науке? Ах да, я забыл, ты издатель. Собираешься печатать Кассиодора?
Пэдуэй мысленно простонал.
– Нет, не Кассиодора. Хотел бы, мой господин, чтобы тебя восславили как человека, который перевернул взгляды на Солнечную систему?
– Я предпочитаю не вмешиваться в дела местных военных начальников. Лиудерис – достойный солдат… Э? Ты о чем говорил, Мартинус? Что-то насчет Солнечной системы? А при чем тут Лиудерис?
– Совершенно ни при чем, мой господин.
Пэдуэй терпеливо повторил свое предложение.
– Что ж, я подумаю. А какова суть этой твоей теории?
Мало-помалу Мартин выманил у короля искомое разрешение взамен на сведения о теории Коперника и обещание напечатать трактат по астрономии под именем Теодохада. В конце часовой беседы он улыбнулся и сказал:
– Мой господин, похоже, мы пришли к полному взаимопониманию. Остался лишь один пустяк. Подзорная труба очень пригодится во время военных действий. Если угодно, я могу обеспечить офицеров…
– Э? Военные действия? Поговори с Виттигисом, моим главным генералом.
– А где он?
– Где? Ну и вопросы ты задаешь! Где-то на севере, полагаю. Там на нас, кажется, кто-то напал.
– Когда же он вернется?
– Откуда мне знать, добрейший Мартинус? Когда побьет этих аламанов, или бургундов, или кого там еще…
– Прошу простить меня, господин, но идет война с Империей! Крайне важно, чтобы подзорные трубы незамедлительно поступили в войска! Мы готовы поставлять их по разумной…
– Достаточно, Мартинус! – капризно перебил Теодохад. – Не надо подсказывать мне, как управлять государством. Ты ничем не лучше моего королевского совета. Только и слышишь: надо сделать то, надо сделать се!.. Я доверяю своим командирам и не хочу обременять себя мелочами. Сказано тебе: поговори с Виттигисом.
Теодохад явно пришел в дурное настроение. Поэтому Мартин промямлил несколько пустых любезностей, отвесил низкий поклон и ретировался.
Глава 7
Когда Пэдуэй вернулся в Рим, то сразу же поспешил узнать, как дела в газете. С первым номером, вышедшим в его отсутствие, все оказалось в порядке. О втором, только что отпечатанном, Манандрос загадочно молчал, а затем, с ликующим блеском во взоре, сообщил, что хозяина ждет потрясающий сюрприз. Так оно и было. Пэдуэй заглянул в пробный оттиск и обомлел. На первой полосе шел обстоятельный рассказ о взятке, которую Сильверий, новый папа римский, дал королю Теодохаду, чтобы обеспечить свое избрание.
– Черт побери! Ты спятил?! Надо же было додуматься такое напечатать!
– А что? – пролепетал Манандрос. – Это ведь правда.
– Правда, правда!.. Хочешь, чтобы нас повесили или сожгли на костре? Церковь и так относится к нам с подозрением. Даже если узнаешь, что епископ содержит двадцать любовниц, держи язык за зубами!
Манандрос шмыгнул носом, смахнул слезу и громко высморкался в тогу.
– Прости, хозяин, я хотел тебя порадовать… Ты не представляешь себе, как трудно было раздобыть факты об этой взятке… Между прочим, такой епископ есть. У него, конечно, не двадцать любовниц…
– Ну и молчи! Слава богу, номер еще не вышел.
– Вышел, хозяин.
– Что?!
На истошный вопль Пэдуэя в комнату вбежали несколько рабочих-печатников.
– Джон-книгоноша только что забрал первые сто экземпляров.
Джон-книгоноша едва не умер от страха, когда Пэдуэй, весь в грязи от многодневного путешествия, галопом пронесся по улице, спрыгнул с лошади и схватил его за руку. Кто-то заорал: «Воры! Разбойники! На помощь! Убивают!» – и Мартину пришлось успокаивать сорок разгневанных римлян.
Откуда ни возьмись появился солдат-гот, протолкался через толпу и требовательно вопросил, что тут происходит. Некий гражданин указал на Пэдуэя пальцем:
– Я сам слышал, как он пригрозил перерезать несчастному горло, если тот не отдаст свой кошелек!
Даже арестованный, Пэдуэй не выпускал руки Джона-книгоноши, от испуга утратившего дар речи. Мартин беспрекословно последовал за готом, но, удалившись от толпы, увлек солдата в копону, угостил хорошенько его с Джоном и попытался все объяснить. Гот оставался непреклонен, несмотря на протесты пришедшего в себя торговца книгами, пока Пэдуэй щедро не одарил его. Дело было улажено; приходилось только расстраиваться, что кто-то тем временем успел украсть оставленного на улице коня.
Зажав бесценные газеты под мышкой, Пэдуэй поспешил домой. Домочадцы восприняли утрату лошади философски.
– Ничего, хозяин, – сказал Фритарик. – Старая кляча все равно и гроша ломаного не стоила.
Узнав, что первая линия телеграфа через неделю должна заработать, Пэдуэй приободрился и лихо осушил кружку бренди. После тяжелого дня голова у него закружилась, и, когда Фритарик затянул свою любимую песню, он хриплым голосом стал подтягивать:
Джулия принесла ужин; сам себе удивившись, Мартин игриво шлепнул ее по мягкому месту.
После сытной еды его потянуло в сон. Фритарик уже дрых без задних ног на коврике перед входной дверью (что ни в коей мере не помешало бы вору спокойно хозяйничать в доме), и Пэдуэй поплелся наверх в свою спальню.
Едва он начал раздеваться, как в дверь постучали.
– Фритарик?
– Нет. Это я.
Пэдуэй нахмурился и открыл дверь. В полумрак комнаты, плавно покачивая широкими бедрами, вплыла Джулия из Апулии.
– Что тебе надо, Джулия?
Девушка посмотрела на него с искренним удивлением.
– Мой господин желает, чтобы я произнесла это вслух? Так не принято!
– Ты о чем?
Она хихикнула.
– А! – догадался Пэдуэй. – Виноват, ошиблись номером… Ну, давай-давай, пошла отсюда!
Джулия растерялась.
– Хозяин… хозяин не хочет меня?
– Вот именно. По крайней мере в этом смысле.
Ее губы задрожали, по щекам скатились две крупные слезинки.
– Я тебе не нравлюсь? Ты думаешь, я недостаточно хороша для тебя?..
– Я думаю, что ты хорошо готовишь. Все, хватит. Спокойной ночи.
Девушка засопела, всхлипнула и вдруг в голос зарыдала:
– Только потому, что я из деревни… ты и не смотрел на меня… никогда не звал… а сегодня ты был таким милым… я думала… я думала… У-у-у-у!
– Ладно-ладно, успокойся… Ради бога, перестань реветь! Садись. Я дам тебе выпить.
После первого глотка бренди Джулия громко чмокнула губами и вытерла слезы.
– Хорошо, – блаженно пролепетала она. – Ты хороший. Любовь хорошая. Мужчине нельзя жить без любви. Любовь… Ах!
Джулия совершила телом змееподобное движение, казалось бы, немыслимое для девушки с ее фигурой. Пэдуэй выпучил глаза и громко сглотнул.
– Дай-ка бутыль, – проговорил он. – Мне тоже надо выпить.
Через некоторое время Джулия вновь подала голос:
– Ну, теперь мы займемся любовью?
– Э-э… скоро. Да, полагаю, скоро. – Пэдуэй икнул. Потом посмотрел на крупные босые ступни девушки и сдвинул брови. – Только – ик! – еще одну минуту, моя тяжеловесная дриада. Давай-ка взглянем на твои ноги. – Ее подошвы были черными. – Нет, не годится. О нет, просто исключено, моя похотливая амазонка. Такие ноги – непер… непреодолимое психологическое пр… пр-пятствие.
– Чего?
– Омоем нижние конечности, о жрица любви!
– Я не понимаю!
– Не важно, я сам не понимаю… Суть в том, что тебе сперва надо вымыть ноги.
– Этого требует твоя вера?
– Скажем, так. Ч-черт! – Пэдуэй свалил кувшин и чудом поймал его на лету. – Ну-с, моя царица благовоний…
Джулия хихикнула.
– Ты самый хороший мужчина на свете! В жизни ничего подобного не слышала…
Пэдуэй разлепил веки и сразу все вспомнил. Самочувствие было отличное. Он настороженно прислушался к своей совести. Та тоже чувствовала себя превосходно.
Мартин потянулся и сел, склонившись над девушкой, занимавшей две трети его не слишком широкого ложа. От резкого движения сползло покрывало и обнажились большие груди Джулии, а между ними – кусочек ржавого железа, подвешенный на спускавшейся с шеи веревочке. По ее словам, это – гвоздь из креста святого Андрея…
Пэдуэй улыбнулся. К перечню простейших механических новшеств, которые он собирался ввести в быт, следовало добавить еще пункт-другой. Ну а пока…
Из густой поросли волос под мышкой Джулии появился мохнатый серый паучок размером с булавочную головку. Светлый на фоне золотисто-коричневой кожи, он медленно полз…
Пэдуэй вскочил с постели и, весь скривившись от отвращения, торопливо натянул одежду, забыв даже умыться. В комнате смердело. Рим, должно быть, притупил его обоняние, иначе он давно заметил бы этот неприятный удушающий запах…
Проснулась Джулия. Мартин что-то неразборчиво пробормотал и выбежал за дверь.
Два часа он провел в публичных банях. Вечером робкий стук Джулии вызвал громкие крики и категорическое приказание убираться прочь и больше не подходить к его комнате. Девушка подозрительно засопела; тогда Пэдуэй выскочил на порог.
– Еще раз всхлипнешь, и ты уволена! – рявкнул он и с треском захлопнул дверь.
Джулия повиновалась, но с тех пор кидала на него по вечерам злобные взгляды.
Возвращаясь в воскресенье из Ульпиевой библиотеки, Пэдуэй застал у своего дома безмолвную толпу зевак. Он внимательно оглядел дом и не увидел ничего такого, что могло бы привлечь внимание.
– Скажи, незнакомец, – обратился Мартин к ближайшему мужчине, – почему вы так странно смотрите на мой дом?
Мужчина молча окинул его взглядом, и толпа стала медленно – по двое, по трое – расходиться.
В понедельник не явились два работника. К Пэдуэю подошел Нерва и, робко кашлянув, сказал:
– Полагаю, тебе следует знать, достойный Мартинус… Вчера, как обычно, я был на обедне в церкви архангела Гавриила…
– Ну?
– Отец Нарциссий читал проповедь о колдовстве – говорил о людях, которые прибегают к помощи демонов и пользуются нечестивыми приспособлениями. Очень странная была служба. По-моему, он имел в виду тебя, хозяин.
Пэдуэй встревожился. Конечно, нельзя исключить случайности, но он был уверен: Джулия решила снять с души грех совокупления с колдуном и исповедалась. Первая проповедь привела верующих поглазеть на логово нечистой силы. Еще две или три…